Проклятые поэты - Игорь Иванович Гарин

жизни. Я предвижу катастрофу. Ведь можешь же ты на неделю воспользоваться гостеприимством друзей, Анселля например. Я отдал бы все что угодно, лишь бы тебя увидеть, обнять тебя. Предчувствую несчастье, но не могу сейчас приехать к тебе. Париж мне омерзителен. Уже дважды я допустил серьезную неосторожность, которую ты расценишь более сурово; кончится тем, что я потеряю голову.

Прошу у тебя своего счастья и требую от тебя твоего, если нам еще суждено познать это…

Прощай, я доведен до изнеможения. Если вернуться к деталям моего состояния, то я не спал и не ел уже почти три дня; я задыхаюсь. – А нужно работать.

Нет, не говорю тебе прощай, так как надеюсь тебя увидеть.

О! Прочти меня очень внимательно, постарайся хорошенько понять.

Знаю, это письмо болезненно отзовется в тебе, но ты конечно же найдешь в нем тон мягкости, нежности и даже надежды, который так редко слышала.

А я люблю тебя.

Ш. Б.

Бодлер работал над стихотворениями в прозе, создавал новый литературный жанр, но как теперь опубликовать их, если права на всё им написанное принадлежат узнику? И здесь пути поэта пересеклись с новым издателем, Пьером-Жюлем Этцелем, человеком огромной проницательности, нутром почувствовавшим грядущую славу Бодлера и возможность заработать на ней. Уже через месяц после тюремного заключения Мальасси Шарль пишет ему, что нашелся издатель, пожелавший купить права на одноразовый тираж «Цветов» и стихотворений в прозе, но, по его словам, «это не входит в мои расчеты». На самом деле это был зондаж намерений Мальасси, ожидающего суда в связи с банкротством. Сам Этцель, видимо, не знал, что желает приобрести книги, права на которые принадлежат другому издателю. Но Бодлер знает это и фактически готовится к незаконной сделке… Что же его подталкивало к ней? Тупиковое финансовое положение? Необходимость издания книг для поддержания паблисити? Предчувствие близящегося конца? Желание помочь другу, попавшему – не без его помощи – в долговую яму?..

Г. Орагвелидзе:

…Попробуем разобраться в возможном ходе его мыслей.

Во-первых, Огюст – друг, сочувствующий и верящий в его талант, озабоченный его, Бодлера, состоянием дел и здоровья. Он поймет и простит, тем более что поэт выручит за сделку деньги и сумеет ему вернуть эти пять тысяч, когда он, Огюст, выйдет из тюрьмы и будет в них несомненно нуждаться. Спасибо еще скажет, а старый контракт порвет или заключит нечто новое, с учетом возникших изменений. Во-вторых, – и тут вновь всплывает моя догадка, можно будет благодаря Этцелю избавиться от «Цветов» и полностью засесть за стихотворения в прозе, обеспечивая им таким образом гарантированный выход. Поэт не надеялся больше на возможность окончательного решения ключевой творческой проблемы завершения «Цветов Зла» КАК ЕДИНОГО ЗАМЫСЛА, у него возникает идея: а что если завершить этот замысел КРУЖНЫМ ПУТЕМ – превратить стихотворения в прозе в своеобразный прозаический томик, продолжающий проблематику стихотворных «Цветов». Нечто подобное действительно проглядывает в доведенном до половины замысле прозаических миниатюр.

13 января 1863 года Бодлер подписывает с Этцелем договор на пять лет эксплуатации «Цветов Зла» и «Стихотворений в прозе», за что получает аванс в сумме 1200 франков. Этцель, поразмыслив, от одноразового тиража отказался, предпочитая пять лет, ибо чувствовал хитрец, что атмосфера вокруг имени Бодлера меняется к лучшему, что вскоре начнется его эра и поэзия его станет ходовым товаром. И еще одно условие поставил Этцель – сначала сдача «Стихотворений в прозе», после чего только – «Цветов». Ох, лукав же и мудр этот Этцель! Он знал, что стихотворения в прозе еще в работе, что, возможно, работа над ними затянется еще на год, а, следовательно, с одной стороны, понятие «пять лет» расширяется, с другой же – блокируются «Цветы Зла». Этцель ждал наступления популярности Бодлера, поэтому тянул срок. На чем же основывался его прогноз?

В начале 1862 года Бодлер привлек к себе внимание выходкой, одновременно и комической, и экстравагантной. Он представил свою кандидатуру во Французскую академию! Бодлер под куполом Академии! Скандал в стане добропорядочных «бессмертных», но и всеобщая потеха, которую Сент-Бёв назовет «безумством Бодлера». Шокинг и буффонада. Только мудрый и добрый Альфред де Виньи отнесется к этой выходке серьезно. А это кое-кто заметил, возможно, и Этцель. Конечно же, Бодлер знал, что у него нет и малейшего шанса и, не дожидаясь выборов, сам же свою кандидатуру снял. Это был вызов. Но и разведка.

На что рассчитывал «опальный поэт»? Возможно, лелеял надежду, что голосование «бессмертных» станет актом его реабилитации. Ф. Порше писал по этому поводу:

Бодлер полагал, что если ему удастся перешагнуть порог Академии, то атмосфера недоверия вокруг него немедленно рассеется. Это так; однако в самом рассуждении таился порочный круг, поскольку именно недоверие, которым был окружен поэт, лишало его всякой надежды на успех.

Пребывание Мальасси в тюрьме длилось чуть меньше года. Суд помиловал неудачливого издателя, который, выйдя из каталажки, переехал в Брюссель. Здесь у него был филиал издательства, который теперь надлежало сделать прибыльной фирмой. Наученный горьким опытом, Мальасси сделал ставку на «вечное» – эротические издания, политические памфлеты, направленные против Второй империи. Бизнес носил полуподпольный и контрабандный характер, но, в случае удачи, мог позволить возобновить легальную издательскую деятельность во Франции. Занятый организацией дел, Мальасси закрыл глаза на переговоры Бодлера с Этцелем.

Как теперь выясняется, они не были единственными. Параллельно поэт поддерживал деловые отношения с издателем его переводов Эдгара По Мишелем Леви. Леви не верил в поэтический дар Шарля, но давно сделал ставку на Бодлера-переводчика: он категорически отказался от окончательного издания «Цветов Зла», предложенного ему Бодлером после ареста Маласси, но согласился приобрести права на все его переводы – четыре тома за 2000 франков. Мы видим «распродажа» в 1862–1863 годах шла полным ходом – распродажа поэту не принадлежащего… Оставались «непристроенными» критика и эссеистика, но и на сей счет у Бодлера имелись виды. Собираясь в конце ноября 1863 года в Брюссель, поэт напишет матери, что в его планы входит продажа трех томов критики.

Поездка в Бельгию была инициирована «Литературным кружком» Брюсселя, пригласившим Бодлера выступить с лекциями. Поэта прельстил гонорар (100 франков за лекцию) и надежда укрепить позиции в литературном мире – родина ему порядком поднадоела, о чем свидетельствует письмо к матери:

Ты себе не представляешь, до какой степени деградировала раса парижан. Это уже не тот обаятельный и любезный мир, в котором я когда-то вращался: художники ни о чем не ведают; литераторы ничего не знают, даже орфографии. Сплошная низость,