Седьмая жертва - Алан Джекобсон

На мгновение в комнате повисла тишина. Первым подал голос Синклер:

– А ведь она замужем, правильно? За этим производителем контейнеров, если я не ошибаюсь?

– Да, – ответил Бледсоу. – Он сейчас за границей. Шеф собирался сам сообщить ему о случившемся.

– Горничная живет в помещении для прислуги в задней части дома, – сказала Манетт. – Последние дни она болеет гриппом. Она заказала для Линвуд готовый ужин из ресторана, и его доставили около пяти часов. После этого прислуга отправилась к себе и легла спать. Ничего не видела и не слышала. Я хочу заняться этим разносчиком, посмотреть, не было ли у него проблем с законом раньше. А заодно и проверить его алиби после того, как он ушел отсюда.

– Где Хэнкок? – осведомилась Карен.

– В своем кабинете в задней части дома, это его операционная база, – сказал Синклер. – Он ни с кем не желает разговаривать. Мне, во всяком случае, он не сказал ни слова.

Манетт повернулась к Бледсоу.

– Хочешь, я займусь им, брат? – Она подмигнула. – Держу пари, меня он послушает.

Бледсоу кивнул в знак согласия.

– Нам обязательно нужно, чтобы он поговорил с нами. Пойдемте в гостиную, а здесь пусть заканчивают эксперты. Мы уже… видели достаточно.

– Согласен целиком и полностью, – заявил Синклер, вслед за Бледсоу выходя из комнаты.

Хэнкок мешком повалился на диван. Галстук с ослабленным узлом сбился на сторону, волосы торчали в разные стороны. Глаза у него остекленели, двигался он тяжело и неуверенно, как пьяный. Манетт прикрывала тылы и выразительным жестом поднесла руку ко рту, словно опрокидывая стакан, подтверждая подозрения сыщиков, что их коллега неоднократно прикладывался к бутылке.

– Bay, только посмотрите, что тут происходит! Прямо распроклятая вечеринка, а? Прикольно. Но я все равно рад, что вы все собрались здесь.

– Нам нужно задать тебе несколько вопросов, – начал Синклер.

– Копы уже задали мне чертову пропасть вопросов.

Налитыми кровью глазами Хэнкок обвел комнату.

Манетт, сидевшая напротив Хэнкока на таком же диване и отделенная от него кофейным столиком с гранитной столешницей, заметила:

– Мы понимаем, что смерть сенатора здорово тебя расстроила. Хэнкок рывком поднял голову и уставился на нее.

– А как бы ты чувствовала себя на моем месте? Она была добра ко мне. И я только что лишился своей проклятой работы!

Карен нахмурилась и склонилась к уху Робби.

– Так вот почему он расклеился. Двести тысяч баксов в год плюс премиальные – и все коту под хвост!

– Да, особенно если учесть, какую защиту она за них получила.

Манетт метнула на Карен сердитый взгляд и снова повернулась к Хэнкоку.

– Послушай, ты был здесь главным по безопасности. Твоя работа заключалась в том, чтобы охранять сенатора. Где ты был, когда… Где ты был сегодня вечером после шести часов?

Хэнкок отыскал взглядом Карен.

– Это все твоя вина! Ты так ее расстроила, что она захотела побыть одна. – Он повернулся к Манетт. – Я поехал прокатиться на машине.

Карен почувствовала, что взоры присутствующих устремлены на нее. Все ждали от нее объяснений.

– Я была здесь сегодня днем, – сказала она, – примерно около шести. Я только что обнаружила, что сенатор приходилась мне… биологической матерью. – Она оглянулась на Робби, ища у него поддержки. – Я приходила к ней, чтобы поговорить об этом. Дель Монако фыркнул.

– Ты ведь шутишь, признавайся!

– И как прошла встреча на высшем уровне? – полюбопытствовал Синклер.

– Она была непоколебима, как скала. И почти ничего мне не сказала…

– Они повздорили! – заорал Хэнкок. – Вейл хотела знать, кто ее отец, а сенатор отказывалась сообщить ей. И Вейл пришла в ярость.

Карен с вызовом скрестила руки на груди.

– Я ушла примерно в районе шести тридцати. Я была расстроена и просто поехала куда глаза глядят. А когда я попала домой, Бледсоу прислал мне сообщение.

Она ждала, что сейчас ее забросают вопросами, начнут полноценный допрос и поджарят на медленном огне. Но коллеги молчали.

«Моторола» Бледсоу заиграла Пятую симфонию Бетховена. Он поднес сотовый телефон к уху и отошел в сторону.

– Я оставлю вас на несколько минут, чтобы вы смогли обсудить ситуацию, – сказала Карен и вслед за Бледсоу вышла из дома.

