История Византии. Том 1. 395-518 годы - Юлиан Андреевич Кулаковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заключение рецензии П. В. Безобразова несправедливо и обидно. «Всякий, работавший над византийскими источниками, понимает, как тяжело написать историю Византии вполне самостоятельно, не пользуясь трудами своих предшественников. С этой точки зрения нельзя не оценить исключительного трудолюбия проф. Ю. А. Кулаковского. Но в то же время нельзя не пожалеть, что он потратил много времени на работу не нужную, давно сделанную другими и не хуже его»[31]. Вероятно, естественное чувство зависти овладело Павлом Владимировичем, понудив вынести столь безапелляционный приговор труду своего коллеги, который затратил на его свершение много лет. Ничем иным объяснить это нельзя. До Кулаковского никто работы такого масштаба ни в России, ни за рубежом не предпринимал, и потаенное обвинение в каком-то призрачном плагиате («сделано другими») беспочвенно; ну а последняя приписка — «не хуже его» — заставляет прийти к прискорбному заключению, что Безобразов не слишком искушен в вопросах научной этики и что даже местами был дурно воспитан. Тем удивительнее позиция А. Г. Грушевого, который расценил рецензию Безобразова на второй том «Истории Византии» как «справедливую по сути»[32]. Подлинной справедливости, как мы имели возможность убедиться, в этой рецензии немного, — пара абзацев. И даже если Безобразов взялся бы «громить» работу Кулаковского, сам будучи автором чего-то аналогично грандиозного по охвату материала и объему, даже тогда у него — на наш взгляд — не было бы права столь беспардонно выказывать свое недовольство на страницах ведущего византиноведческого журнала.
Бесспорно, здесь получило место столкновение двух принципиально противоположных научных позиций. П. В. Безобразов без преувеличения может быть назван представителем прогрессивного направления исторической науки, Юлиан Кулаковский — представителем традиционной, «собирательно-компилятивной», «позитивистской» школы, которая, к слову сказать, до сих пор себя не изжила (скажем, в архитектуроведении). Но это, разумеется, вовсе не повод для учиненного Безобразовым «ученого надругательства».
Юлиан Андреевич, прочитав рецензию, конечно, оскорбился. В письме В. Э. Регелю, редактору «Византийского временника», от 11 ноября 1913 г. он написал: «Мне было очень горько читать про свое произведение такой жестокий и грубый отзыв в специальном издании по византиноведению. Я сначала пал духом и молчал. Отвечать Безобразову ввиду его грубости и резкости я не хочу. За некоторые поправки я ему должен быть благодарен, и в своем экземпляре поправил в трех местах свой текст. А что касается до метода, то я обратился к Marquardt’y в Берлин и получил от него очень ученый ответ, который начинается так: “Rufen Sie Ihren Kritikern nur so: si tacuisse!.. [“Крикните Вы Вашим критикам только: да, летопись!” (нем., ит.)]”. Позволю себе прибавить, что мне кажется, что резкость в отзывах допустима только тогда, когда оказывается налицо научная недобросовестность, которой Безобразов не пытался доказывать. А если ему не нравится самый способ изложения по источникам, то это не дает ему еще права глумиться [так,] как он сделал. Хотя Безобразов свободен в своих суждениях, но ведь он выступает в журнале, который может иметь свой взгляд на то, что допустимо в отношении своих сотрудников, каковым являюсь и я»[33].
После этого эпизода Юлиан Андреевич в «Византийском временнике» опубликовал только одну статью (1914, т. XXI).
В связи с возгласом Дж. Марквардта (J. Marquardt) стоит упомянуть о достаточно высокой оценке первого тома «Истории Византии» таким видным византинистом, как Луи Брейе (Louis Brehier), учеником Ш. Диля, к которому после смерти учителя перешла, по выражению Г. Л. Курбатова, «ведущая роль во французском византиноведении» и который продолжал «развивать традиции эволюционистской школы... Его “синтетическая” история Византии представляла собой обзор внутри- и внешнеполитической истории с упором на воздействие внешних факторов, а внутри — на эволюцию социальной структуры общества»[34]. Луи Брейе опубликовал рецензию на первый том «Истории Византии» Кулаковского во влиятельном журнале Французской академии наук «Journal des Savants»[35]. В предисловии ко второму изданию первого тома, подписанном 15 февраля 1913 г., Кулаковский дает краткий ответ на замечания Брейе, содержавшиеся в рецензии. «Общая концепция моего труда осталась прежней, и те широкие требования, которые развернул передо мной мой уважаемый рецензент, французский профессор Louis Bréhier... я должен был оставить в стороне как превышающие мои силы. Установить органическую связь истории Византии с историей эллинистического Востока, а не только с римскими государственными началами, унаследованными Византией и давшими политическое единство восточной половине империи, — задача непосильная для труда одного человека. Таким же трудноосуществимым требованием я готов считать и использование в историческом изложении археологических памятников, которые изучаются специалистами по истории искусства. Смею надеяться, что мое изложение исторических судеб Византии, основанное почти исключительно на литературном материале, дошедшем до нас от древности, имеет свое право на существование и может оказаться полезным»[36]. Нельзя не согласиться с резонностью такого ответа.
В связи с благожелательной оценкой западных ученых хочется обратить внимание на одну любопытную особенность.
На первый том с довольно резкой критикой обрушился А. А. Васильев, на второй — П. В. Безобразов, которые к моменту выхода этих книг занимались — и довольно плодотворно — частными вопросами истории Византии, продолжая традицию, тон которой задал академик В. Г. Васильевский.
А. А. Васильев почему-то только в 1917 г. смог выпустить в свет первый том «Лекций по истории Византии», П. В. Безобразов — кроме безусловно изящных (хотя и подвергавшихся некоторому методологическому порицанию со стороны византинистов) «Очерков византийской культуры» (1919), магистерской диссертации о Михаиле Пселле[37] да нескольких публикаций в «Византийском временнике», почти ничего значительного в области византиноведения не оставил (имел ли он моральное право на суровую критику трудов Кулаковского, если сам не был на создание таковых способен, — другой вопрос).
Почему же академик Ф. И. Успенский, «по слухам» готовивший в течение четверти века общую историю Византии и только в 1913 г. выпустивший ее первый том, как и Кулаковский, доведя его до 717 г., до «иконоборческого» времени, — никак не откликнулся на выход в свет трехтомника Юлиана Кулаковского? Не потому ли, что не знал, с какой стороны ему следует ждать критики в собственный адрес? В предисловии к первому тому «Истории Византийской империи» Ф. И. Успенский пишет, что он не конкурирует и не пытается заменить «изданные истории Византии», однако питает «заветную мысль дать соотечественникам
