Говорящий ключ - Виктор Кирюшкин

Вскоре они подъехали к стану геологоразведочной партии. Собака дымчатого цвета с лаем бросилась им навстречу.

— Хакаты, Хакаты!* (* Хакаты — четырехглазый, над глазами светлые или темные пятна) — крикнул Большаков, выезжая вперед. — Не узнал, глупый?

Завиляв хвостом, собака побежала рядом с его лошадью, стараясь подпрыгнуть и лизнуть протянутую руку проводника. Из большой зеленой палатки с окнами вышел приземистый усатый человек. Прикрикнув на собаку, он| направился к Воробьеву, уже спрыгнувшему с коня.

— Буровой мастер Юферов, — произнес он звонким голосом, протягивая руку. — А вы, наверное, наш новый начальник Пташкин?

— Воробьев, — улыбнулся геолог и чуть не вскрикнул от крепкого пожатия. У этого небольшого ростом человека, казалось, вместо руки — стальные клещи. Инстинктивно геолог отдернул руку.

— Ну вот, опять! — огорченно произнес Юферов, рассматривая свою ладонь. На плотном с выпуклыми щеками лице мастера сердито зашевелились седые ершистые усы, а в серых глазах промелькнула озорная искорка. — Давайте-ка лошадку, я приберу. Эй, дагор! — крикнул он Большакову, видя, что тот уже расседлал коня. — Пускай лошадь здесь. Трава тут добрая. Ба! Да то, кажись, Большаков. Здоров будь, Кирилл Мефодиевич!

— Здорово, Антип Титыч! — отозвался проводник и, хлопнув коня по крупу, подошел к буровому мастеру.

Воробьев, отойдя от них, с некоторым волнением осматривался вокруг. Здесь начинался новый этап его жизни. Четкие контуры палаток, алые флажки над ними, строгий порядок во всем расположении маленького лагеря говорили о заботливом, хозяйском глазе. Буровой мастер Юферов понравился ему сразу. С таким человеком, наверно, легко работать. Воробьев не любил холодных, равнодушных людей, людей без огонька, а этот пятидесятилетний таежник, видимо, сохранил в душе юношеский пыл.

Остаток дня Воробьев осматривал имущество и снаряжение, затем собрал в палатке весь состав экспедиции.

Разложив на столе карту, он объяснил разведчикам предполагаемый маршрут экспедиции.

— Нам предстоит разведать вершину реки Накимчан, — говорил он, и острие карандаша остановилось на изгибе реки. — Здесь с юга и севера впадает несколько ключей. Наличие косового золота на отмелях реки от и до, — он провел карандашом границу, — заставляет предполагать золотоносность отдельных ключей. До войны здесь побывала комплексная экспедиция. Она нашла металл непромышленного содержания на ключе Светлом. Вот он помечен крестиком. Ясно, что дыма без огня не бывает, где-то здесь, в этом районе, должны быть богатые золотоносные россыпи. Вот их и надо найти.

— Какой же транспорт у нас будет для похода? — спросил Юферов.

— Перебираться придется на оленях и лошадях. В этом нам поможет директор оленеводческого совхоза Иннокентий Петрович Слепцов и председатель рыболовецкого колхоза Дашута. С ними товарищ Постриган договорился. Проводника дает тот же Слепцов.

Они долго просидели за детальным разбором маршрута, а на другой день Воробьев вместе с Юферовым и двумя молодыми разведчиками Вавиловым и Муравьевым отправился к берегу моря, в рыболовецкий колхоз, где должны были выделить для экспедиции лошадей.

Глава третья

У студеного моря

Дом председателя колхоза стоял на самом берегу бухты, отделенной от моря каменистым мысом. От крыльца добротно срубленной из лиственничных бревен избы до бухты было не больше трех десятков шагов. За домом, огороженным крепким тыном из жердей, был приусадебный участок, где виднелись всходы картофеля и грядки с другими растениями. У берега чернели балберы ставной сети, натянутой между двумя вбитыми в дно кольями.

— Неужели можно рыбу ловить под самыми окнами? — удивился геолог, задерживаясь на ступеньках крыльца.

Председатель колхоза остановился ступенькой ниже Воробьева и все же возвышался над ним на полголовы. Вдобавок к огромному росту и широченным плечам он имел сказочно-величавую бороду волшебника Черномора — до пояса. Разгладив бороду огромной ручищей, он взглянул на сеть, поплавки которой ныряли от усилий пойманной рыбы.

— Можно, — заговорил Дашута. — Прошлой осенью я выловил одной сеткой триста штук кеты. А знаете, какая рыба? Конечно, вам осенней кеты, кижуча или красной еще не приходилось видеть. На зиму я без особого труда заготовил столько рыбы, что и сейчас прошлогодний запас имеется. Да вот, кстати, мой главный рыбак.

