Купель дьявола - Виктория Платова

Херри-бой мгновенно включил фонарик — я услышала только сухой щелчок кнопки — и направил его мне в лицо. Сильная лампа ослепила меня, и я отвернулась.

— Прекратите, Херри. Что за гестаповские методы, в самом деле.

— Вот видите, я прав. Вам нравится темнота, — заметил Херри-бой, но фонарик все же опустил.

Теперь — и он, и я — мы довольствовались только рассеянным светом от купола музея. Херри-бой грациозно перемещался вокруг меня, и мне ничего не оставалось делать, как подчиниться ритму этого странного танца. Одно я знала твердо: я должна находиться от него на максимальном удалении, на противоположном конце диаметра. Мы сделали несколько кругов, и Херри-бой наконец остановился. Интуитивно он выбрал самую удачную точку: теперь я находилась прямо против купола, а Херри — против меня. Его лицо исчезло в темноте, я видела только силуэт: идеально круглая голова и столб шеи, основанием упирающийся в куртку.

Я же оказалась полностью освещена. Именно этого ты и хотел, Херри-бой: чтобы я была полностью освещена.

Добившись этого, Херри-бой затих. Я не видела его лица, но чувствовала, как жадно он рассматривает меня. Он вытащил на свет все мои пороки и теперь хочет изучить их.

— Ну? — спросила я. — Что дальше? Он молчал.

— Что случилось? Вы напрочь забыли русский? А совсем недавно так сносно болтали, Херри…

— Теперь я понимаю его, — медленно произнес, нет, скорее выдохнул Херри-бой.

— Кого?

— Лукаса… Я понимаю, почему он выбрал вас, Катрин… Я бы тоже выбрал вас.

— Не валяйте дурака, Херри. Я замерзла, я устала и хочу спать.

— Как я его понимаю…

— И жрать я тоже хочу, — я специально грубила ему, может быть, хоть это приведет его в чувство.

Но он совсем не слышал меня; расстояние между нами медленно сокращалось. Фонарик выпал из рук Херри и звякнул о камни. Нет, он сам отбросил его.

— Катрин, вы именно такая, какой он видел вас…

Дверь была сзади, мне ничего не стоило развернуться и бежать. Но я не могла и пошевелиться. Оболочка, которая до сих пор укрывала Херри-боя от реальности, вдруг неожиданно прорвалась, и моему изумленному взору предстала так долго скрываемая страсть. Жажда жизни, вот что это было. Жажда женщины, некогда принадлежавшей великому художнику. Теперь и Херри-бой хотел обладать ей, чтобы почувствовать Лукаса Устрицу до конца. Странно, но это совсем не оскорбляло меня. Напротив, новое, неведомое доселе желание вдруг поднялось во мне и горячей волной затопило глаза. Не только Херри-бой видел меня глазами Лукаса, но и я сама — сама! — почувствовала то же, что и дочь бургомистра, утонувшая в своей несчастной любви.

Херри-бой осторожно подходил ко мне — он как будто боялся, что хрупкое равновесие веков, возникшее между нами, неожиданно нарушится. Из темноты проступало его лицо — бледное и восторженное. Страсть заострила его черты подобно смерти, иначе и быть не могло: здесь, в естественной декорации, мы заново проживали давно отыгранный сюжет. Тени и шепоты вернулись снова, они наблюдали за нами, они прекрасно знали, что будет дальше.

— Вы прекрасны, Катрин, — губы Херри-боя едва шевелились, но я различала каждую букву, каждое слово. — Вы прекрасны…

Где-то совсем рядом снова послышался странный утробный звук, но теперь он больше не пугал меня. Я готова была поверить, что ждала этих слов и этого мужчину несколько веков. Я готова была поверить во что угодно…

Херри-бой осторожно опустил меня на камни, ставшие вдруг мягкими и податливыми, и принялся осторожно расстегивать куртку. Он все еще боялся прикоснуться ко мне, я видела, чего это ему стоило… И когда его бледное лицо оказалось совсем рядом, я подняла глаза к небу, только на секунду, — чтобы тотчас закрыть их в предчувствии поцелуя, — и увидела это…

Наваждение прошло. Херри-бой снова стал Херри-боем, вот только прямоугольник неба, очерченный острыми краями стен рыбной лавки Рогира Лонгтерена, вернее, два прямоугольника — большой и маленький — узкая часть дома и его широкая часть… Контуры этого прямоугольника живо напомнили мне наспех срисованный план. Боже мой, неужели все так просто?

— Херри! — едва выговорила я и уперлась ладонями в его грудь. — Херри… Я нашла его…

Мой резкий голос — возможно, чересчур резкий, — сразу же отрезвил голландца. Его почти невесомое до сих пор тело сразу же стало тяжелым и неповоротливым, как тело насильника.

— Я нашла его, Херри!

— Кого? .

