Всё хоккей - Елена Сазанович

— Клянусь! — торжественно произнесла Тоня. — Никому, никогда и ни за что! Особенно Максу! Даже если будут пытать!

Глаза Тони откровенно смеялись. И на щеках играли ямочки.

— Я тебя очень прошу, девочка.

— Можешь не просить, я все поняла. Но все же у тебя температура.

Тоня вновь приложила ладонь к моему лбу. Ее ладонь на моем пылающем лбу лежала удивительно холодно, словно мороженое. И мне полегчало. Впервые полегчало от женского прикосновения, от которого отдавало холодом.

Тоня настояла, чтобы отвезти меня на своей развалюхе домой. У меня не было сил сопротивляться. Мы мчались по ночному городу, и я про себя отметил, что Тоня себя недооценивает. Она — прекрасный водитель. Уже на середине дороги Тоня взяла тоже с меня слово, что я вскоре все ей расскажу. Иначе она доложит все Максу.

— А вот это уже шантаж, девочка.

— Зато честный шантаж порядочного человека! А это не часто случается!

— А ведь тебе нельзя доверять, порядочный человек!

— Это еще почему?

— А вдруг не позднее сегодняшней ночи у вас с Максом вновь вспыхнет огромная страстная любовь! Вы вновь станете необычайно близки! — я откровенно подшучивал над девушкой. — И этой же звездной, летней ночью под обжигающими поцелуями ты откроешь ему нашу тайну.

— Если бы ты не имел такой несчастный, убогий вид, Виталик, я бы тебе хорошенько врезала. А так жалко… И ссадины на лице. Здорово тебя отдубасили? И температура. Наверное одежонка прохудилась от старости? Нет, пожалуй, не буду. Лежачих не бьют. Да, и еще, для сведения. Мы с Максом долгое время были близки, это факт! Но ни разу не делились друг с другом тайнами. Или, как ты любишь выражаться, ни разу не открыли друг другу свое сердце, вот так!

— И для кого ты его бережешь? — я легонько прикоснулся к груди девушки, где по моим понятиям должно находится ее сердечко.

— Уж точно не для таких старичков, как вы, — резко отвела она мою руку. — У одного вообще уже чужое сердце. А у второго (она бесцеремонно ткнула в меня пальцем) уже наверняка и печень чужая, и селезенка. Вот-вот рассыпится. Приберегу для того, кто помоложе. И поновее. Выходи!

Да, похоже, температура в машине накалилась до предела. Ах да, это всего лишь температурил я. Пора и впрямь было выбираться. Мы уже были у моего дома.

— Ладно, шантажистка, я скоро все тебе доложу, — буркнул я на прощанье. — Спасибо не говорю, потому что хоть стар, но невоспитан. И мне не понравился твой монолог. Из тебя не выйдет артистки.

— А из тебя не выйдет сыщик, — Тоня показала мне язык на прощанье и укатила.

Мне вдруг показалось, что мы простились как влюбленные. Я уже давно ни с кем так не прощался. Я смотрел вслед удаляющемуся серебристому форду, который меня сегодня чуть не убил. И в котором я сегодня почувствовал новое рождение. Но чего? Или мне только казалось?

Уже было довольно поздно, когда я вернулся домой. Я осторожно открыл дверь ключом и, не включая свет, на цыпочках пробрался в свою комнату. Я не хотел тревожить Надежду Андреевну. А, возможно, просто не хотел с ней встречаться. Я боялся ее внезапной любви и еще не придумал нужные слова, которые помогли бы эту любовь безболезненно отвергнуть.

Впрочем, я был уверен на все сто, что незамеченным мне не быть. Надежда Андреевна не спала допоздна и, как правило, всегда дожидалась моего возвращения. И я был внутренне готов, что она сразу же постучится в мою дверь. Я уже успел переодеться и даже некоторое время с закрытыми глазами посидеть на диване. Но стука в дверь так и не последовало. Это меня не на шутку встревожило. И я решился зайти в ее комнату.

Комната была пуста. Смирновой не было дома. Таких поздних отсутствий ранее не было никогда. Неужели что-то случилось?

Голова раскалывалась на части. Пожалуй, я и впрямь заболел. Температура не спадала. Пульс участился от неподдельной тревоги. Вдруг она после меня решила заехать на дачу? И вдруг серебристый форд заметил ее? В моем воображении эта машина выглядела, по меньшей мере, убийцей.

Я растворил аспирин и залпом выпил. Черт побери! Если она не появился этой ночью, куда мне обращаться? И кем мне представиться, чтобы вообще обращаться?

Мне стало страшно, но температура как ни парадоксально меня спасла. Обессиленный, я упал на свой диван и погрузился в тревожный, неглубокий сон. Хлопок двери прозвучал словно выстрел. И я вскочил на ноги. На будильнике было три часа ночи. Ничего себе!

