Булгаков. Воланд вчера, сегодня, завтра - Дмитрий Быков

Но иногда самой трагической стилистике этого романа удается прорваться в те невероятные сферы, которые и свидетельствуют о настоящем Боге. Правда, этого Бога в романе нет, но мы можем о нем догадаться. Мы можем вспомнить: "Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на Ивана, она разбрызгивает свет во все стороны, в комнате начинается лунное наводнение, свет качается, поднимается выше, затопляет постель. Вот тогда и спит Иван Николаевич со счастливым лицом. Наутро он просыпается молчаливым, но совершенно спокойным и здоровым".

Вот мне хочется верить, что когда-нибудь и русская литература – и русская мысль – проснется спокойной и здоровой после одного из самых страшных своих соблазнов.

– Почему история «Мастера и Маргариты» трактуется как история великой любви? Ведь оба они довольно посредственные люди, особенно Маргарита. Что она такого сделала? Букву на панамке вышила и на скучном корпоративе помучилась. Там же нет никакой истории любви. Если на то пошло, то скорее показательна история второй пары героев – Пилата и Иешуа, конечно, не в гомосексуальном смысле. Между ними есть хотя бы диалог.

– И подпись в записке характерная, это написал один из очень известных критиков московских, я очень рад, что он почтил нас своим присутствием.

Есть сайт, на котором пародийно пересказывают классику, и надо узнать произведение. И вот там есть такое: "Ой, девочки, подошел ко мне какой-то странный, предложил крем для омоложения кожи, видимо, сетевая структура, пригласил на корпоратив, думаю сходить". (Смех в зале.) Действительно, похоже. Я могу возразить автору этой записки. Я, конечно, не такой глубокий специалист по Булгакову, как он, но возразить могу.

Маргарита, разумеется, очень сильно отличается от типичной романной мещанки. Там есть такая фраза, Коровьев говорит: "По установившейся традиции хозяйкой бала всегда является местная уроженка по имени Маргарита". Маргарита, конечно, ни по одному параметру не выдерживает сравнения с кроткой грешницей Гретхен, которая, кстати, как вы помните, все-таки добровольной смертью, отказом от бегства искупает свой грех. Одна из грешниц, прежде называвшаяся Гретхен, встречает Фауста в раю. Но Маргарита, хотя и этого сравнения не выдерживает, она, тем не менее, героиня совершенно замечательная, по крайней мере, по двум параметрам: во-первых, ей присуща изумительная смелость в абсолютно рабское время. Она единственная, про кого нельзя сказать, что трусость как-то ею владеет. Помните, даже Коровьев ей говорит: "Никогда и ничего не бойтесь, это неразумно". Но она и так ничего не боится. У нее сердце трепещет, когда она входит к Воланду, но она не боится его. Вот это удивительно. Замечательная смелость, дерзость: "Я хочу, чтобы мне вернули Мастера, моего любовника". Прекрасно звучит.

И второе. Все-таки милосердие, понимаете. Все-таки то, что она пожалела Фриду, все-таки то, что в законопаченные щели жилища сатаны это проникает. Маргарита, конечно, достойна этого. Мы же любим Маргариту. Вот это ужасно. Я согласен с Матвеевой, что женщина на метле никак не тянет на святую. Это большая булгаковская гнусность. Но обратите внимание, поскольку роман пишется для того, чтобы он был понят Сталиным, Маргарита абсолютно вписывается в типаж сталинской любимицы, советской кинозвезды.

Такая девочка-мальчик, такая Валентина Серова, вечно озорничающая, фривольная, готовая и на адюльтер, и на то, чтобы на балу у сатаны поработать хозяйкой. Ведь, собственно говоря, и Орлова, и Ладынина, и другие любимицы Сталин – они работали хозяйками на балу сатаны, они ничего другого не делали. Маргарита идеально вписывается в типаж советской кинозвезды. Именно такой она и сделана. Из-за чего она такой сделана? Наверно, не только для того, чтобы Елене Сергеевне было приятно. Наверное, для того, чтобы Сталину было приятно читать про эту женщину. Я же говорю: роман написан для узколобого читателя с примитивными взглядами с теологическим образованием.

– Могла ли у Булгакова быть другая жена?

– Была. И даже две. И Лаппа была, и Белозёрская была. Просто Елена Сергеевна лучше всего соответствует эпохе. Все крупные писатели этого времени либо влюблялись, либо женились на женщинах, которые выражали очень точно этот тип. Это Москва террора, ночная Москва 1930-х, в которой ночью одновременно арестовывают и пытают и при этом проходят роскошные балы типа буллитовского в Американском посольстве, ночных посиделок и капустников во МХАТе… Типа тех же посиделок с участием Сталина, где он пьет с актерами, расспрашивает их, напаивает их водкой вусмерть. Актеру надо только рассчитать время, чтобы упасть, показывая тем величие вождя: вот вы перепили меня, товарищ Сталин, я падаю. Это очень любили они проделывать. Как раз тех ночных посиделок, во время которых Сталин спрашивает Эйзенштейна, Пудовкина и Александрова, чего им не хватает для полноценной работы: Эйзенштейну не хватает машины, Пудовкину – дачи, а Григорий Александров говорит: " У меня все есть, я хочу вашу книгу "Вопросы ленинизма" с автографом. Назавтра он получает книгу, машину и дачу.

– Нравится ли Вам «Театральный роман»?

– Нет. Незаконченная книга и очень желчная.

– Вопрос школьного учителя литературы. Мои старшеклассники категорически не признают в Иешуа и Мастере главных героев. Почему?

– Совершенно правы ваши старшеклассники. Главные герои книги – это Понтий Пилат и Воланд. А Мастер и Иешуа – это те цели, те объекты, на которые им пытается указать Булгаков: храни Художника и защити святого. Они есть у тебя обязательно, они всегда есть в твоем тоталитарном режиме. Не трогай их, не надо их распинать, при этом защити, пожалуйста, Мастера, потому что только с Мастером твое правление останется в истории. А уж мы тебя напишем, дорогой ты наш. Это очень чувствуется, к сожалению.

Конечно, в адресате романа и в послании, обращенном к нему, есть известное благородство. Как в замечательной пьесе Татьяны Гнедич: разрушьте город, но храните прекрасное, храните прекрасное! Такая мистерия про Ленинград. Помните замечательный рассказ Вячеслава Рыбакова "Носитель культуры"? Когда крысы захватывают город, а пианист умоляет: "Не убивайте меня, я – носитель культуры". Вот, собственно, весь вой, весь вопль Булгакова в этом романе: ты только вот нас не трогай, а уж мы тебя полюбим! Это не формулируется внятно, но это чувствуется. Это же письмо королю. Точно так же, как каждая пьеса Мольера – письмо королю. Как "Тартюф" – письмо королю. Ты этих ханжей-то топи как угодно, а там сияй нам, Солнышко наше. Очень чувствуется.

И это не очень хорошая позиция, при всей ее этической привлекательности. Но, может быть, кто-то из современных российских писателей, если бы ему хватило таланта, мог бы написать роман, достучавшись до Путина. Мы же знаем примерно исходные данные, все мы знаем немножечко филологию, все мы понимаем, каков уровень его эстетических вкусов и предпочтений (довольно высокий, кстати) – вот написать роман о хорошем разведчике, который спасает детей, я думаю, кстати, что и сам "закон Димы Яковлева" не в последнюю очередь инспирирован под влиянием того эпизода, где Кэт с двумя младенцами… Он сам ощущает себя немножко этой женщиной, спасающей двух младенцев.

Это хорошая была бы задача – написать роман для Путина, роман, который был бы понят Путиным. Но только, я боюсь, вот бы что случилось: если бы этот роман был талантливо написан, он бы успел посеять столько зла, что никаким бы благом это не компенсировалось. И в довершение всего, глядишь, и Путин бы еще его не понял. Так всегда бывает. Для меня очень большая печаль, очень большая загадка в том, что мы не знаем, читал ли Сталин "Мастера и Маргариту". А Елена Сергеевна, если бы захотела, могла бы через Фадеева ему передать. И самое ужасное, что если бы он прочел этот роман, роман очень понятный любому дураку, – посмотрите, сколько дураков им бредит… Это не про нас, не про нас с вами я говорю! (Смех в зале) – роман был бы им понят, и он бы подумал: "Да все я пра-а-авильно дэлаю, товарищ Булгаков правильно панимал". Может быть, Булгаков это чувствовал.

– Распространяется ли проклятие Булгакова на лекции, помимо кино?

– Вот сегодня в ЦДЛ не работает ресторан. За сцену можно попасть только через сцену, неизвестно, сможем ли мы вообще отсюда выйти. А может, это не проклятие, может, это препятствие не затем, чтобы нас не пустить, а чтобы оградить. Конечно, я очень виноват перед всеми, кто ходит ради ресторана. Но ничего не поделаешь… А может, это и к лучшему… Сытое брюхо глухо, а у нас есть шанс задуматься. Хотя мне тоже очень неудобно, я так люблю тамошний лифт.

– По Вашему мнению, кто стоит за образами Азазелло, Коровьева и Бегемота?