Sindroma unicuma. Книга1. - Блэки Хол

— Отношение к предметам у меня не хамское, — ответила я с вызовом. Голос дрожал. — И не моя проблема, что для вас приемлемо, а что нет.

Вулфу с некоторым удивлением изогнул бровь.

— Думаете, если последуете по стопам выскочки Мелёшина, дерзость сойдет вам с рук? Всегда найдется управа на длинный язык и наглую ложь.

Я вскочила. Меня затрясло от обиды на паршивца Мелёшина, на высокомерного преподавателя, на свою жалкую участь смиренно глотать оскорбления тех, кто знал мою тайну и не упускал случая потыкать носом как щенка.

— Да пожалуйста! Делайте, что хотите!

Всхлипнула разок, другой и заревела. Истерика накатила стремительно как майская гроза. Я размазывала по щекам слезы и, глотая и давясь словами, выплескивала накопившиеся страхи и горечь обид:

— Сто лет не сдалось ваше хваленое висоратство! И вы с вашим мнением тоже сто лет не пригорели! Отстаньте от меня, ради бога! Идите и кричите на всех углах, что распознали слепую, такую-разтакую отпетую мошенницу! За это первый отдел медаль выпишет и личный значок подарит! Знаете такую блестящую циферку? Прикрепите и будете носить с гордостью!

Неожиданно меня встряхнули, возвращая на грешную землю.

— Немедленно прекратите разводить сырость, — процедил Вулфу. Его лицо оказалось совсем рядом, и сквозь пелену слез почудилось, что в глазу, затронутом шрамом, зрачок стал вертикальным, а радужка загорелась насыщенным янтарным цветом. — Распустили нюни. Поздно плакать, залезши в середину гнезда.

— А я… и… не… плачу… — промямлила, судорожно всхлипывая.

— Прекрасно. Сядьте и успокойтесь.

За моей спиной очутился невесть откуда взявшийся стул, и мужчина помог сесть, придерживая за здоровую руку. Его озадачил поток бурных слез, и он не знал, что делать. Моя незапланированная истерика стала отдаленным последствием измывательств Мёлешина и не предназначалась для глаз и ушей преподавателя.

— У вас есть платок?

Я помотала головой. Все беды решались одним взмахом — рукавом свитера. В мою ладонь всунули большой мужской носовой платок в крупную клетку. От него вкусно пахло, и желудок тут же заурчал.

— Я не могу, — пролепетала, пытаясь вернуть тряпочку, но ее настойчиво впихнули обратно.

Вулфу сел напротив меня и изучал с непонятной досадой. Шумно высморкавшись и утерев слезы, я забегала глазами по сторонам. Смотреть куда угодно, но только не на красивое и сердитое лицо.

— Я несколько погорячился, — сказал вдруг преподаватель. — Не думал, что вы отреагируете столь… эмоционально. Старательно сдерживая хлюпанья носом — последствия затяжного плача, — я мяла платочек в руках. У меня не получится отстирать его до совершенной чистоты, коей он блистал перед тем, как коснулся моего носа.

— Генрих Генрихович попросил осмотреть рисунок на вашей руке. Поддавшись настойчивым расспросам, он рассказал о вашей роли в институте.

Я сжала платок в кулаке. Выходит, передо мной сидел специалист, которого с нетерпением ожидал Стопятнадцатый! Ну, что за болтливый декан? Осталось собрать в холле весь институт и объявить, чего уж тянуть? Вулфу заметил мое напряжение.

— Не волнуйтесь, я дал обет молчания.

Не веря ушам, подняла глаза на мужчину. Обет молчания подразумевал, что давший его тут же подавится собственным языком, едва проговорится, а если попробует изложить на бумаге, то самозадушится своей же рукой. Сие было железно, и даже щит неприкосновенности не являлся помехой для клятвы.

— Но как же… первый отдел и всё такое? — промямлила гундосо и снова высморкалась.

— Опять вы за свое, — раздраженно стукнул по колену преподаватель. — В общем так. После занятий жду вас в лабораторном крыле. Знаете, где это?

Я кивнула.

— Пятый этаж, ограниченный доступ. Чтобы вас пропустили, — Вулфу в задумчивости потер подбородок, — сделаем оттиск любого из ваших пальчиков.

Мне не послышалось? У меня на руках были не сосиски, не грабли, не щупальца, а пальчики! Я начала разглядывать их, словно в первый раз. Преподаватель протянул листок.

— Приложите к бумаге. Она запомнит.

Неловко прислонила большой палец здоровой руки к белому листу и для пущей уверенности надавила посильнее. Лист смялся, и я сконфузилась. Лицо Вулфу осталось непроницаемым.

— Генрих Генрихович настаивал на моей консультации. В ней точно есть необходимость? — спросил он у меня. — Быть может, вы нанесли временную татуировку и забыли?

Я опешила. Теперь ко всем моим прочим достоинствам еще и идиотизм добавился? Уж если многоуважаемый профессор занят, то незачем отвлекаться на малоумную студентку. Пусть лучше в свободное время любуется в зеркале своей неотразимой внешностью и наводит пробор на голове.

— Необходимости нет, — сказала, поднимаясь. Грозовая истеричная туча прошла, зато начала посверкивать сухая зарница. — Я нанесла временную татуировку и забыла.

Вулфу тоже поднялся. Мой ответ его не устроил.

— Что вы повторяете как попугайчик? Скажите, имеет смысл тратить время на осмотр?

— Нет! — ответила я обиженно. Пусть подавится своим бесценнейшим временем! Вот хотя бы займется охмурением красоток, чтобы не тратить профессорское внимание на безмозглую крыску-врушку. — Могу идти?

Видимо, мужчине не понравился подозрительный блеск в моих глазах.

— Идите. Если после занятий не появитесь в течение получаса, консультацию не получите.

— Не появлюсь, будьте уверены, — пробурчала я под нос, отвернувшись.

Опустошенная и обессиленная, я выползла из аудитории. Предстояло топать на занятие к Стопятнадцатому, а ноги отказывались передвигаться. На подоконнике сидел Мелёшин, любуясь на свой телефон. Увидев меня, соскочил и, подойдя, нахмурился. Наверное, заметил краснущие как у кролика глаза, и нос, распухший от соплей. Между прочим, сей мерзопакостный вид я заполучила по вине стоявшего напротив гиппопотама.

— Чего он хотел? — кивнул Мелёшин в сторону покинутой аудитории.

— Чего-то, — мстительно ответила, не договаривая.

— Папена… — он начал с угрозой, но я оборвала:

— Опостылели угрозы, хоть вешайся. И твои, и твоей Эльзушки-свинюшки.

— За Эльзу не беспокойся, всё улажено, — быстро вставил Мэл.

— Нету моченьки соблюдать твои правила и терпеть так называемые методы воспитания, — пожаловалась и провела по шее большим пальцем. — Скажи, что сделать, чтобы ты потерял интерес, а?

Мелёшин поджал губы:

— И правда, зачем ношусь с тобой как со списанной торбой? Вот кстати, сегодня Касторский опять предлагал отдать тебя. Намекал, что ты отбилась от рук и без моего разрешения спишь, с кем попало.