Сказки Гореловской рощи - Братья Бондаренко

Обрадовался Ивашка, и к нему:

   —  Поделимся, Иля, по-братски. Ту рыбку, что на берегу лежит, я возьму, а ту, что еще в речке плавает, ты бери. Тебе, правда, больше досталось, да ладно, я не жадный. Пусть так будет.

И оставил медвежонка Илю без рыбки. Поплакал медвежонок да с тем и домой пошел.

На другой день наловил Иля опять рыбки. Только есть приготовился, а Ивашка выходит из-за куста. Он все утро за ним прятался, ждал, когда наловит Иля побольше.

   —  Поделимся, Иля, по-братски. Ту рыбку, что на берегу лежит, так уж и быть, я возьму, а ту, что в речке плавает, ты бери. Тебе, правда, больше досталось, да ладно, пусть так будет, я не жадный.

И опять оставил медвежонка Илю без рыбки. Поплакал Иля да с тем и пошел домой.

На третий день снова наловил себе Иля рыбки. Только есть приготовился, а Ивашка выходит из-за куста. Все утро прятался за ним, ждал, когда наловит медвежонок побольше.

   —  Поделимся, Иля, по-братски. А в это время из-за другого куста вышли Мишу с Машутой да еще трое медвежат. Прослышали они, что Ивашка малыша обижает, и пришли.

   —  Верно, Ваня, — говорит Мишук, — по-братски жить надо. Ты давай полезай в речку рыбку ловить. Ту, что поймаешь, мы съедим, а что в речке останется, твоей будет. Мы не жадные. Еще чего придумали, — проворчал Ивашка и пошел было домой.

Но медвежата сгребли его и кинули в воду.

   —  Лови. И пока не накормишь нас, домой не пойдешь.

Посмотрел на них Ивашка и чуть было не заплакал от злости — пятерых медвежат досыта накормить, это сколько же надо рыбы поймать. Но делать было нечего, начал Ивашка ловить.

Поймает рыбку, выкинет на берег. Съедят ее медвежата, похвалят:

   —  Молодец! Это по-братски. Давай, давай. Ты ловишь, мы едим, совсем это по-братски. Давай, давай.

И давал так Ивашка до самого вечера, пока не накормил всех. Наелись медвежата, Иле в сумку наложили. Сказали:

   —  Вот теперь, Ваня, ты можешь и себе поймать. Мы не жадные.

—Нет уж, хватит с меня, досыта наловился, — сказал Ивашка и побрел домой».

Все время, пока рассказывал барсук свою сказку, Ивашка ерзал под березой, глаза ото всех прятал, выкрикивал :

   —  И не сказка это вовсе, а быль настоящая.

А Мишук посмеивался над ним, локтем подталкивал:

   —  Как он тебя, Ваня, а!

   —  Это из-за вас я в такую историю попал. Из-за вас.

Над Ивашкой подтрунивали, а барсук вытер пот со лба и поднял лапу.

   —  Тише, я дальше говорить буду.

Показалось Фильке, что придвинулась Лиса к медведю Лаврентию. И Филька заволновался: как бы не утащила она узелок с ужином. Медведь Лаврентий за ним совсем не смотрит. Беда может случиться. Пирог выиграешь, нет ли, а свой ужин всегда иметь надо.

И Филька тряс над головой лапой:

   —  Тише, да тише вы, я говорить буду. Третья моя сказка называется «Дичок».

   —  Это про Бурундучка, что ли? — подал голос медведь Михайло. — Ну его к лешему, еще на такого сказки тратить. Слезай с кургана.

   —  А ты если сам провалился, так и другим теперь рассказывать не даешь?

Это сказала медведица Матрена. Медведь Михайло насупился, ничего не ответил ей.

И все так и забылось бы, если бы не заяц с Рыжими Усами. Повернулся он к медведю Михайле и сказал:

   —  Болит сердечко, Михайло Иваныч?

И закачался Маняшин курган от смеха. Не смеялся только Бурундучок на сосне. Глядел он на всех мрачно и мрачно ворчал:

   —  И чего смеются? Ведь ничего же смешного нет.

Заяц оглянулся на медведя и прыснул в ладошку. Медведь Михайло наклонился к нему и крутнул за ухо. Заяц так весь и скривился. Сидел после этого и ругал самого себя:

   —  Дохихикался.

А Филька между тем рассказывал:

«Жил в роще Бурундук. И зиму и лето носил шубу в полоску. И ни разу никто не видел, чтобы он смеялся. Хмурым всегда Бурундук был. Глядел на всех исподлобья. И звали его все Дичком.

Так и прожил Бурундук свою жизнь и ни разу не улыбнулся. Состарился. Ходит по роще все в той же шубе в полоску и все такой же хмурый. Дичок и есть Дичок. А однажды бежит мимо его домика Белка и слышит — кхи-кхи, за дверью Бурундучка.

Так и всплеснула Белка лапками:

   —  Батюшки! Бурундук смеется.

Заглянула к нему в окошко и видит: держится Бурундук за грудь и кхикает:

   —  Кхи-кхи.. Сюда! Сюда! — закричала Белка. — Идите поглядите : наш Дичок смеется.