— Это я! Не пугайтесь! — из прихожей раздался веселый звонкий голос Смирновой.

Мне хотелось притвориться спящим, но я решил, что все же неплохо бы выяснить куда она так надолго запропастилась.

Я распахнул дверь. И от удивления вздрогнул. И вытаращил глаза. Мне показалось, что в прихожей — Диана. Или ее призрак. Но я глубоко ошибся: призраки в подобном случае послужили бы мне утешением. Передо мной во всей своей неотразимости стояла Смирнова. В розовых сапогах с золотыми звездами и в короткой золотистой юбке, ярко накрашенная, она никак все же не походила на Диану. Только нарядом. Только образом, который она беспощадно содрала у моей бывшей подружки. И меня осенило.

— Надежда Андреевна, — пролепетал я дрожащим голосом, — это невероятно, повернитесь-ка!

Она гордо повернулась ко мне спиной. Ну, безусловно! Это она! Это ее я сегодня принял за Диану на лестничной клетке у квартиры Макса. И это она провела у него полночи. Просто невероятно! Я много видел в жизни метаморфоз, но эта превзошла все.

— Вам нравится? — Смирнова расхохоталась, от нее довольно сильно разило вином.

Мне не просто не нравилось. Меня шокировал этот вид. И все же я успел подумать, что, возможно, ее внешности подходит именно такой наряд. Чтобы выглядеть ярче. И, возможно, Максу мог понравится такой стиль. Но зачем, зачем в таком случае он спутался с девчонкой в спортивном костюме. Она явно была ему не по вкусу.

— Нет, Виталий, вы не ответили, вам нравится?

Мне пришлось силой выдавить из себя: угу. И невольно улыбнулся. Самоуверенный болван! Я решил, что она могла в меня влюбиться, как в подобие своего мужа. Похоже на сегодняшний день она готова влюбиться хоть в черта, только не в подобие ученого Смирнова. Она и впрямь решила коренным образом перевернуть свою судьбу. И полностью отречься от прежней. Всю свою жизнь она создавал дом-музей ученого Смирнова. Как ревнивая хранительница, стирала пыль с его книг, подбирала простенькую мебель, хранила допотопный проигрыватель. В общем лепила образ мужа таким, каким себе представляла. И, наконец, после его смерти решилась закрыть музей. Или передать его в чужие руки, вернее, в руки врага.

Мне стало до боли обидно за Смирнова. Он ошибся не только в своем научном исследовании, в своей жизни и в своей смерти. Пожалуй, провал этого он в некоторой степени допускал. Но он не мог допустить и мысли, что первой его предаст его же жена. Смирнов от кого угодно мог бы терпеть на своем месте, но только не свою полную противоположность — Макса.

Было три часа ночи, и мне так хотелось послать все к черту, и этот дом и эту женщину, отдаленно напоминающую Диану. Но именно сейчас я мог узнать об алиби Макса. Впрочем, Надежда Андреевна от переполнявшей ее любви тоже не хотела спать. Она даже не хотела переодеваться. Она настолько прикипела к своему наряду, настолько дорожила им, что боялась расстаться и на минуту. Вдруг утром сказка о золушке закончиться, и у нее не хватит смелости или желания все повторить.

Смирнова достала дорогие сигареты и глубоко затянулась. Она раньше никогда не курила.

— Вы совсем другая, Надежда Ан…

— Наконец-то я смогу быть совсем другой, — облегченно вздохнула она. — Знаете, а это не так уж и плохо, вдруг, в один день все поменять! И вам, кстати советую. Ну как вы одеты! И эти очки, не обязательно к ним привыкать! А ведь вы еще молоды, Виталий. И вдруг превратили себя чуть ли не в старика. Прямо как мой Смирнов!

Это она нас превратила, мрачно подумал я, но вовремя промолчал.

— Впрочем, я дам вам один дельный совет! Влюбиться! Это так просто, влюбиться и все!

— Вы влюблены? — осторожно спросил я.

— Да, очень, очень, очень влюблена! Если бы у нас не были такие тонкие стены, я бы запела во все горло! Но боюсь разбудить соседей. Они бы меня не правильно поняли. И вы, наверное, не правильно понимаете? Я угадала? Ну, конечно, вы такой правильный, как мой Юра. Такой рассудительный. Наверняка осуждаете, как я могла, так быстро. А вот могла! И мне все равно, что вы теперь думаете! — она вызывающе встряхнула головой и пристально на меня посмотрела.

— Я ничего не думаю, Надежда Ан… Ничего. И никого не осуждаю. Кто угодно, только не я. Более того, я рад за вас. Жить и впрямь нужно в любой ситуации. Просто… Просто, позвольте нескромный вопрос. Он вас достоин?

Мне так хотелось, чтобы она назвала его по имени, мне бы легче было вести разговор. Но она не назвала. Она вскочила с места и чуть ли не закружилась по комнате.