От берега шел мальчуган лет тринадцати-четырнадцати с загорелым, обветренным лицом, покрытым слабым налетом веснушек.

— Саня! — крикнул Дашута. — Беги проверь сетку!

Мальчуган бегом пустился к берегу и, оттолкнув маленькую лодочку, на ходу прыгнул в нее. Через несколько минут он был уже у сетки, стал выбирать ее из воды. Воробьев увидел, как вспенив воду, мелькнула крупная рыбина.

— Есть одна!

Серебристая рыба упала на дно лодки, за ней другая, третья. Переборка сети заняла у ловкого мальчугана все-го несколько минут. Когда он уже заканчивал переборку, в дальнем конце сети взбурлила воду крупная рыба. Саня с трудом перевалил ее через борт лодки.

— Папка, не унесу! — звонко крикнул он с лодки.

— Возьми кижуча, а за горбушей после сходишь! — громким басом ответил Дашута.

Зацепив рыбину под жабры, мальчик с трудом приволок ее к дому, порядочно вывозив в прибрежном иле. Воробьев приподнял рыбу и определил ее вес. В рыбине было килограммов десять.

— Вот вам и питание на два дня для большой семьи, — усмехнулся Дашута. — Остальную рыбу Саня посолит на зиму. Другой раз в день несколько десятков попадет. За лето и осень он у меня не только на зиму заготовит, но и на рыббазу сдаст несколько центнеров. Это уж его заработок, сверхплановая добыча, так сказать.

Филипп Васильевич ласково взъерошил волосы мальчугану.

— Скажи мамке, чтобы зажарила нам свежей рыбы.

— Да у вас, кажется, огороды неплохие, — показал Воробьев на зеленеющие всходы картофеля.

— Еще какие! Картофеля, брюквы, редьки, всяких корнеплодов, можно сказать, собираем не меньше, чем в других местах. Земля здесь у моря хоть и состоит наполовину из гальки, а при удобрении родит хорошо. Когда я двадцать лет назад приехал сюда, люди от цинги валились из-за недостатка овощей. Не сеяли их тогда. А сейчас мы забыли, что такое цинга.

Николай Владимирович следом за Дашутой поднялся на крыльцо дома. Геолог, приняв от колхоза трех низкорослых, но крепких лошадей, поручил Юферову, Муравьеву и Вавилову отвести их к стану, а сам воспользовался приглашением Дашуты. Николай Владимирович рассчитывал заночевать у председателя с тем, чтобы выйти в лагерь рано утром. Дорогой он думал поохотиться.

Дашута жил просторно. В доме было несколько комнат, обставленных совсем не по-таежному. Та, в которой они находились, по-видимому, служила столовой. Больший круглый стол, несколько стульев, шкаф с книгами, мягкий диван, радиоприемник на маленьком столике составляли ее обстановку. Тайгу напоминала только большая шкура бурого медведя, растянутая над диваном, несколько ружей, живописно развешенных на ней, да развесистые рога сохатого, на которые Дашута повесил свою фуражку.

Жена председателя — Елена Афанасьевна — славилась хлебосольством. Она принимала гостей с такой чистосердечной радостью, что каждый побывавший в доме Дашуты долго вспоминал добрым словом приветливую хозяйку. Собрав на стол, Елена Афанасьевна стала угощать гостей. Изрядно проголодавшийся геолог не заставил себя упрашивать.

— Пирожки с ягодой кушайте, — подвинула Елена Афанасьевна тарелку с румяными пирожками.

— Наваги жареной, Николай Владимирович, на лахтачьем* (* Лахтак — вид тюленя) сале жарилась, — с другой стороны гудел Дашута. — А то попробуйте сивучьих* (* Сивуч или морской лев — вид тюленя) ластов, честное слово, хороши. Понравились? Я знал. У них нет рыбного запаха, как у нерпичьего мяса. Гусятину берите, недавно двух гусей подстрелил.

— Огурчиков соленых с помидорами со своего огорода, — подвигала Елена Афанасьевна тарелку — А вот грибы, сама собирала, много их у нас.

— Что же вы кижуча жареного забываете? Попробуйте, Николай Владимирович.

— Спасибо, напробовался уже, — улыбнулся геолог. — Благодарю, хозяюшка, такого угощения давно не видел. Стаканчик чаю с вареньем выпью с удовольствием.

— Накладывайте, вот брусничное, а вот из морошки. Это вот из жимолости. Ягоды с осени запасала.

— Кроме хлеба, соли, сахара, — все свое, — с гордостью сказал Дашута. — Море, тайга и земля нас не обижают. Скоро и яблоки будут свои. В прошлом году заложили колхозный сад в закрытом от ветра распадке. Морозоустойчивые мичуринские сорта да стелющаяся по земле киселевка. Лет двадцать пять назад мы только лишь начали огороды сажать, а сейчас сады пытаемся разводить. Старики говорят — климат другой стал, земля теплеет.