Ближе к истине. О «Принципах трансформации ума» Атиши - Бхагаван Раджниш (Ошо)

С каждым днем человек становится все более и более обыденным. Реальность такова: вы целуете принца, и он превращается в лягушку. Но как же тогда жить?

Если все эти реальности окажутся познанными, жизнь станет невыносимой. Поэтому мы сочиняем фантазии, мифы, вымыслы, чтобы получить некоторое утешение, чтобы создать уютную и милую обстановку. Если это и не реальность, то вы, по крайней мере, можете мечтать, можете фантазировать, можете верить, что если это нереально сегодня, то станет реальностью завтра. Продолжайте целовать лягушонка, и рано или поздно он станет принцем. Все это выдумки.

Люди верят в бессмертие души, поскольку знают о смерти, – верят не потому, что знают, что душа бессмертна, но как раз потому, что видят, что все умирают, знают о несомненности смерти. Как, как избежать этой несомненности? – Создать вымысел.

Запомните: я не утверждаю, что душа не вечна; я просто говорю, что людская вера в то, что душа вечна, есть вымысел. Вера – это вымысел.

Люди верят в заботливого Бога потому, что чувствуют себя очень заброшенными. Никто о них не заботится; они чувствуют себя предоставленными самим себе; кажется, что никто ими не интересуется; никому нет дела, живы они или умерли. Им приходится придумывать фигуру отца высоко на небесах, который о них заботится. Даже если никому нет дела, то Бог заботится. Это огромное утешение.

Под именем религии, под именем литературы, под именем поэзии, музыки мы создали вымыслы – мы создаем вокруг себя буфера, чтобы защититься от ударов реальности.

Вы, наверное, видели буфера на железнодорожных поездах. Между двумя вагонами располагаются буфера, чтобы в случае какой-то аварии вагоны не врезались бы друг в друга, а удар от столкновения был бы поглощен буферами. В автомобилях имеются амортизаторы, чтобы вы не чувствовали толчков на плохих дорогах. Эти амортизаторы поглощают толчки, удары, амортизируют их.

Человек создал вокруг себя множество психологических амортизаторов. И вот что я хочу вам сказать: пока вы не отбросите все амортизаторы, вы никогда не станете свободными.

Только правда освобождает. И поначалу правда вызывает сильнейший шок – но это то, что есть, это то, как обстоят дела, это то, как устроена природа. Вам придется открыться, вам придется стать уязвимыми ко всем ударам жизни. Это будет причинять боль, будет вас ранить; вы будете кричать, будете плакать, будете приходить в ярость, злиться на жизнь. Но постепенно, постепенно вы начнете видеть, что правда есть правда и что злиться на нее бессмысленно. И после того, как ярость утихнет, окажется, что правда обладает собственной красотой. Правда освобождает.

Подлинная работа мастера состоит в том, чтобы разрушить амортизаторы у своих учеников. И это поистине очень трудная работа – трудная в том смысле, что ученики сопротивляются всеми возможными способами. Они защищают свои амортизаторы, и если они чувствуют, что существует некая опасность, то создают вокруг себя еще больше амортизаторов. Если они видят, что кто-то хочет сорвать их амортизаторы, они начинают очень активно обороняться, защищаться и создают вокруг себе еще больше брони.

Настоящий мастер не может дать вам утешения, он может дать только свободу. Он может дать вам блаженство, но не может дать утешения. И ему придется разрушить внутри вас много такого, что вы так долго лелеяли, так долго питали. Ему придется отобрать всю одежду, которая вас защищает; ему придется оставить вас в реальности нагими.

Это пугает, ужасает, но для вас это единственный способ расти. Рост должен происходить в согласии с реальностью, а не наперекор реальности. И, ощутив однажды вкус реальности как она есть, вы больше никогда не будете собирать вокруг себя буфера и амортизаторы.

Ты говоришь: «Я чувствую себя лягушонком из сказки, который, после того как его поцеловали, стал расти и превратился в прекрасного принца».

Тебе, должно быть, это снится. Так здесь дела не делаются. Ты приехал сюда прекрасным принцем. Тебя поцеловали, и теперь ты – лягушонок. Но в том, чтобы быть лягушкой, нет ничего плохого; лягушки – такие симпатяги.

Ты говоришь: «Однако я все еще ношу лягушачье облачение…» Конечно! Ты по-прежнему – лягушонок.

«…Которое мне тесно, – так тебе кажется. – К тому же, принцесса мною не интересуется. Не лучше ли мне снова стать лягушкой?»

