Чистилище - Захар Петров

Самых талантливых отбирали - им выпадал шанс остаться в Университете или попасть в одну из лабораторий. А остальные возвращались в свои поселения: полные знаний, энергии и энтузиазма сделать Муос лучше. Проходили годы, и жестокая реальность грубыми жерновами перетрёт в их душах весь энтузиазм. Вчерашние самоуверенные романтики со временем станут флегматичными роботами, механично делающими свою работу, разуверившимися в возможности сделать эту жизнь хоть чуть-чуть лучше. И всё же память о счастливых университетских днях не выветрится в них никогда; что-то заложенное в специалистов ещё в Университете будет теплиться в них всю жизнь. Что-то такое, что не даст им пасть до уровня всеобщей дикости, ощутимо будет выделять на фоне общей серой массы. Поэтому Университет всегда оставался не только мозгом, но и железой Муоса, выпрыскивающей в его умирающие артерии животворящие гормоны. Власти это знали и не жалели средств на Университет.

За столами-партами сидели пять курсантов: двое армейцев и три убра. Вера с любопытством рассматривала большую аудиторию. Когда-то это было спальное помещение университетского убежища. Двухярусные лежаки давно уже убрали, постоянно подтекающие потолок и стены тщательно подкрашивались весёленькими красками. Аудитория была плотно заставлена столами-партами, принесёнными в незапамятные времена сверху – из мёртвого БГУ, и шкафами с различными учебными пособиями. Стены под самый потолок заняты полками с учебным инвентарём, промежутки между полками завешаны таблицами, графиками, детальными изображениями выпотрошенных животных, каких-то непонятных инструментов и приборов. Эта же аудитория три раза в день становилась студенческой столовой. И устоявшийся кисловатый запах людской пищи несколько сбивал с учебного настроя.

За длинным, на всю ширину класса, учительским столом сидели три человека, совершенно не похожие друг на друга: представившийся деканом энергичный седой дедок с длинными волосами, по-пижонски схваченными сзади резинкой; бесцветная тётка лет сорока, постоянно натянуто улыбающаяся, демонстрируя свои жёлтые зубы, и генерал в серой униформе, который не скрывал на кислом лице своего пренебрежения к участию в этой встрече. Вера узнала генерала Дайнеко.

Говорил в основном дедок:

- Ну что ж, молодые люди, рад вас видеть в этой аудитории. Сразу пять курсантов – такого я не припомню со времён Великого Боя. Н-да… Причины этому совсем не радостны… Н-да… И вы все надо думать участвовали в этом. Герои, так сказать… Ну и мы, можно сказать, внесли свой скромный вклад, создавая то, что вы выплеснули в Комсомольское озеро … Н-да…

Слушать затяжную вступительную речь декана было не интересно, а глазеть по сторонам не совсем уместно. Поэтому Вера занялась изучением стола, за которым сидела. Многие поколения студентов трудились над тем, чтобы оставить память о себе на поверхности видавшей виды столешницы. Она не раз закрашивалась, но упорство пожирателей наук было сильнее любого слоя краски. Ручками и циркулями по всей поверхности выводились графические и текстовые гравировки. Монументальные изречения вроде: «Аграрии 12й год» или «Здесь сидел я» перемежались с романтическими сердечками, нанизанными на арбалетные стрелы и объяснениями в любви. Кое-где встречались боевые кличи: «Смерть ленточникам!» и даже политические карикатуры с изображением лесников и американцев. Вере хотелось найти какой-нибудь след, оставленные студентами, жившими «до». Но ничего такого она не находила. Разве что: «Я из Гомеля!» - вроде бы ей не приходилось слышать о поселении с названием «Гомель», но ведь Муос - большой. И даже, если это поселение располагалось на Поверхности ещё до Последней Мировой, не исключено, что его автор написал изречение уже здесь, под землёй. И всё же почему то ей хотелось верить, что эта надпись сделана ещё до того, как парта была перенесена вниз. Вере на мгновение захотелось улететь на несколько десятков метров вверх и на несколько десятилетий назад, оказаться в настоящей, освещённой солнцем аудитории, среди улыбающихся беззаботных студентов, одетых в красивые лёгкие одежды. Но она тут же изгнала от себя эту слабость и усилием воли заставила себя вслушаться в то, что говорят декан и те, кто с ним.

- … Вы, господа будущие офицеры, конечно же, ожидаете, что здесь вас будут учить каким-то хитрым секретным приёмам и техникам ведения войны…

Дедок, хитро улыбаясь, сделал паузу и весело подмигнул курсантам. Насладившись ожиданием на их лицах, он, растягивая слова, продолжал:

- Нет, дорогие мои! У нас - гражданское заведение и ничему такому здесь не учат. Да и каким-таким премудростям ведения войны учить вас, прошедших столько боёв? В этом вы уже давно сами себе учителя и ученики. Но! Вы становитесь офицерами, а значит, должны быть выше тех солдат, командовать которыми будете. И прежде всего вы должны быть выше по уровню интеллекта, уровню своего образования. Коли вас отобрали, значит, вы уже сильнее своих коллег физически, лучше дерётесь и стреляете. Но вы должны стать ещё и умнее их, вы должны знать об этом мире больше своих товарищей. А ведь в этом мире есть много такого, что совсем не связано с войной! До Последней Мировой, чтобы стать офицером и командовать солдатами, надо было учиться пять лет. Пять лет! Офицер становился прежде всего интеллигентом, психологом, а уже потом боевым командиром. Конечно, у вас будет несколько спецкурсов, связанных с вашей работой, в преподавании которых нам любезно окажут помощь наши друзья из Штаба. Поэтому формально вы считаетесь курсантами Академии. Но в основном вы будете изучать именно общие науки, как обычные студенты Университета… Это большие блоки дологии и вневедения, азы философии, прикладную психологию, управленческие спецкурсы, биологию Муоса, основы безопасности …

Вера не выдала своего удивления, чего не скажешь об её однокашниках. Кто-то хмыкнул, двое стали недовольно перешептываться. Ещё бы: они – одни из лучших воинов Муоса - шли сюда, чтобы научиться воевать ещё лучше, а им предлагают полгода корпеть над учебниками, изучая совершенно бесполезные творения писарей-бездельников. Целых шесть месяцев потратить не понятно на что, одновременно теряя свои военные навыки. А в это время их товарищи будут гибнуть, выполняя опасные задания! Вера внимательно посмотрела на генерала. Этот здоровяк совершенно нелепо смотрелся рядом с худосочными и низкорослыми университетскими клерками. До сих пор он молчал, мрачно рассматривая свои здоровенные кулачища выложенные прямо на стол. Не трудно было заметить, что он не совсем уверен в полезности такого шестимесячного времяпрепровождения его подчинённых. Услышав ропот в аудитории, генерал Дайнеко медленно поднял свою голову и гаркнул так, что дедок вздрогнул, а тётка от испуга отшатнулась в сторону, чуть не упав со стула: