Судья и палач - Владимир Колычев

Пожалуй, любой судья и прокурор в душе согласился бы с его методами. Но попадись он этому прокурору и судье, ему несдобровать. Долгие годы за колючкой ему гарантированы Поэтому приходится принимать меры предосторожности.

Трупы Лимона и Лубка запаковали в специальные полиэтиленовые мешки, погрузили в микроавтобус. Через полчаса машина остановилась возле заброшенной котельной в расположении бывшей воинской части. Отсюда было вынесено все, что можно. Ломались на кирпичи караульное помещение, здание штаба, казармы. Но несуны из близлежащих селений хозяйничали здесь днем, а ночью тут можно было встретить только привидения.

Котельную эту Степан знал.

Месяца два назад была обезврежена банда похитителей. Тех, за кого не вносился выкуп, бандиты расстреливали. И вывозили трупы сюда, в эту котельную. Разжигали печь, доводили температуру горения до высшего предела и сжигали тела. Два-три часа, и покойник кремирован. Только в урну пепел не складывали.

Преступников отправили за решетку, а печь осталась. И по-прежнему была в рабочем состоянии. Степан в этом убедился, когда Федот и Саня развели огонь…

К утру от казненных бандитов остался только прах.

Нет трупов — нет состава преступления. Впрочем, они и без того никакого преступления не совершали. По крайней мере, в команде Степана никто не считал себя преступником. Ведь негодяев они убивали не из корыстных побуждений.

— Я слушаю тебя, дорогой…

Иван Геннадьевич тепло встретил гостя, усадил его на почетное место. Но в глазах у него холод. И в голосе сталь. Не для того, чтобы пить водку и вспоминать прошлое, встретились они в его доме.

— Ты знаешь этого человека? — спросил гость. Он показал фотографию холеного мужчины с доброй улыбкой на лице.

— Я не могу знать всех на этой земле… Даже если бы Иван Геннадьевич знал этого человека, он бы не сказал об этом.

— Вот, — гость положил фотографию на стол. — На обороте все данные. Я хочу, чтобы ты обеспечил мне приглашение на одно очень торжественное мероприятие…

Это мероприятие — похороны. Иван Геннадьевич все понял.

— Когда?

— Максимум тридцать дней…

— Хорошо, я подумаю.

— Почему ты не спрашиваешь, сколько?

— Это я тебе скажу сам. Нужно познакомиться с «именинником», оценить, как он заботится о себе. А потом назначу цену…

— Заботится он о себе конкретно. Лучше не бывает. Поэтому и «праздник» дорогой. Двести пятьдесят…

— «Свидетельство о рождении» есть?

Ивана Геннадьевича интересовало досье на приговоренного. Система его охраны, слабые и сильные места. Схемы и маршруты передвижения. И так далее и тому подобное…

— Ты уж сам, ладно?..

Заказчик боится оставлять какие-то следы после себя. Только фотографию заказанной жертвы. И то, возможно, заберет ее с собой.

— Тогда триста…

Шилин сделает все сам. Мосты к жертве подобьет, организует ликвидацию. Только это удовольствие обойдется заказчику в триста тысяч долларов.

— Хорошо…

— Половину вперед…

— Само собой…

Гость ушел. И забрал с собой фотографию. Точно, ничего не хочет оставлять после себя. Понимает, насколько все серьезно.

Иван Геннадьевич задумался.

Филиппов Валерий Борисович, известный финансист, владелец нескольких крупнейших банков, довольно влиятельная личность в правительственных кругах. Таких называют олигархами. И стоят они дорого.

И заказчик тоже из сильных мира сего.

Триста тысяч долларов. Уж не продешевил ли он?

Высокая плата или нет, но заказ состоялся. И он должен быть исполнен. Иван Геннадьевич очень дорожил своей репутацией в определенных кругах.

Филипповым займется Шлык. Пусть отрабатывает долг за Змееныша. И плюс к этому получит еще пятьдесят тысяч долларов.

Жаль, не удалось убрать Болотова. Что-то не сработало, и этот «карась» остался жить.

Теперь этот жук навозный на воле. Окружил себя плотным кольцом охраны. «Крышник» его из братков забеспокоился, начал пробивать ситуацию. Только ничего у него не выйдет. Шилин как был, так и останется в тени.

Если это Шлыку очень надо, пусть сам своим Болотовым занимается. Иван Геннадьевич не против. Ему только не хочется отстегивать киллеру пятьдесят «тонн» «гринов». Но придется. Ведь он их не отработал…

— Гад!

Герман стиснул кулаки и сжал зубы.

