i e8c15ecf50a4a624 - Unknown
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одним из наглядных доказательств этого является аграрный проект правых крестьян (проект 42-х), о котором напоминала «Речь». В. И. Ленин писал о нем: «Будучи очень скромным по внешности, этот проект левее кадетского проекта, как признают и сами к.-д. Требуя обсуждения реформы, наделяющей крестьян землей, местными комиссиями, выбранными всеобщей подачей голосов, этот проект на деле есть революционный проект, ибо обсуждение земельной реформы на местах действительно демократическими выборными учреждениями абсолютно несовместимо с сохранением в современной России власти царя и землевладения помещиков. И то обстоятельство, что в черносотенной Думе, выбранной на основе избирательного закона, специально подделанного в пользу помещиков по указаниям объединенного дворянства, при господстве самой отчаянной реакции и бесшабашного белого террора,— что в такой Думе 42 крестьянина подписали подобный проект, это лучше всяких рассуждений доказывает революционность крестьянской массы в современной России. Пусть оппортунисты доказывают необходимость союза с
кадетами, необходимость сближения пролетариата с буржуазией в буржуазной революции,— сознательные рабочие только подкрепят, знакомясь с прениями в III Думе, свое убеждение в том, что невозможна буржуазная победоносная революция в России без общего натиска рабочих и крестьянских масс, вопреки шатаниям и изменам буржуазии» [504].
Основное содержание законопроекта сводилось к следующему. Если в данной местности обнаружится нехватка земли для безземельных и малоземельных, то в государственный земельный фонд передаются, помимо других, и земли частновладельческие, по справедливой оценке для передачи им на льготных условиях, причем «продажа земли частным лицам воспрещается». «Долги, лежащие на землях, передаваемых в государственный земельный фонд, переводятся на государственное казначейство». А «для возмещения части предстоящих государству расходов при проведении земельной реформы необходимо ввести прогрессивный налог с земли». Наконец, проект предусматривал, как отмечал В. И. Ленин, создание «местных земельных учреждений», выбираемых «всем населением данной местности», которые и определяют, какие земли подлежат передаче в государственный фонд [505].
Правительство отлично поняло смысл проекта 42-х. Министр финансов В. Н. Коковцов сообщил Столыпину, что ипотечные долги частного землевладения составляют сумму свыше 2 млрд. руб.[506] Главноуправляющий ведомством землеустройства и земледелия князь Б. А. Васильчи- ков заявил в своем ответе на запрос Столыпина, что возбуждение вопроса, поднятого законопроектом, «приносит неисчислимый вред делу землеустройства», «возбуждает в населении несбыточные надежды», «отвлекает внимание крестьянства от тех способов, коими оно действительно может упрочить свое благосостояние». «Крестьяне, уже готовые прийти к новым формам землепользования, вновь колеблются в своем намерении и, отказываясь приобретать отрубные участки и разверстывать чересполосность своих надельных земель, снова сосредоточатся на напряженном ожидании будущей прирезки земель». Надежде, что Дума даст землю, «ныне должен быть положен конец, и Государ
ственная Дума, отвергнув рассматриваемый законопроект по принципиальным- основаниям, без передачи его даже в комиссию, сделает для успокоения страны и направления сельского населения на путь культурной работы более, чем, может быть, годы напряженных стараний правительства» 41.
Не только ненависть к крестьянскому проекту руководила Васильчиковым. Основываясь на данных Централь- цого статистического комитета, он указывал, что «огромное большинство более крупных собственников», в случае введения прогрессивного налога, «будет вынуждено продавать казне свои имения». А если оценка их «будет предоставлена местным землеустроительным учреждениям, избранным всем населением данной местности..., то крайне вероятно, что практика этих землеустроительных учреждений еще значительно расширит те границы, в коих принудительное отчуждение предположено проектом» 42.
Столыпин, конечно, «вполне согласился» с соображениями Коковцова и Васильчикова43.
Большинство правых и других крестьян не трудовиков высказалось в духе законопроекта 42-х.
