Последние ворота Тьмы - Алексей Ефимов

Лэйми проснулся, когда чья-то холодная рука тряхнула его за плечо. Он испуганным рывком сел, потом помотал головой и опомнился, узнав стоявшего у постели Охэйо — хотя свет в комнате не горел и друг казался темным силуэтом.

— Аннит? Что случилось?

Охэйо отступил на шаг, молча поманив его к двери. Лэйми вновь недовольно встряхнул головой, отбросив назад падавшие на глаза волосы, потом встал и потянулся. Одевшись, он посмотрел на часы. Чувства не обманули его — он лег всего сорок минут назад.

— Аннит, какого черта? К чему вся эта таинственность?

Охэйо привалился к стене, скрестив на груди руки и насмешливо посматривая на него.

— Так интереснее. Тебе не кажется?

— Мне лично интереснее спать. И вообще, в чем дело?

— Я отыскал что-то вроде выхода. Не хочешь пойти со мной?..

Они спустились в вестибюль восточного фасада и Лэйми с интересом приник к окну. Оно выходило на Старый Город — за недалеким рвом лежала просторная площадь, окруженная громадными и очень древними зданиями из темного камня — их стены покрывало множество причудливых узоров и украшений, как и высокие чугунные столбы освещавших её тускловатых красно-белых фонарей. Их тревожный свет расплывался в затянувшем всё вокруг морозном тумане — температура снаружи явно ушла далеко за минус сорок. Между запутанным лабиринтом из высоких кустов, окаймлявших дорожки, искрился нетронутый снег. Может быть, ини и могли туда попасть — а толку-то…

— Вот он, — сказал взобравшийся на подокнник Охэйо.

Он протянул руку, указывая, но Лэйми поначалу всё равно ничего не замечал. Между окном и площадью протянулась высокая решетка ограды — и он не сразу понял, что на её фоне темнеет такой же решетчатый мост, точнее, ведущая к нему лестница. Сам мост поднимался над оградой и шел куда-то налево, исчезая из поля зрения.

— Ведет в сторону гор, — ухмыляясь, сказал Охэйо. Его глаза ярко, возбужденно блестели. — Проверим, а?

Лэйми поёжился.

— Ты с ума сошел! У нас уши отвалятся…

Охэйо с силой сжал его руку. Его взгляд стал жестким.

— Мы должны как-то попасть в Ирринай, потому что иначе нам не выжить. Ты хочешь отказаться от этого? Сейчас?

Лэйми не отвел глаз.

— Нет.

— Тогда пошли.

Мост был просто рядом узких бетонных плит, обнесенных трубчатым ограждением, и идти по нему можно было только по одному. Под ним был ров глубиной метров в десять, заросший корявыми деревьями, и их покрытые инеем верхушки торчали по обе стороны моста. Высоко над головой, в морозной дымке, мерцали ледяные звезды. Несмотря на роскошную шубу, Лэйми ёжился — но только отчасти от холода. Они без проблем выбрались наружу — выходы из здания никем не охранялись — но их могли видеть из дюжины мест и что ждет их по возвращении, он не знал.

Слева, всего метрах в пятидесяти, стояло двухэтажное здание детского центра. Оно состояло из множества небольших корпусов, соединенных в шахматном порядке, но ни одно из окон не горело. Светились только окружающие его фонари, протянувшиеся цепочкой несколько ниже моста; их бело-фиолетовое сияние отблескивало на пушистом, нетронутом снегу.

Вдруг откуда-то сзади донесся топот. Лэйми увидел низкую, коренастую, темную фигуру мужчины, бежавшего к боковой двери. Вслед за ним, нелепо переваливаясь, неслась стая Переродившихся — неуклюже, но быстро.

— Неужели он думает, что там ещё остались дети? — удивленно спросил Охэйо.

Лэйми смотрел сверху, из темноты на свет, и ему казалось, что он видит представление в театре, не имеющее ничего общего с реальностью. Мужчина добежал до черной железной двери и, гремя ключами, начал открывать её. К нему стремительно неслись пять или шесть горбатых туш с тупыми зубастыми мордами и непропорционально длинными руками. Сердце Лэйми замерло, он даже не знал финала этой пьесы — успеет мужчина открыть дверь или нет.

Он успел. Но за узким тамбуром оказалась вторая, точно такая же. И вместо того, чтобы закрыть внешнюю дверь, мужчина начал отпирать внутреннюю!

— Закрой дверь, идиот! — заорал Охэйо. Миг спустя к нему присоединился и Лэйми… но Переродившиеся уже были на крыльце. Они ворвались в проем, оттуда послышались невнятные вскрики, шум борьбы… затем раздался надрывный сиплый вопль такой силы, что в окружающих двор домах отозвалось эхо. Затем все стихло, слышалось только урчание и рык тварей. Там, в темноте, продолжалась непонятная возня, но Лэйми уже не смотрел на неё. Он видел страшный финал одной из сотен тысяч творившихся в Эменнае трагедий — и знал, что если выживет, то заставит Мроо заплатить за всё сполна.

Мост оказался неожиданно длинным. Он вел к горам, точно на юг, примыкая к темной громадине недостроенного многоэтажного здания. Они нырнули в бетонную коробку пустой комнаты, потом в почти темный коридор…

Миновав целую анфиладу сумрачных, люто холодных помещений, они вышли к торцу здания там, где оно примыкало к другому, ещё более новому. Здесь единственное окно пустой комнаты примыкало к полу неогражденного ещё этажа. Выбравшись в него, они оказались в обширном, продутом ветром пространстве — здесь были лишь пол и потолок и соединяющие их массивные бетонные опоры. Снизу, справа и слева, падал бело-розовый свет фонарей, но здесь царил полумрак.

Они быстро пошли вперед, обходя бетонные коробки лестничных клеток, с каждым разом поднимаясь всё выше. Дорога оказалась длинная: как прикинул Лэйми, они прошли не меньше километра, не приближаясь к краям, чтобы их не заметили снизу. Никаких следов здесь не было и Охэйо вел его, по сути, наугад. В конце концов они уперлись в монолитную стену с единственной квадратной дырой, похожей, скорее, на нору — она была длиной метра в два, но столь низкая, что пришлось ползти на четвереньках. Проем в её конце ничем не был загорожен и Лэйми замер, оказавшись над пятидесятиметровой пропастью. За черными гребнями низких крыш, бесконечно далеко на западе, ещё догорал золотой закат и его последние отблески лежали на снегу. Какое-то время он молча смотрел на него, дрожа от холода — мороз к ночи стал совершенно зверским.

Здесь был единственный путь — узкая железная лестница, тянувшаяся вдоль стены. Миновав её, они вдруг оказались на самом верху и Лэйми удивленно замер, съежившись — хотя ветер почти стих, холод был жуткий.