Только что он вышел на своего посредника. И узнал, что Болотов жив. Его уже почти задушили, но в самый последний момент появились менты.

— Что такое? — спросила Алла.

— Не достали Виталика. Ушел, гад. Это все твой Круча…

— Почему мой?

— А потому что ты… В общем, сама знаешь… Ему было больно думать, что Алла спала с ментом. Неважно, что в этом была необходимость. Он ненавидел всех, и Болотова, и Кручу. Они оскверняли Аллу. И он хотел видеть их в гробу обоих.

— Герман, ты же знаешь, мне нужен только ты…

— Ты хотела спокойствия…

Ради него она вышла замуж за Болотова.

— Ты его получишь. Но не сейчас…

— Да, дорогой, я знаю. Мы должны закончить здесь все дела…

Он ненавидел Виталия, она ненавидела его любовницу. И он, и она ненавидели до безумия. Они не смогут успокоиться, пока и тот и другая не окажутся в могиле.

— Я достану Виталика. Я его уничтожу сам. Его уже выпустили…

И об этом он узнал от посредника.

— Выпустили?..

— А что, теперь не он, а мы с тобой козлы отпущения… Он дома, наверняка службу собственной безопасности усилил… Только ничто ему не поможет…

— И сучке Любочке не будет спасения, — эхом отозвалась Алла.

— Виталик и Люба — считай, они покойники. Но это не все. Поступил заказ. От посредника. Мне предстоит убрать одного очень влиятельного человека. Пока еще не знаю, кого. Но меня уже предупредили — задание будет очень серьезным. И пятьдесят тысяч долларов гонорар…

— Деньги никогда лишними не бывают…

— А потом, ссориться с шефом нежелательно…

— А шеф твой не может выйти на тебя?

— Только через Интернет…

— А по-другому?

— Исключено.

Никто не может выйти на них. Никто.

Они уже сняли для себя приличную однокомнатную квартиру. Вместе им очень хорошо. Как будто медовый месяц у них.

Но расслабляться больше нельзя. Пора переходить к делу. Болотову и Любе вынесен смертный приговор. И уже давно пора привести его в исполнение.

— Пора выходить на тропу войны, — сказал он.

— Как скажешь, дорогой…

Он видел перед собой ту отчаянную и решительную Аллу, которую он знал до тех пор, пока она не возжелала вдруг спокойной жизни.

Вместе они своротят горы.

У них есть все. «Адские машинки», стволы, грим, маскарадные наряды, специальные средства и техника. Словом, арсенал профессионального киллера. И, главное, они объединили свои умы — это великая сила.

— С кого начнем? — спросила Алла.

— Пока заказ от хозяина не конкретизирован, начнем с наших «друзей».

— С Любы!

— Как скажешь…

— Начнем сегодня же…

Алла сгорала от нетерпения. Герману нравился ее боевой порыв.

— Нет, торопиться не надо…

В их положении это небезопасно.

Николай смотрел на Степана с подозрением.

— Хотелось бы знать, где Лимон?

— Так я откуда знаю?..

— Его и другого авторитета по кличке Лубок захватили собровцы возле клуба «Элит-классик». И куда-то увезли. С тех пор о нем ничего не известно. Твоя работа?..

— Когда это было?

— Позавчера поздним вечером…

— А мы беседовали днем… Так что у меня алиби! Алиби, которое можно засунуть в задницу.

— Степа, не валяй ваньку. Тебе это не идет…

— Хорошо, скажу. Да, имел я беседу с Лимоном. Очень обстоятельную. Но потом я его отпустил. На черта он мне сдался?..

— Ладно, не будем вонь поднимать из-за какого-то подонка… Короче, я в курсе дел. Братва лимоновская шишки на Вольфа валит. Слышал о таком?

— Да вроде…

— У Вольфа своя «бригада», ни от кого не зависимая. И с Лимоном он в состоянии войны… Степан это уже давно понял.

— И все стрелки на Вольфа перевели. Типа, это он Лимона завалил… А что, очень даже может быть…

— И мы будем считать так же… Марков посмотрел на него, как на неисправимого ребенка.

— А кассетку эту я на всякий случай припрячу…

— Ну так хозяин — барин. Для тебя, Николай, старался…

— Давай ближе к телу…

— Суркова Лимон через посредника устранил. И посредник этот некий Иван Геннадьевич Шилин. Криминальная нефть и по совместительству посредничество между жизнью и смертью.

— Наш человек, — презрительно поморщился Марков.

— Надо поговорить с ним…

— Как с Лимоном?!

— А что, разве с Лимоном не так говорили?