Жена мудреца (Новеллы и повести) - Артур Шницлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот печальный летний день несчастье, по-видимому, навсегда поселилось в доме старого Лагарди. Урожай из года в год становился все скуднее, один родственник не вернул ему взятую взаймы сумму — все его сбережения, и когда в знойный августовский день старик внезапно умер в поле от удара, он не оставил ничего, кроме долгов. Маленький земельный участок продали, братья лишились крова, стали нищими и покинули деревню.
Карло было двадцать, Джеронимо пятнадцать лет. Тогда началась их нищенская, бродячая жизнь, которая длится до сих пор. Сначала Карло надеялся найти какой-нибудь заработок, который прокормил бы его и брата, но дело не ладилось, да и Джеронимо нигде не находил покоя, он хотел всегда быть в пути.
Вот уже двадцать лет бродят они по дорогам и горным перевалам, в Северной Италии и Южном Тироле, и всегда там, где как раз протекает самый густой поток путешественников.
И если после стольких лет Карло уже не испытывал той жгучей муки, которая терзала его раньше при каждом взгляде на солнце, при виде приветливого пейзажа, в нем все еще жила постоянно гложущая жалость, неизменная и неосознанная, как биение его сердца, как его дыхание. И он бывал рад, когда Джеронимо напивался.
Коляска с немецким семейством уехала. Карло присел, по своему обыкновению, на нижние ступеньки лестницы, но Джеронимо продолжал стоять, вяло опустив руки и подняв голову.
Мария, служанка, вышла из трактира.
— Много сегодня заработали? — крикнула она с крыльца.
Карло даже не обернулся. Слепой наклонился за своим стаканом, поднял его с земли и выпил за здоровье девушки. Иногда по вечерам она сидела рядом с ним в зале трактира, и он знал, что она красива.
Карло нагнулся и выглянул на дорогу. Дул сильный ветер, шумел дождь, и грохот приближающегося экипажа потонул в хаосе звуков. Карло поднялся и снова стал на свое место, рядом с братом.
Джеронимо начал петь, когда экипаж, в котором сидел только один пассажир, уже въехал во двор. Кучер торопливо выпряг лошадей и поспешно направился в трактир. Пассажир некоторое время продолжал сидеть в углу кареты, укутанный в серый дождевой плащ; казалось, он даже не слышал пения. Затем он выскочил из экипажа и начал стремительно шагать взад и вперед, не отходя далеко и непрерывно потирая руки, чтобы согреться. По-видимому, он только сейчас заметил нищих. Остановившись перед ними, он принялся долго и пристально их разглядывать. Карло в знак приветствия слегка наклонил голову. Путешественник был еще очень молодой человек с красивым безбородым лицом и беспокойными глазами. Постояв довольно долго перед нищими, он затем быстро подошел к воротам, через которые должен был ехать дальше, и, глядя на открывшееся ему безотрадное зрелище дождя и тумана, с досадой покачал головой.
— Ну что? — спросил Джеронимо.
— Пока ничего, — ответил Карло. —Верно, он даст, когда поедет дальше.
Путешественник вернулся и прислонился к оглоблям экипажа. Слепой запел. Теперь молодой человек начал вдруг слушать с большим интересом. Вышел слуга и стал запрягать лошадей. И только тогда, словно спохватившись, молодой человек сунул руку в карман и дал Карло франк.
— О, благодарю, благодарю, — сказал тот. Путешественник сел в экипаж и снова завернулся в свой плащ. Карло поднял с земли стакан и пошел по деревянным ступенькам наверх. Джеронимо продолжал петь. Молодой человек высунулся из экипажа и покачал головой с выражением превосходства и грусти одновременно. Вдруг ему, видимо, пришла в голову какая-то мысль, и он улыбнулся. Потом он спросил слепого, стоявшего в двух шагах от него:
— Как тебя зовут?
— Джеронимо.
— Ну, Джеронимо, смотри, чтобы тебя не обманули.
В эту минуту на верхней ступеньке лестницы показался кучер.
— Как это не обманули, сударь?
— Я дал твоему спутнику двадцатифранковую монету.
— О сударь, благодарю, благодарю!
— Да. Так что не зевай.
— Это мой брат, сударь, он меня не обманет.
Молодой человек был озадачен, но, пока он размышлял, кучер взобрался на козлы и стронул лошадей. Тогда путешественник откинулся на сиденье, тряхнув головой с таким видом, словно хотел сказать: «Судьба, исполни свое предначертание!» И экипаж укатил.
Слепой обеими руками радостно жестикулировал ему вслед, выражая свою благодарность. Вдруг он услышал голос Карло, только что вышедшего из трактира. Он кричал:
— Иди сюда, Джеронимо, здесь наверху тепло, Мария затопила печь!
Джеронимо кивнул, взял гитару под мышку и, держась за перила, стал ощупью подниматься по ступенькам. Еще с лестницы он крикнул:
— Дай мне ее потрогать. Как давно я не держал в руках золотой монеты!