О чем ты говоришь? Тебе не нужна никакая помощь, ты уже ею стал! Прими свою лягушачесть и забудь о принцессе. На самом деле, мне никогда не доводилось видеть, чтобы лягушата интересовались принцессами, – дурацкая идея! Интересуйся другими лягушками! И в этом я могу тебе помочь. У меня здесь очень много лягушек.

Четвертый вопрос:

Ошо,

Ты сказал, что Кришнамурти способен сердиться. Как это возможно, если после просветления не остается никого, кто мог бы сердиться?

После просветления не остается никого, кто мог бы сердиться, а также никого, кто мог бы не сердиться. Поэтому все, что происходит, просто происходит. Кришнамурти сердится не так, как сердитесь вы. У просветленного человека все происходит на совершенно другом уровне. Его гнев происходит из сострадания. Ваш гнев происходит из ненависти, агрессии, жестокости. Он сердится – иногда он даже начинает рвать на себе волосы, бьет себя по лбу – но делает это из сострадания.

Только подумайте: пятьдесят лет, или больше, он учит мир некоей истине, но никто его не понимает. Каждый год послушать его собираются одни и те же люди – одни и те же люди.

Однажды он проводил беседу в Бомбее… Мне рассказали об этом, и человеком, рассказавшим мне об этом, была пожилая леди, возрастом старше, чем Кришнамурти. Она знала Кришнамурти, когда тот был ребенком, она смотрела на него и слушала его в течение пятидесяти лет. И поскольку эта леди очень пожилая и немного глуховата, она сидела на стуле в первом ряду. И в течение пятидесяти лет Кришнамурти говорил, что для медитации не существует методов, что медитация вообще не нужна. Просто присутствовать в настоящем мгновении и проживать свою жизнь – этой медитации достаточно; никакая другая техника не нужна…

В течение полутора часов он изливал свое сердце, а в конце беседы леди встала и спросила: «Как медитировать?» Ну, как вы думаете, что ему было делать? Он ударил себя по голове.

Это не ваш гнев. Это невообразимо! Он устал от этой леди, однако леди не устала от него. Она приходит на каждую его беседу и задает одни и те же глупые вопросы.

Когда я говорю, что Кришнамурти способен сердиться, я не имею в виду, что он способен сердиться так, как сердитесь вы. Его гнев происходит из сострадания. Это невообразимая ситуация! Он хочет помочь этой леди, но чувствует себя таким беспомощным. Он пытается и так, и этак. Его послание очень простое, односложное, одномерное. В течение пятидесяти лет он произносил лишь одно-единственное слово. В сущности, все его учение может быть изложено на одной стороне почтовой открытки. Он излагал его столькими способами, сколько только возможно было изобрести, однако это все та же крепость, которую он атакует с севера, юга, запада, востока. И все-таки люди продолжают его слушать и продолжают задавать одни и те же старые и глупые вопросы.

Конечно, он сердится. А когда такой человек, как Кришнамурти, сердится, он становится чистым гневом. Многие люди в Индии сильно разочаровались в Кришнамурти из-за того, что тот сердится. У них есть определенная концепция, согласно которой будда не должен сердиться. Они приходят с неким предвзятым мнением. И когда они видят, что Кришнамурти может сердиться, они разочаровываются: «Так значит этот человек – не будда, он еще не стал просветленным».

Я заявляю вам, что он один из самых просветленных людей, которые только ходили по этой земле. И, тем не менее, он может сердиться, однако его гнев происходит из сострадания; это сконденсированное сострадание. Он настолько вас любит, что начинает сердиться. Это совершенно другое качество гнева.

И когда он сердится, он становится подлинным гневом. Ваш гнев частичный, вялый. Ваш гнев похож на собаку, которая еще не определилась, как ей вести себя с незнакомцем. Возможно, это друг хозяина, и поэтому она виляет хвостом; а возможно, это враг, и поэтому она лает. Собака делает и то, и другое одновременно. С одной стороны, она продолжает лаять, а с другой стороны, продолжает вилять хвостом. Она ведет себя как дипломат, и поэтому, как бы дело ни обернулось, она всегда может чувствовать свою правоту. Если придет хозяин, и собака увидит, что тот настроен дружественно, то лай прекратится, и вся энергия перейдет в хвост. Если же хозяин будет сердиться на нарушителя, то хвост полностью остановится, и вся энергия перейдет в лай.

Так и ваш гнев. Вы взвешиваете, насколько далеко можно зайти, каково будет возмездие; вы не переходите определенного предела, не провоцируете другого человека слишком сильно.