— Ключ, о котором вы говорили… Он здесь. Слово, зашифрованное в картине, вы помните, да?..

— TOLLE…

— Да, “Возьми!” Кажется, я знаю, где нужно взять.

— Подождите, я ничего не понимаю, Катрин…

— Смотрите на верхнюю часть стены! Вы видите, как они смыкаются? Два прямоугольника, Херри, два прямоугольника, как на плане, — большая и маленькая комнаты. Вы помните план, Херри?

— Я… Не знаю…

— Вы помните, где находилась замочная скважина, открытый рот старика в тиаре? Вы помните?!

Мне вовсе не нужно было прибегать к услугам Херри-боя: нарисованный на бумаге план прочно засел в моей голове. Два состыкованных прямоугольника и замочная скважина у левой стороны меньшего из них. Сбиваясь и проглатывая слова, я поведала об этом Херри. Он испуганно смотрел на меня, казалось, что глаза его сейчас вылезут из орбит.

— Вы понимаете, Херри? Вы понимаете меня?..

Договорить я не успела — вздохи и стоны внутри острова становились все явственнее: казалось, его распирало изнутри, или отголоски какого-то далекого землетрясения или взрывной волны доходят сюда. Совершенно ошарашенный, Херри-бой цеплялся за мои руки, он не мог даже представить, что разгадка будет такой простой.

Но в конце концов он сумел справиться с собой и попытался осмыслить сказанное.

— Я знал… Я знал, что вы найдете его, Катрин… Боже мой, неужели это правда? Катрин…

Таким возбужденным я не видела его никогда. Волосы Херри-боя прилипли ко лбу, желваки на щеках ходили как поршни, а кадык беспомощно дергался.

— Идемте… Возьмем план и попытаемся сравнить… Если все обстоит так, как вы говорите… Я даже представить себе не могу… Если все так… О, если бы это было так!

Он поднялся сам и помог подняться мне. Еще несколько минут ушло на поиски фонарика. Чертыхаясь и все время натыкаясь на пальцы друг друга, мы искали его среди битых камней — Херри-бой даже не помнил, куда отбросил его. Так ничего и не найдя, мы, не сговариваясь, бросились к двери и выскочили на улицу.

— Быстрее, Катрин, быстрее, не отставайте, — умолял меня Херри-бой.

Эта его внезапная и такая низменная суетливость рассмешила меня.

— Успокойтесь, Херри. Лукас Устрица ждал вас пять веков, подождет еще немного…

— Вы правы, конечно, правы… Но умоляю вас, быстрее, Катрин!..

Теперь мы были похожи на старателей, охваченных золотой лихорадкой. Сравнение не в нашу пользу, но круг человеческих страстей чрезвычайно ограничен, и вырваться из него невозможно: любовь, ненависть, жажда наживы, исследовательский зуд — не так много пунктов в перечне.

— Куда вы дели свою кочергу, Херри? — спросила я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

Он посмотрел на меня непонимающе, я вообще сомневалась в том, что он видит меня сейчас. Черные прямоугольники неба — вот что мелькало у него перед глазами. А ведь еще несколько минут назад я была для него потерянным раем.

…Только в доме мы отдышались.

Херри-бой бросился к бумажкам и фотографиям, которые по-прежнему валялись на полу перед камином: он сличал их, поворачивал разными сторонами, он сразу и безоглядно поверил в мою догадку.

— Вы правы, Катрин, вы правы, — без устали повторял Херри-бой. — Вы правы, боже мой, как все просто и как гениально!..

Глядя на копошащегося у камина голландца, я вдруг почувствовала, что смертельно устала. И еще одно чувство зрело во мне.

Страх.

Страх, легкий и невинный, как первый поцелуй; легкий и невинный, как прогул уроков; легкий и невинный, как потрескивание крошечной погремушки на хвосте скорпиона.

— Подождите… Что вы собираетесь делать, Херри?

— Вы хотели спросить, что МЫ собираемся делать? Сейчас мы возьмем софиты… У меня несколько сильных ламп, они могут работать автономно. Мы решим, какая именно стена… Я поверить не могу, что вы сделали это!..

— И вам не страшно, Херри? — У моих ног лежали фотографии, на которых Зверь поднимался из бездны.

— Страшно? О чем вы говорите, Катрин?

— Картина, которая убивает. Странные звуки в глубине острова. Снимки, которые вы делали семь лет. Вам не страшно?

— Но послание… Лукас зашифровал его, и в нем написано “Возьми!”. Мы должны взять, Катрин. ОН сам просил нас об этом. Он знал, он предвидел, что спустя пять веков придете именно вы и тайна перестанет быть тайной… Мы теряем время, Катрин…

— А если все то о чем вы говорили мне сегодня днем, — если все это правда? Вы же сами сказали — Лукас мостил дорогу… И вы догадываетесь кому. Пусть тайна останется.