— В чем дело? — спросил Карло. — Что это ты говоришь?
Джеронимо был уже наверху и обеими руками обхватил голову брата — жест, которым он всегда выражал радость или нежность.
— Карло, дорогой брат, все-таки есть на свете добрые люди!
— Конечно, — сказал Карло. — Пока что мы собрали две лиры и тридцать чентезимо, да еще австрийских денег наберется с пол-лиры, наверное.
— И двадцать франков, и двадцать франков! — крикнул Джеронимо. — Ведь я же знаю!
Нетвердыми шагами он прошел в комнату и тяжело опустился на стул.
— Что ты знаешь? — спросил Карло.
— Ну, довольно шутить! Дай же мне его. Как давно я не держал в руках золотого!
— Да чего ты хочешь? Где я тебе возьму золотой? У нас всего две или три лиры.
Слепой стукнул кулаком по столу.
— Ну, теперь уж хватит, хватит! Или, может быть, ты хочешь его утаить от меня?
Карло удивленно и озабоченно смотрел на брата. Он подсел к нему, придвинулся совсем близко и успокаивающе взял за руку:
— Я ничего от тебя не утаиваю. Как ты можешь так думать? Никому еще не взбрело на ум дать мне золотой.
— Но ведь он мне сам сказал.
— Кто?
— Ну, тот молодой человек, что бегал взад и вперед.
— Как? Я тебя не понимаю.
— Вот что он мне сказал: «Как тебя зовут?» И потом: «Смотри не зевай, смотри не зевай, чтобы тебя не обманули!»
— Да тебе все это приснилось, Джеронимо! Ведь это вздор!
— Вздор? Я же сам слышал, а слышу я хорошо. «Смотри не зевай, чтобы тебя не обманули. Я дал ему золотой...» Нет, он сказал так: «Я дал ему двадцатифранковую монету».
Вошел трактирщик.
— Ну, что с вами такое? Вы, видно, прикрыли свою лавочку? Только что подъехала коляска с четверкой лошадей.
— Идем, — крикнул Карло, — идем! Но Джеронимо продолжал сидеть.
— К чему? Зачем мне идти? Что толку? Ведь ты стоишь рядом и...
Карло тронул его за руку.
— Замолчи. Пойдем вниз.
Джеронимо умолк и послушался брата. Но на лестнице он сказал: «Мы еще поговорим, мы еще поговорим!»
Карло не мог понять, что произошло. Не сошел ли Джеронимо вдруг с ума? Хотя он и легко раздражался, так он еще никогда не разговаривал.
В только что подъехавшем экипаже сидели двое англичан. Карло снял перед ними шляпу, и слепой запел. Один из англичан вышел из экипажа и бросил в шляпу Карло несколько монет. Карло сказал «спасибо» и потом, как бы про себя: «Двадцать чентезимо». Лицо Джеронимо оставалось неподвижным; он начал новую песню. Экипаж с обоими англичанами уехал.
Братья молча поднялись по лестнице. Джеронимо сел на скамью, Карло остался стоять у печки.
— Почему ты молчишь? — спросил Джеронимо.
— Да ведь, — ответил Карло, — это могло быть только так, как я тебе сказал. — Голос его слегка дрожал.
— А что ты сказал?
— Может быть, это был сумасшедший.
— Сумасшедший? Вот это ловко! Если кто-то говорит «я дал твоему брату двадцать франков», значит, он сумасшедший! Э, а почему он сказал: «Смотри, чтобы тебя не обманули», а?
— Может быть, он и не сумасшедший... но есть люди, которые любят подшутить над нами, бедняками.
— Э! — закричал Джеронимо. — Подшутить? Вот, вот как раз это ты и должен был еще сказать, этого я и ждал! — И он осушил стоявший перед ним стакан вина.
— Но, Джеронимо! — крикнул Карло, чувствуя, что от растерянности почти не в состоянии говорить. — Почему я стал бы... как ты можешь так думать?..
— А почему у тебя дрожит голос... э... почему?
— Джеронимо, уверяю тебя, я...
— Э... я тебе не верю! Вот теперь ты смеешься... я ведь знаю, что ты теперь смеешься!
Слуга крикнул снизу:
— Эй, слепой, люди приехали!
Братья машинально встали и спустились по лестнице. Одновременно подъехали две коляски, в одной сидело трое мужчин, в другой пожилая супружеская пара. Джеронимо пел, Карло беспомощно стоял возле него. Что же теперь делать? Брат ему не верит! Возможно ли это? И он испуганно косился на Джеронимо, который надтреснутым голосом пел свои песни. Карло казалось, что он видит, как в голове брата роятся мысли, которых он раньше никогда у него не замечал.
Коляски давно уехали, а Джеронимо все пел. Карло не решался прервать его. Он не знал, что сказать, и боялся, что у него снова задрожит голос. Вдруг наверху раздался смех, и Мария крикнула: