Телохранитель ее величества: Страна чудес - Сергей Кусков

Она озадаченно покачала головой.

— Меня даже радует, что я ухожу. Нет, честно, малыш, я рада. Где-то в глубине сознания. Сейчас ты проецируешь их «помощь» и на меня, как человека, сидящего в их лодке. А теперь я буду там, не с ними, и перед тобой останусь кристально чистой. Но мне не легче, поверь. — Она посмотрела на меня с такой теплотой и нежностью… Я даже закашлялся.

— Все, Хуан, иди. Мне надо собираться, и лучше это сделать без тебя. Я не знаю, что будет, информацией не владею — со мной последнее время никто не делился. Потому больше ничем не могу помочь. Иди. Еще увидимся.

— Да, увидимся… — прошептал я и на ватных ногах побрел куда глаза глядят.

Глаза глядели в собственную оранжерею. Требовалось обдумать очень много вещей, и фон у них всех был безрадостный.

Перед самым обедом меня вызвала Мишель, прервав цепочку моих мысленных построений о том, что делать дальше и за что хвататься.

— Хуан, жду в кабинете, срочно.

Голос взволнованный, и это слабо сказано. Я рассоединился и побрел к ее кабинету, чувствуя, что это не просто так. Лавина событий, которую я не учел, уже начала сход, более того почти достигла финишной точки. Но находясь в своем мирке, я благополучно проморгал саму возможность ее существования. Три дня. После памятного разговора с хранителями прошло три дня. Они собирались дважды — первый раз с моим участием, второй, в расширенном составе, на следующий день в обед, уже без меня. То есть, после окончательного принятия решения и до сего момента прошло двое суток. Двое суток тоски и боли от предательства, помноженные на отчаяние, которым веяло от Катарины, собирающейся уйти из корпуса, своего родного дома, на веки вечные. Mierda!

Действительно, что-то случилось. Мишель лаконично указала на место напротив себя сбоку, я сел. Лицо ее было бледным даже несмотря на оттенок кожи.

— Смотри.

Дала в руки завихренную в планшетку капсулу. Опустив глаза я вздрогнул — там была изображена Рыба… Идущая позади моей матери. Мать шла из супермаркета в соседнем квартале, где мы впервые познакомились с Маркизой, с сумками в руках, а Алессандра неспешно, словно прогуливалась, кралась за ней. Я провел рукой по управляющему контуру, перелистывая изображение. Так и есть, моя мать у подъезда. Рыба — в нескольких десятках метрах от него, делает вид, что идет мимо. Затем еще несколько снимков. На одном из них мама с доньей Татьяной, своей лучшей подругой, куда-то идут вместе, Рыба же вдали, совершенно незаметная, сливающаяся с толпой.

Фон изображений менялся с позднего утра до раннего вечера, сами картинки состояли из трех хронологических экспозиций, видимо, по числу выходов моей мамы из дома.

— Мне сказали, мою мать охраняют? — вырвалось у меня. Мишель кивнула.

— Да, конечно. С самого момента отчисления Алессандры. Даже раньше, но с того момента охрану усилили. С нею все в порядке.

— Значит, мне скоро предстоит увольнительная?

Белобрысая промолчала. Хотела что-то ответить, но в последний момент передумала. Ситуация гораздо сложнее простого катарининого «увольнения», понял я, но насколько — судить сложно. Впрочем, скоро все выяснится. Очень скоро. Иначе бы мне не давали смотреть эти картинки. Но не сию минуту.

— С нею точно все в порядке? — снова спросил я, вложив в голос всю возможную энергию. Можно даже сказать, зарычал.

— Да, Хуан. Можешь не переживать.

Вот теперь поверил. Мишель оправдывалась. Сама сеньора Тьерри оправдывалась, как нашкодившая школьница. То есть, действительно, все в порядке.

— Я могу идти?

Она кивнула. Хотела сказать что-то еще, очень хотела. Но не сказала. Я же был не в том состоянии, чтобы что-то спрашивать.

Кое-как добрел до столовой. Взял поднос на раздаче, заставил его разными блюдами. В камере соскучился по нормальной еде, а в столовой у нас кормят вкусно. Пошел к нашему столику. Кассандра и Мия уже сидели, забив место для остальных.

Вообще, народу в столовой было мало, подтянулась от силы половина местных обитателей, но фонового гула, долженствующего создаваться даже таким числом людей, я не слышал. В столовой царила всеобщая подавленная атмосфера. Разговоры, если и велись, то тихо, никто не кричал, не перекликивался, как это происходит обычно. Почти гробовая тишина. Или грозовая?

Когда я подходил, на меня начали коситься, и взгляды эти… Я не мог их понять. Ненависти не чувствовал, но общий фон взглядов колебался от сочувствующего до открыто неприязненного, в пользу последнего. И в любом случае при моем приближении разговоры на всех соседних столах замолкали.

Еле-еле переставляя ноги, добрел до своих девчонок, которые тоже уставились на меня глазами, какими бывают у людей, если их ошпарить кипятком. Выждал несколько секунд и в лоб спросил:

— Девчонки, что происходит?

Мия попыталась что-то сказать, раз, другой, но у нее ничего не получалось. Тогда глаза подняла Кассандра.

— Хуан, Перес погибла. Только что, сегодня утром. Сбой в электросистеме магнитного тоннеля.

Я присел, пытаясь осознать, что она говорит.

— Ее машину расплющило на большой скорости, — продолжила итальянка. — Шансов выжить не было даже теоретических. Вмяло так, что от тела ничего не осталось. Но экспертиза ДНК показала, это она.

Я молчал, смотря вперед невидящими глазами. Рыба. Алессандра Перес, запястья которой я ломал в приступе ярости берсерка. Которую вышвырнули из корпуса частично и по моей вине. Которая, если верить снимкам Мишель, весь вчерашний день пасла мою мать…

…Ее больше нет. Ее машина сплющилась в тоннеле, потеряв управление из-за сбоя питания трассы…

…И только теперь я почувствовал заклятую все поглощающую ненависть, струящуюся из каждого уголка, из-за каждого столика этого помещения. Вот он, неучтенный фактор. Лавина дошла до финишной точки.

Январь 2448, Венера, Альфа

— Еще раз, в качестве резюме. — Машина остановилась, девчонки снаружи засуетились, но Лана не спешила открывать люк, вновь и вновь повторяя то, что Бэль должна была знать и без подсказок. — Величие. Ты — дочь своей матери. Это с тобой от рождения, и ты не можешь уронить авторитет семьи. Кем бы ты ни была, ты в первую очередь принцесса. А принцессы не унижаются в разговорах с простолюдинами. И тем более бандитами от мира правопорядка.

Изабелла кивнула.

— Второе. Ничего не делать своими руками. Ты только указываешь, делаем мы. Авторитеты рук не марают.

Вновь кивок.

— И, наконец, следить за каждым словом. Ничего необдуманного вслух. Не знаешь, что сказать — кивай нам, мы придумаем. И кивай так, будто знаешь, что делаешь, так и задумано. Лучше мы его лишний раз стукнем для профилактики, с него не убудет, но никакой порчи имиджа. А если растеряешься — вообще молчи. Молчи и загадочно улыбайся.

Видя, какое впечатление произвела своей лекцией, Лана успокоилась. Действительно, трудно за пять минут научить вести себя серьезно взбалмошную ветреную девчонку, каковой Бэль была до недавнего времени. Но утешало, что после памятного покушения она изменилась и отдает отчет реалиям. Она видела кровь, видела, как гибнут люди, а такое не проходит бесследно. Впрочем, в данный момент многого от нее на самом деле не требовалось, но Лана предпочитала не говорить об этом вслух — пусть учится.

— Пошли.

Люк поехал вверх. Лана вышла первой, оглядываясь. За нею девчонка в окружении верных Мэри и Мамочки в кольце группы-один. Гвардейцы на входе вновь разинули рты и посторонились, пропуская процессию, но как-то вяло, привычно. Конечно, второй визит члена королевской семьи за день. Естественно, никаких вопросов у них не возникло, как и желания преградить дорогу.

Вошли. Пешком поднялись на третий этаж, где располагался кабинет сеньора Жункейра. Лана огляделась на вытянутые лица обитателей этого здания и принялась отдавать приказания:

— «Девять — два», как войдем, рассредоточиться по внутренним помещениям. Ваша задача — взятие этажа под полный контроль. Никто, ни одна муха не должна быть вне зоны ведения огня.

На пятой линии установилось удивленное молчание. Такого никто не ждал.

— В случае попыток агрессивных действий аборигенов, размахивания оружием, угроз или неподчинения — стрелять на поражение. «Девять два», как поняли?

— Так точно, поняли нормально! — раздался голос командира группы-два. После недавнего приказа о ротации группы перемешались, в ее подчинении оказалось больше людей, чем находилось изначально, и Лана была уверена, взять этаж под контроль они смогут.

— «Девять — один», ваша лестница. Пути отхода. «Девять-три» — улица. Задача ясна?

— Так точно!

— Так точно! — отрапортовали девчонки.

— Пришли.

А вот и кабинет комиссара. И он сам, с раскрасневшейся мордой бегущий наперерез с противоположной стороны.