На восходе луны - Энн Стюарт

Словом, жизнь её была покойна и безмятежна. Одного ей только не хватало — любви. Воскресить отца, конечно, тоже было невозможно. И все же, чем пускаться в эту головокружительную авантюру, может, лучше было хотя бы щенка какого-нибудь завести? Или, на худой конец, ещё раз замуж выскочить? Или хотя бы посидеть и подумать?

В течение последних трех дней Энни обуревала одна навязчивая мысль. Она должна приехать сюда и отыскать Маккинли. Единственного человека, который мог ответить на все терзавшие её вопросы.

Отца своего она всегда беззаветно любила. Уинстон Сазерленд не был лишен вычурной театральности, иногда казался даже чересчур сентиментальным, но все это заставляло Энни любить его ещё сильнее.

И вот теперь, вспоминая фразу, которую её отец как-то вскользь обронил про Маккинли, она поняла: Уин нисколько не преувеличивал. Джеймс Маккинли, всегда подтянутый и безукоризненный, пунктуальный и деловой, должен был помочь ей разобраться в этой головоломке. В деталях тайного и преступного сговора, жертвой которого, возможно, пал её отец.

Однако человек, который её встретил, даже отдаленно не напоминал прежнего Маккинли.

Конечно, глупо было с её стороны надеяться, что Маккинли встретит её, попивая кофе, в одном из своих черно-серых, с иголочки, костюмов, но, что он окажется в таком виде… Энни в очередной раз принялась корить себя за то, что выболтала свои самые сокровенные мысли незнакомцу, насквозь пропитавшемуся парами текилы.

Нет, не стоило ей сюда приезжать. Лежа в постели и понося себя последними словами, Энни твердо решила, что утром извинится, распрощается и уедет.

Если, конечно, у неё сохранились ещё хоть крохотные остатки здравого смысла.

Она даже не подозревала, что Маккинли за ней наблюдает. Не тот был человек Джеймс, который способен допускать ошибки, пусть и в пьяном угаре, и даже не оправившись от потрясения, вызванного столь внезапным появлением Энни. И сегодняшняя ночь не стала исключением.

Энни лежала на узкой металлической кровати, соломенные волосы рассыпались по плечам. Вместо ночной рубашки на ней было что-то вроде короткой маечки, оставлявшей открытыми загорелые руки; сбившаяся простыня едва прикрывала длинные ноги. Энни долго, очень долго не засыпала, и Джеймс терпеливо сидел внизу, потягивая текилу и прислушиваясь к её дыханию. Даже к биениям её сердца.

А потом он поднялся в крохотную спаленку, чтобы посмотреть на спящую Энни. Будь Джеймс трезв, он не стал бы притрагиваться к её разметавшимся во сне волосам, не стал обнажать загорелую шею. Волосы были на ощупь нежные, шелковистые и почти невесомые. А шея… Джеймс уставился на беззащитную шею, понимая, как легко было бы сомкнуть вокруг неё руки и чуть-чуть сдавить. Энни умерла бы, даже ничего не почувствовав.

Он попятился, потрясенный. Нет, черт побери, он уже слишком стар для этого. Вдобавок — чересчур много выпил. Да и размышлять столько не стоило. Если уж собрался убить, то — мысли и сомнения в сторону. Таков неписаный закон. Либо слепо следуй приказу, либо повинуйся своему чутью.

Однако приказывать ему уже давно было некому, а на чутье в случае с Энни Сазерленд он полагаться не мог. Джеймсу пришлось напомнить себе ещё одно правило: когда мозг не функционирует, включай автопилота.

Повинуясь с годами выработанной привычке, он бесшумно и методично обыскал её чемоданчик. Белье из шелка и хлопка. Не самое простенькое, но и без изысков. Скромное и консервативное. Чувствовалась школа Уина.

То же и с остальной одеждой. Ничего броского или вычурного. Оружия Джеймс не нашел, что нисколько его не удивило. Он и без того уже пришел к выводу, что Энни Сазерленд — именно та и только та, за кого себя выдает.

А вот витаминов она с собой привезла столько, что хватило бы на небольшую аптеку. И ещё запаслась транквилизаторами и снотворным; все по рецептам. А вот и упаковка презервативов. Джеймс машинально прикинул, с кем, интересно, она собралась тут трахнуться.

Не с ним — это очевидно.

Он взял её сумочку и захватил с собой, вниз. Раскрыл, перевернул и высыпал содержимое на захламленный кухонный стол. Плеснул себе ещё текилы и сел верхом на стул, лениво просматривая свои трофеи.

Так, дорожные чеки. На сумму в десять тысяч долларов — впечатляющая сумма для столь скромной поездки. С другой стороны, чему удивляться — ведь Уин оставил дочери просто неприличное по любым меркам богатство. Откуда? Джеймс с негодованием отбросил прочь эти мысли. Что тут еще? Кредитные карточки, косметика, немного наличных. И пара писем.

Оба почерка Джеймс узнал сразу. Но сначала полез в конверт, надписанный Мартином. Мартин Полсен в настоящее время считался, наверное, его самым близким другом. А значит — не слишком близким. Он быстро пробежал глазами письмо, заученно запоминая мельчайшие подробности — качество, на какое не влияло никакое количество поглощенного спиртного. Мартин вспоминал, как недавно, уже после развода, они вновь переспали с Энни. Выражал надежду, что это случилось у них не в последний раз. И ещё в очередной раз повторял, что ничего подозрительного в обстоятельствах гибели её отца не было. И сомневался, что Маккинли в состоянии помочь ей хоть чем-нибудь.

Молодец, с благодарностью подумал Джеймс. Жаль только, что Энни Сазерленд не прислушалась к умному совету бывшего мужа. И приехала. Теперь они оба поплатятся за её безрассудство. Впрочем, ждать этого осталось уже недолго.

Джеймс долго колебался, глядя на второй конверт. Почерк Уина он знал как свой собственный, и читать его письмо не хотел. Но в конце концов, отбросив прочь сентиментальные воспоминания, взял конверт в руку и посмотрел на дату отправления. Двадцать восьмое марта. За пять дней до смерти Уина.

К тому времени Уин уже должен быть знать, что его приговорили. Но что же такое он все-таки написал Энни, после чего она решила отправиться сюда, на этот остров? Неужели уже тогда Уин знал правду? Или — догадался? Уинстона Сазерленда всегда отличало сверхъестественное чутье. Наверное, он все просчитал заранее, и вычислил — когда и почему это случится. Вполне возможно, что он знал даже имя.

Джеймс машинально разгладил измятый конверт. Затем вынул письмо, развернул и начал читать.

На первый взгляд, в письме не было ничего, что вызывало бы хоть малейшие подозрения. Так, обычные отцовские наставления, изложенные в слегка поддразнивающей манере, столь характерной для Уина. Непосвященный человек ни за что не догадался бы, что перед ним — прощальное письмо.

И тем не менее это было так. Уин знал, что разоблачен. Изящная легенда раскрыта, и вынесен смертный приговор. Вполне возможно, что он знал даже имя своего палача.