Бич - Н. Эннеберг

Светает.

Снова вдали слышны шаги.

Скрежет металла. Высокий арктурианец с лицом больного серафима первым переступает порог камеры: его обязанность (и это приводит арктурианца в глубокое уныние) зачитать приговор, несущий отпечаток суровой земной справедливости. Затем звучит мотивировка решения суда; на невообразимом казенном языке сообщается, что Эрт Рег, бывший звездный стажер, двадцати двух лет от роду, поправший все законы Свободных Светил, будучи признан виновным в нарушении статей XXХ… XXXX и т. д., обвиняемый в вооруженных космических нападениях, насилии, убийстве и пиратстве (между прочим, на борту корабля "Парящая Земля", который некогда… и на планетах Лебединого Рва), приговорен к смертной казни. Приговор обжалованию не подлежит.

— Вы хотите что-нибудь сказать?

— Что говорят в таких случаях?

Его ни разу еще не казнили в соответствии с буквой закона. Тюремщик шепчет ему: "Простая формальность". Обычно отвечают: "Ничего, господин прокурор". Некоторые кричат: "Да здравствует Земля!" — или "Пребудь вовек, Космос!" — или еще что-нибудь. Другие твердят: "Я невиновен". В подобных обстоятельствах люди всегда хотят продемонстрировать свои убеждения, зачастую отжившие, произнести слова, которые оставят след и переживут их. Никто никогда не кричит: "Виват моей девчонке!" и не поминает имя женщины, матери, как смертельно раненные солдаты.

… Эрт чувствует себя солидарным со всеми воинами, когда-либо погибшими на поле битвы, но он пока не проливает свою кровь: предсмертная благодать, разглаживающая морщины на лбу у распятого, делающая лица пригвожденных к колючей проволоке бойцов по-детски наивными, еще не касается его. С момента оглашения приговора не проходит ощущение, что это конченное, мертвое тело, его тело с гибкими мышцами и пульсирующей кровью, молодо и живуче. Только руки уже похолодели.

Тишина ничем не нарушается.

Защитник по назначению кашляет.

Осужденный пристально смотрит на прокурора, и глаза его сужаются. Лес говорил, что арктурианцы немножко телепаты. Больной серафим явно в нерешительности: все жители Арктура испытывают ужас перед насилием. Приказы, которые он сжимает в руках, подписаны космическим префектом, адмиралом эскадр Ингмаром Каролом. Сейчас Ингмара Карола, вероятно, уже нет в живых. Не объявляют ли амнистию в подобных случаях? Да, но казнь назначена на рассвете. Справедливость должна идти своей дорогой.

Справедливость ли?

В коридорах надсмотрщики ворчат от нетерпения. Открываются другие двери и вводят новых осужденных. Они выстраиваются вереницей, и кортеж пускается в путь с тем нарочито значительным видом и вкрадчивой учтивостью, которые уже полностью отвечают обряду погребения. "Однако, здесь не предлагают стаканчик рому, огорчается Эрт. — Если бы такая толпа провожала к последнему приюту уважаемых классиков!"

Похороны? Интересно, закапывают после дезинтеграции или нет? Что, собственно? Вероятно, есть какая-нибудь чисто символическая процедура?

Отдуваясь, появляется тучный Землянин. Это священник с материнской планеты — на Сигме казни большая редкость, и тюремного духовника нет, подобрали первого попавшегося. Трое осужденных следуют гуськом между двумя рядами охранников с одинаковыми мертвенно-бледными физиономиями. Священник подбегает к первому смертнику и кладет ему руку на плечо, точнее на то, что напоминает плечо… "Брат мой, — бормочет он, Бог посылает меня к вам…" Тот медленно поворачивает свою голову на шарнирах, ее фасад трудно назвать лицом, он похож на куб из золотистого песчаника с заостренными гранями: так выглядит житель Беты Сириуса, который совершил деяние, считающееся дома банальной вещью, зато противоречащее элементарным законам Сигмы — его нельзя повесить, у него нет шеи, — невозможно казнить на электрическом стуле, он питается переменным током, — его раздробят на части при помощи молотка. Второй осужденный, как и говорил Жельт, нечто вроде ревущей гориллы (Жельт всегда любил шутки). Маленький пастор отступает в растерянности, спотыкается и упирается прямо в Эрта. Уж явный перебор, он не в силах вынести вид молодого насмешливого человеческого лица.

— Брат мой, — бормочет он все же, — я пришел, чтобы спасти вашу бессмертную душу… во имя господа нашего Иисуса Христа, или Будды, или Магомета… Послушайте меня! Молитесь Богу! Неважно какому… Покайтесь…

— В чем? — вежливо осведомляется Эрт.

— О-о… еще один упрямец!

Но священник сует-таки ему в руки четки. Для чего они? Главное, не показать, что его мозговая атака развивается, все его существо готово к решительному рывку, и магнитные узы почти не мешают. Главное…

— Тот, другой, тоже гуманоид, — встревает главный надзиратель. — Он не землянин и здорово смахивает на обезьяну, но наверняка малость поумнее, стало быть…

— Возьмите четки, брат мой.

Кортеж снова приходит в движение. Ничего не поделаешь, для обитателя Сириуса так и не нашли священника, — а может, он не исповедует религии. Но чтобы соблюсти приличия, ему нацепили четки на верхушку куба. В канцелярии суда заключенным выдают вещи, которые могут им понадобиться. Понадобиться?.. Эрт тщательно проверяет под подбородком застежку астрошлема, затягивает на шее турецкий платок, отличительный знак его выпуска. О чем вещали ему, когда повязывали платок: "Будь храбрым, мужественным и безупречно честным"? или "Честь и преданность"? В конце концов нечто подобное. Один из кончиков платка, ломкий на ощупь, хрустит под пальцами. Говорят, в былые времена матери и жены зашивали в воинские доспехи талисманы или образа. Но у Эрта нет ни жены, ни матери, только блистательная и суровая Талестра, начисто лишенная суеверий. Он медлит, слегка поглаживая тонкую ткань.

Венерианской горилле выдают пакетик неочищенного шрауи. Но животное не знает, что с ним делать (очевидно, Жельт не курит). Оно раздирает обертку и засовывает внутрь свою сплюснутую морду.

Для аборигена с Сириуса ничего не находят.

Кортеж снова трогается, гулко топоча под бронзовыми сводами. Эрт размышляет: "Есть земная музыка, здорово подходящая к такому моменту. Кровавые блики и смутные тени, пляшущие в бархатистом мраке, мерные волны оцепенения, накатывающие в такт шагам. Название композиции, если не ошибаюсь, "Дорога на эшафот". Автор — Берлиоз. Красивое земное имя!"

Процессия подходит к концу тоннеля, где стоит наготове лифт, напоминающий большой короб. "Не рано ли в ящик?" Чей-то голос выражает удивление:

— Стало быть, в колодцах не казнят?

— Нет, — сухо отвечает адвокат.

— Помолимся, — говорит священник. Пресвятая Богородица, Дева Мария…