Sindroma unicuma. Книга1. - Блэки Хол

Я благодарно закивала и от нестерпимой боли уткнулась лицом в подушку. Уйдите все! — закричала про себя. — Хочу тишины и покоя!

Неизвестно, сколько пролежала в полудремоте, как снова появилась Аффа и сунула под нос дурно пахнущую темную жидкость.

— На. Снадобье прочищения. Осталось после лабораторки у Ромашевичевского. Отличное средство и еще не забродило.

Я с подозрением покосилась на густую жижу.

— Не буду. Лучше умру сегодня, а завтра воскресну и пойду пешочком на занятия.

Соседка, не мешкая, зажала мне нос. От неожиданности я едва не задохнулась и замолотила руками. В открывшийся рот девушка на удивление сноровисто влила одуряюще кислую отраву.

— Вот и славненько. Мигом прочистит мозги. Побегу, а то не успею пообедать.

— Разве столовая работает? — выдавила я, пытаясь удержать в себе лечебное снадобье.

— В холле поставили временную продуктовую лавку. Но Царица повелела, чтобы завтра столовая открылась как обычно. Кстати, у тебя в запасе сорок минут.

Я нечленораздельно промычала.

Рецепт Ромашевичевского прошелся ершиком по внутренностям, прочистив от ушей и до пяток. Десять минут я умирала в туалете, потом столько же времени приходила в себя в душе, и уже относительно бодрая и посвежевшая вернулась в швабровку с раздумьями о том, во что же нарядить себя, любимую. Выбор был невелик, вернее, его не было вообще: прямая юбка чуть ниже колен и оставшийся второй свитер поверх футболки. Прелесть.

Процедура обрызгивания мифическими духами из флакончика стала ежедневным ритуалом. Возможно, я занималась самообманом, играя в таинственную аристократку, но невинное развлечение проливалось бальзамом на душу, лишенную в детстве ребяческих удовольствий.

Собрав сумку, я помазала губы. Сбегала и в последний раз погляделась в зеркало. Отразилась припухшая физиономия, но, слава богу, с осмысленным взглядом и заработавшими мозгами. Через мучения — к цели! То есть через вонючие отвары — к приличному человеческому образу.

В комнате близнецов стояла тишина. Наверное, парни из группы поддержки, подхватив Капу, ушли в институт. Оглядев побоище в швабровке, я вздохнула. Нет времени на уборку, займусь приведением комнаты в порядок вечером после занятий.

Однако прилично мы с Капой набрались всего лишь с двух стопок коньяка. Постойте-ка! С каких двух стопок? В памяти проносились вереницы бесконечных возлияний, опрокидываний и закусываний. Складывалось впечатление, что я присосалась к фляжке и пила из нее, не отвлекаясь на мелочи в виде культурного распития из стаканов. Батюшки! Или парень бегал за добавкой? Я-то думаю, отчего нам сегодня так плохо? А это, оказывается, мы понамешали всякой гадости в желудках.

Хороший был коньяк. Он навсегда останется в моей памяти светлым воспоминанием. Спиртное употребилось на благородные цели, связанные с поднятием повисшего носа Капы. Решив по пути в институт выбросить фляжку в мусорный бачок, я, порыскав по углам, вытянула ее из-за тумбочки. Серебряная баклажка оказалась тяжелой и наполненной. Странно. Что могло булькать? Хоть убей, а не припомню, чтобы мы измывались над фляжкой. Если Капа решил спросонья не ходить в туалет, я вылью ему на голову ночное творчество!

Аккуратно отвинтив колпачок, я осторожно понюхала. Сивушные пары ударили в нос, и меня затошнило. Отдышавшись, засунула в горлышко мизинчик и окунула в жидкость, а затем лизнула подушечку пальца. Подозрения подтвердились: внутри плескался коньяк отменного качества. Полная нетронутая фляжка спиртного.

Некогда раздумывать. Не для того я прочищала голову, чтобы забить ее проблемами, не успев дойти до института. Сунув фляжку в сумку, рванула на занятия, хотя в юбке не особо разбежишься.

Я бежала на лекцию. Опаздывала катастрофически. Расталкивала студентов, шмыгала между чьими-то спинами, читая на ходу расписание занятий. Теория символистики, профессор А.Г. Вулфу, кафедра материальных процессов. Ничего себе! Материальная висорика!

Обогнала какого-то серьезного дяденьку, пихнув легонько в бок и не успев извиниться — потому что спешила — заскочила в аудиторию и метнулась к своему месту перед Мелёшиным. Мельком глянула на него, он низко склонил голову к парте, видимо, опять развлекался со своим телефоном. Даже не удосужился проверить, тут я или нет. Ладно, после лекции поблагодарю за спасение в столовой.

При моем виде гул в аудитории усилился, но тут же стих. Вместо этого по рядам прошла непонятная возня, в основном, среди студенток. Одновременно со звонком в помещении появился тот самый дяденька, которого я нахально оттолкнула на повороте в коридоре. Подошел, прихрамывая, к преподавательскому столу и небрежно сложил пачку журналов, которые принес под мышкой. Обошел стол, оперся об него спиной и, оглядев ряды, сказал:

— Рад видеть вас после недельной разлуки, а в особенности тех, кто накопил долги по практическим и лабораторным работам.

Ряды нервически захихикали, в основном, девушки, вытягивающие шеи и поедающие преподавателя восторженными взглядами. Даже Эльза, на что высокомерная особа, и то с интересом поглядывала на мужчину у доски.

Приглядевшись к стоящему, я чуть не ахнула вслух. Язык не поворачивался назвать его преподавателем. Лицом к учащимся стоял мужчина в самом настоящем смысле этого слова. Белоснежная рубашка не скрывала его широких плеч, а безупречно сидящая жилетка из темно-синего атласа выгодно подчеркивала пропорции классической мужской фигуры. Короткие светлые волосы лежали в беспорядке, что придавало внешности загадочность и притягательность.

Я поняла, почему все девчонки закапали тетради слюной. Мужчина был идеален. Хотелось прижаться и крепко вцепиться в сильные плечи, чтобы принадлежать навечно лишь ему одному. Лектор А.Г. Вулфу фонтанировал первобытными флюидами вдобавок к невероятному природному магнетизму и мужественному обаянию.

Преподаватель повернул голову влево, и я увидела, что на его лице вдоль линии волос, ото лба и до подбородка, проходила узкая полоска шрама, задевавшая глаз. Но разве сей крохотный недостаток мог перевесить тонны достоинств?

Институтские преподы были шепелявыми, грузными, кривоногими, лысыми, пузатыми, сутулыми, тщедушными, носатыми, картавыми, косолапыми, и среди них не нашлось ни одного, при взгляде на которого сладко заныло бы сердце и отнялись, дрожа от непонятной слабости, ноги.

В полной прострации я наблюдала за перемещавшимся у доски образчиком роскошной мужской красоты. Такие, как А.Г. Вулфу, не должны работать преподавателями. Им на роду предписано завоевывать, повелевать и управлять, раздавая милости и собирая славу и почести.