Входная дверь щелкнула, закрываясь. В комнате по-прежнему висела напряженная тишина, нарушаемая только негромкими голосами и шагами экспертов-криминалистов, продолжавших осматривать место преступления. То и дело сверкали вспышки фотоаппаратов, найденные улики переносили в служебный автомобиль. Наконец Хэнкок заговорил.

– У Вейл нет алиби.

– Но Карен Вейл никого не убивала, – возразил Робби.

Хэнкок сунул руку в карман своего спортивного пиджака и вытащил оттуда коричневую сигарету.

– О нет, только не эту вонючку! – запротестовала Манетт.

Синклер взял Мандизу за руку, наклонился к ее уху и прошептал:

– Оставь его в покое. Может, он хоть немного успокоится и протрезвеет.

– Но ведь они набиты какой-то дерьмовой турецкой травкой! Здесь все провоняет настолько, что нечем будет дышать.

Руки у Хэнкока дрожали. Робби смотрел, как он поднес зажигалку к лицу и не смог попасть огоньком в кончик сигареты. Хэнкок стиснул зажигалку обеими руками, как будто это могло унять дрожь в пальцах, и наконец, сделав глубокую затяжку, закурил. Синклер достал из кармана мятый носовой платок и протянул его Манетт.

– Вот тебе фильтр.

Она оттолкнула его руку.

– Благодарю покорно. – Она помахала рукой перед лицом, разгоняя дым. – Что еще у тебя есть на Карен? – обратилась она к Хэнкоку.

Хэнкок снова сделал глубокую затяжку и выпустил дым через ноздри.

– Она избила своего мужа. Уложила его на больничную койку. У нее склонность к насилию. Она просто бешеная. – Он стряхнул пепел в небесно-голубую дымчатую фарфоровую вазочку, стоявшую на кофейном столике. – Вот как все было. У Вейл депрессия. У нее проблемы с бывшим мужем, а ее ребенок лежит в коме. Она узнает, что женщина, которую она считала матерью, ей совсем не мать, и начинает поиски. Каким-то образом ей удается узнать, что сенатор и есть ее настоящая мать. Она приходит сюда, чтобы выяснить отношения и понять, почему мать выбросила ее, как старый сломанный телевизор. Вейл ведет себя назойливо и неразумно, поэтому сенатор просит ее уйти. Вейл приходит в ярость и начинает кричать. Я встревожился, что она может ударить сенатора, как она поступила со своим бывшим. Поэтому я вмешиваюсь и показываю Вейл на дверь. Она вылетает наружу, садится в свою машину, отъезжает и останавливается. Потом возвращается сюда пешком и ждет поблизости.

Хэнкок сделал очередную затяжку и потер правый висок, отчего дым, следуя движениям его пальцев с зажатой в них сигаретой, зазмеился причудливыми кольцами. Он выдохнул сиреневую струйку вверх и продолжал:

– Сенатор очень расстроена и хочет побыть одна. Я пытаюсь помочь, но она просит меня уйти. Вейл дожидается, пока я не уеду, потом возвращается сюда и бьет ее по голове. Обставляет все так, будто это убийство – дело рук Окулиста, что совсем нетрудно, поскольку она знает все это дерьмо наизусть и может перечислить признаки, даже если ее разбудить посреди ночи.

Он откинулся на спинку, опустил голову и уставился куда-то в пол, себе под ноги.

Еще несколько минуте комнате стояла тишина. Все обдумывали выдвинутую Хэнкоком версию событий. Наконец заговорил Дель Монако:

– Но здесь отнюдь не все соответствует почерку Окулиста, Если бы она хотела имитировать его модус операнди, то соблюдала бы его почерк вплоть до последней буквы. Так, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, кто здесь поработал.

Хэнкок выдохнул дым уголком рта.

– Она не может контролировать себя. Ярость делает ее неуправляемой. Она перестаралась по личным мотивам.

Дель Монако выразительно поднял брови, словно показывая, что не исключает того, что предположения Хэнкока могут оказаться правдой. Робби вспомнил, как читал о применении чрезмерной силы во время убийства в материалах, которые дала ему Карен. Из них следовало, что в этом случае между преступником и его жертвой обязательно существовала личная вражда.

– Кроме того, у нее нет алиби, – добавил Хэнкок.

Робби подался вперед и остановился в нескольких шагах от Хэнкока. Он уперся руками в бока и сверху вниз уставился на бывшего начальника службы безопасности.

– Как и у тебя, кстати. Обставить место преступления соответствующим образом ты мог ничуть не хуже Карен.

– Да, но есть одно «но», мистер Роберто Энрике Умберто Эрнандес, или как там тебя зовут, черт бы тебя подрал! – Хэнкок выдохнул дым Робби в лицо. – У меня нет мотива.

Робби разогнал дым рукой и посмотрел на Синклера. Это был взгляд, умолявший вмешаться, прежде чем Робби врежет кулаком по этой самодовольной пьяной роже и вышибет Хэнкоку мозги.