Автобиография - Хельмут Ньютон

Мы на день приехали в Сомюр, чтобы осмотреться. Место оказалось очень красивым, с большими зданиями и замечательной старой школой верховой езды. Я видел, как офицеры занимаются выездкой своих лошадей. Антураж был подходящий, но хватит ли этого для успешной съемки? Я равнодушно отношусь к лошадям, но кавалеристы выглядели очень впечатляюще в своих черных мундирах без карманов, так что очертания были идеальными. Мне редко приходилось видеть такую элегантность поз, ходьбы и движений, не говоря уже о том, как они выглядели в седле. Довольно странно, однако, что все они оказались заядлыми курильщиками; некоторые пользовались изящными черными мундштуками. Они курили даже на скаку. Но где, черт возьми, они держат свои сигареты, если у них нет карманов?

Неделю спустя мы приехали на съемки. По плану сеансы должны были продолжаться в течение двух дней, что является идеальным рабочим временем для меня. После второго дня мое внимание начинает рассеиваться, и процесс съемки становится скучной работой. Я отношу это на счет своей поверхностной натуры. Именно поэтому я никогда не смогу снимать кино: работа над одним проектом в течение месяца или даже года кажется мне чем-то невероятным. Красота фотографии заключается в том, что она обходится сравнительно дешево, а съемки можно проводить быстро, с минимумом обслуживающего персонала и оборудования. Если вы «запороли» одну работу, на подходе всегда найдется другая, на которой можно отыграться. Кроме того, немаловажно то, что фотографу обычно не приходится вставать рано утром.

Я решил исключить лошадей из антуража и сосредоточиться на элегантных кавалеристах, но для работы мне требовалось довольно много натурщиков. Это представляло серьезную проблему. Сначала мне пришлось убеждать полковника отдать своих людей в мое распоряжение на два дня. Потом мне пришлось объяснять кавалеристам, что модные фотографии нельзя сделать за две минуты и что съемки потребуют определенного терпения и времени. Я не сказал им, что на самом деле понадобится несколько часов, так как это могло испугать их. Мне и раньше приходилось давать подобные разъяснения; это самая трудная часть моей работы. Я работаю на особый манер: тасую и переставляю людей в кадре, как другие фотографы поступают с элементами натюрмортов. На это уходит, бывает, целый день.

Я приступил к работе. Сначала в моем распоряжении было пять человек — явно недостаточно для съемки. Пока мы шли к месту съемок, я увидел других, разгуливающих по плацу, и попросил редактора привести всех офицеров, которым было нечем заняться. К полудню мои дела пошли в гору: группа увеличилась примерно до пятнадцати человек. Теперь нужно было завладеть их вниманием, пробудить энтузиазм и заставить их позировать без ужимок и флирта с двумя моими фотомоделями. Не обошлось без трений, но кавалеристы выглядели замечательно и прекрасно позировали. Фактически они выглядели более привлекательно, чем фотомодели, — властно, уверенно, абсолютно правдоподобно.

В расположении подразделения кавалерии "Cadre Noir", Сомюр, 1980 г.

Что-то было не так с моими моделями. Или с их одеждой? Так или иначе, мне нужно было пошевелиться, чтобы сделать четыре страницы фотографий за день. Я решил делать снимки на разворот журнала; это означало, что придется сделать лишь четыре фотографии на восемь страниц. На словах все выглядит легко, но мне следовало бы знать, что на деле часто бывает иначе. Я сходил с ума, переставляя кавалеристов и пытаясь уместить композицию в рамки кадра. Кроме того, я с тревогой выискивал в их поведении признаки нетерпения или скуки. Это было ужасно: если я не справлюсь сейчас, то все пропало! К счастью, все обошлось, и примерно к шести вечера, когда дневной свет пошел на убыль, я выполнил свою норму.

На следующее утро обнаружилось несколько дезертиров, решивших, что гораздо интереснее быть строевым кавалерийским офицером, чем дурацкой моделью для съемок. Присутствовало всего лишь шесть человек. Теперь оставалось лишь попросить их оседлать лошадей, которые заполнят кадр, сделать сегодняшние фотографии иными по сравнению со вчерашними и, может быть, внести некоторую оригинальность.

Сомюр, 1980 г.

Но когда все было расставлено по местам — всадники великолепны, девушки прекрасны, — лошади вдруг опустили уши и прикрыли глаза длинными ресницами, словно решив вздремнуть. Впрочем, освещение было отличным, солнце светило сильно и резко, а по небу проплывали легкие облака. Нельзя всегда получить то, что хочешь.

К пяти вечера мы закончили съемки и стали собираться в обратный путь. Вскоре ко мне подошел офицер и попросил отойти в сторонку. Как оказалось, он прониксй нежными чувствами к одной из моих девушек, блондинке ростом примерно пять футов десять дюймов, с очень красивым ртом. Ее волосы были заплетены в толстую косу, уложенную вокруг головы (мне нравится эта прическа, и я время от времени ее фотографирую), и она выглядела великолепно. Офицер попросил меня снять ее обнаженной на лошади в одном из помещений для зимней выездки. Он заверил меня, что мы будем абсолютно одни и нам никто не помешает.

Я обратился к девушке. Неожиданное предложение позабавило ее, и она согласилась. Я, в общем-то, был благодарен этому офицеру за полет его фантазии. Мы выделили один час для дополнительной работы, но, когда все было готово для съемок, внезапно приехал генерал, пожелавший посмотреть, как идет дело. Офицер снова подозвал меня и тихо сказал, что ничего не выйдет. Какая жалость! Мог бы получиться потрясающий снимок.

Ширак, 1981

В 1981 году рекламное агентство, проводившее первую предвыборную кампанию будущего президента Жака Ширака, предложило мне сделать его портрет для агитационных плакатов. В то время Ширак был мэром Парижа. Он очень любезно разговаривал со мной. Я попросил его сменить голубую рубашку на белую, в которой он, по моему мнению, должен был выглядеть элегантнее, но он возражал.

Жак Ширак

Однако я продолжал настаивать, и в конце концов он уступил моим требованиям. На его столе стояла настольная лампа, которая мне тоже не понравилась. Я ухватился за нее и попытался сдвинуть с места; несколько раз я дергал изо всех сил, а Ширак недоуменно взирал на происходящее, пока я не понял, что лампа привинчена к столу. Впоследствии я узнал, что мадам Ширак якобы заявила: «Я не узнаю своего Жака на этой фотографии», и для предвыборной кампании был выбран другой снимок, не такой хороший, как мой.

Работа на кресле-каталке, 1981