Слетелись на ее крик птицы, сбежались звери — всем интересно посмотреть, как Бурундук смеется. Все-таки прожил целую жизнь и ни разу не улыбнулся.

Столпились у домика Бурундука. В окошки заглядывают, в двери лезут. А Бурундук держится за грудь лапками, глаза подо лбом у него, кхикает:

   —  Кхи-кхи-кхи. Белка даже за плечо его потрясла. Сказала:

   —  Нам, конечно, приятно видеть, как ты смеешься, но ты не смейся так глубоко, а то еще задохнешься.

Глянул на нее Бурундук слезящимися выцветшими глазками и говорит:

   —  Ас чего это ты взяла, что я смеюсь? Я и не смеюсь вовсе. Я кашляю.

Схватился опять лапками за грудь и закхикал.

Сказал это Филька и закашлялся. Закашлялся всерьез и всерьез чихнул два раза — все-таки крепко простудился вчера на речке. Но все решили, что это показывает барсук, как Дичок кхикал, и захохотали.

   —  Ай да Филька! Ай да молодец! Разделал нашего Дичка. Зй, Дичок, где ты там? Да ты не прячься, вылезай наружу, мы на тебя поглядим.

На пеньке под березой плясал и хлопал в ладоши Мышонок, а медведица Авдотья кричала на всю рощу своей подружке медведице Матрене:

- Что он сказал, Матренушка?

И так же на всю рощу кричала ей медведица Матрена:

   —  Он рассказал, как Дичок смеялся.

   —  Смеялся? Наш Дичок? Но это же неправда. Этого же не может быть. Зачем его слушают? Гоните его с кургана!

И снова все засмеялись. Смеялся даже барсук Филька.

ОТЧЕГО ВОЛК ПЕРЕСТАЛ СМЕЯТЬСЯ

Сказки барсука всем понравились. Над Ивашкой, как он ловил рыбу, и над Бурундуком смеялись. А на горькой осине горько вздыхала Сорока. Филин не вытерпел, спросил:

   —  Что ты все вздыхаешь?

   —  Как же не вздыхать? Столько интересного увидела и услышала за вечер и все — зря.

   —  Почему — зря?

   —  Как же не зря? Если бы все это я одна видела, если бы все это я одна слышала, мне бы на всю жизнь рассказывать хватило. А так кому будешь рассказывать, когда и без меня все это видят и слышат.

Черепаха Кири-Бум сидела возле свертка с пирогом и похлопывала по нему ладошкой:

   —  А это сегодня кому-нибудь достанется «Только не мне уже», — подумал медведь Михайло и покачал головой. Да, поторопился он со сказками. Надо было послушать, что другие бы говорить стали. Сравнить, прикинуть в уме, а то полез на курган с мелочью и попал в историю.

Барсук Филька молча стоял на кургане, ждал, что скажут Дятел, Голубь и Дубонос. А они сдвинули умные головы, посовещались и решили: сказки у барсука хорошие и можно допустить Фильку к участию во втором туре.

   —  Значит, мне надо еще одну сказку рассказывать? — спросил Филька у медведя Спиридона.

И тот пояснил ему:

   —  Готовься. Вот как пропустим всех по разу, пригласим тебя.

   —  Это что? Опять сюда выходить? Я не могу. Вы уж меня сейчас прослушайте. Простудился я на речке. Насморк у меня. Вдруг совсем разболеюсь и выйти не смогу.

И по общему согласию барсуку Фильке, как больному, разрешили рассказать подряд и четвертую сказку. Филька покашлял в кулак, покряхтел, начал:

«Задумали зайцы Волка казнить. Житья им от него не стало: ест он их и ест. Собрались они у старой березы и начали совет держать: где, на каком месте казнить его.

Заяц Длинные Уши сказал:

   —  Давайте повесим его у Ванина колодца.

   —  Ну и выбрал место, — сказал заяц с Лысой Горы. — Если уж где и вешать Волка, так это у нас на горе, на самой ее макушке.

   —  Нет, — сказал заяц Рваный Бок, — надо его повесить посреди Бобровой запруды.

И заспорили зайцы. Такое тут началось: лапами размахивают, друг на друга наскакивают, и такой ли гуд по лесу идет, что не поймешь даже, кто чего кричит.

Так зайцы ничего и не решили в этот день. Не решили и до сегодняшнего дня — все спорят. Как сойдутся, так и начинают спорить.

   —  Надо казнить Волка у Ванина колодца, — кричат одни.

   —  На Лысой горе, — кричат другие.

   —  Посреди Бобровой запруды, — кричат третьи.

Спорят зайцы. Никак договориться не могут, где казнить Волка. А Волк знай себе ест их. И не обращает внимания на место. Где поймает, там и съест. И у Ванина колодца ест. И у Лысой горы ест. Одного даже у Бобровой запруды поймал. Ну и съел, конечно.

При этих словах волк Рыжий Загривок осклабился:

   —  Гы... Гы... Гы...

Он действительно позавчера поймал одного зайца у Бобровой запруды и съел, конечно. Волк пришел на Маняшин курган не ради пирога. Сказок у него не было, и выступать он не собирался. Волк пришел развлечься, посмеяться немного. Надоело в темном логове одному сидеть.