Крестьянин М. С. Андрейчук начал свое выступление следующим образом: «Обсуждая закон, созданный указом 9 ноября, я его приветствую». «Но,— продолжал он,— я хочу обратить внимание на кое-что другое. Наш уважаемый докладчик в своем докладе подчеркнул, что если принять этот самый закон 9 ноября, то этим разрешится аграрный вопрос; по-моему, совсем не так. В аграрном вопросе должны быть разрешены еще многие другие стороны, так как не суть важно, что острота явилась в аграрном вопросе от 9 ноября, а суть важно и остро это безземелье и малоземелье крестьян». Если человек голоден, он все равно будет кричать, что хочет есть. Поэтому необходимо «частичное отчуждение» 44. Так же выступил и Я. С. Никитюк. «Этот закон,— говорил он,— я приветствую, но я еще больше его приветствовал бы, если бы у нас была правда, если бы вместе с этим законом наделялись землей безземельные и малоземельные... Пусть нам отдадут... ту землю, которою мы пользовались еще в 40-х годах. Нас обманули в 1861 г. [507][508][509][510] при наделении землею (рукоплескания слева)... Говорят: у вас есть земельные банки; пусть они вам помогают. Да, верно, есть. Кому же они помогают? Помогают только тем людям, которые более состоятельны и которые уже имеют землю», а бедному даже ссуды не выдадут[511].
Лейтмотивом всех выступлений крестьян был этот двусторонний тезис: указ надо принять, но земельного вопроса он не решает.
«Указ 9 ноября,— говорил Ф. Т. Шевцов,— конечно, нужно принять... Но, гг., указом 9 ноября, опять я говорю, мы не ублаготворим народ. Народ, я повторяю, ожидал вовсе не указа 9 ноября, он его и не ожидает; он ожидает не разделения наших земель, которые у нас есть, он ожидает каких-либо источников наделения крестьян землею... Поэтому я говорю, что про этот указ 9 ноября я упоминаю с болью в сердце; он нужен и вовсе не нужен, он так, на воздухе... он идет сам по себе...» Мы здесь должны «установить такой закон, который все-таки наделил бы безземельных и малоземельных крестьян землей». «Без этого, гг., никогда вы не дойдете до мирного и спокойного, так сказать, состояния (рукоплескания слева и голос: слушайте, господа правые)»[512].
Крестьянин С. И. Сидоренко заявил: «Закон 9 ноября хорош, потому что як будет право собственности, так можно и одобрение получить, но что касается малоземелья и безземелья, то пока не будут удовлетворены безземельные, до тех пор не будет у нас, по России, спокойствия» [513].
Пора перестать говорить об указе и принять его, так начал свою речь В. Г. Амосенок. «Каждому из вас известно, кому полезен закон 9 ноября. Закон 9 ноября полезен крестьянам, имеющим достаточное количество земли... Вот поэтому я не могу не выразить правительству свою благодарность от имени таких крестьян Витебской губ. и от себя лично за инициативу и проведение в жизнь закона 9 ноября». Но безземельным он совершенно бесполезен, а малоземельным также не поможет[514].
Приведем еще одно выступление. «Закон 9 ноября вполне ясен и понятен,— говорил Г. Ф. Федоров.— С одной стороны, нельзя не признать закона 9 ноября, но с
другой — нельзя голосовать за этот закон потому, что в нем ничего не сказано о тех безземельных и малоземельных, которые, в случае принятия указа 9 ноября, останутся совершенно без земли и будут выброшены на произвол судьбы» 49.
Сравнивая речи кадетов и крестьян, В. И. Ленин писал.
«Сопоставьте с этим речи крестьян. Вот вам типичный правый крестьянин Сторчак. Он начинает свою речь воспроизведением полностью слов Николая II о „священных правах собственности44, недопустимости их „нарушения44 и т. д. Он продолжает: „дай бог государю здоровья. Он хорошо сказал для всего народа...44. Он кончает: „А если сказал государь, чтобы была правда и порядок, то, конечно, если я сижу на 3 десятинах земли, а рядом 30 000 десятин, то это не есть порядок и правда44!! Сравните этого монархиста с монархистом Березовским. Первый — темный мужик. Второй — образованный, почти европеец. Первый наивен до святости и политически неразвит до невероятия. Связь монархии с „порядком44, т. е. беспорядком и неправдой, охраняющими владельцев 30000 десятин, для него неясна. Второй — знаток политики, знающий все ходы и выходы к Витте, Трепову, Столыпину и К°, изучавший тонкости европейских конституций. Первый — один из миллионов, которые маются всю жизнь на 3 десятинах и которых экономическая действительность толкает на массовую революционную борьбу против 30 000-чников. Второй — один из десятков — самое большее: из сотни тысяч помещиков, желающий „по-мирному44 сохранить свое „культурное хозяйство44, помазав по губам мужичка. Неужели не ясно, что первый может сделать буржуазную революцию в России, уничтожить помещичье землевладение, создать крестьянскую республику (как бы ни страшило его теперь это слово) ? Неужели не ясно, что второй не может не тормозить борьбы масс, без которой невозможна победа революции?