Наковальня - Николас ван Палланд

— Немного.

— Ну, может быть. Я не привык к городам. — Габриел пожал плечами. — А что представляет собой Рейнер-парк? Мне показалось, это что-то особенное.

— Да. Он открылся всего полгода назад. Его построил человек по имени Саксон Рейнер. Вы когда-нибудь слышали о «Байрон Системс» — я только что упоминала ее? Нет? Крупный конгломерат. Фактически самый здесь крупный. «Байрон Системс» и есть Кьяра. Ни парка… ни доброй половины того, что вы тут видите, не было бы, если бы не «Байрон Системс».

А Саксон Рейнер — ее председатель. Он у нас вроде филантропа. Именно Рейнер построил этот парк. Это был его громкий проект, парк с деревьями и животными, который будет открыт для широкой публики. Он огромный, почти три километра в поперечнике, он… — Она остановилась. — Думаю, его стоит увидеть.

— Не слышу особого восторга.

— Да нет, это совсем не так. Просто есть обстоятельства, которые меня несколько смущают.

— Правда? И какие же?

Изадора махнула рукой:

— Сами все увидите. Не хочу портить вам впечатление. Слушайте, мне скоро идти на работу. Если хотите, я провожу вас к «червяку» и покажу, в какую сторону ехать.

— Да, я был бы очень признателен. Э… прежде чем мы пойдем, нельзя ли воспользоваться вашей ванной?

— Она там, — ткнула пальцем Изадора.

Пока Габриел умывался, она выбросила тарелки и чашки в утилизатор и надела туфли.

Они отошли на сто метров от ее двери, когда Изадора вспомнила про Мэкки Ножа, остановилась и выругалась.

— Вы не подождете секунду, я кое-что забыла, — сказала женщина, поворачивая обратно.

— Все в порядке, не беспокойтесь. — Габриел поймал ее за локоть. — Я выпустил попугая из душа.

«Червяк» был, по сути, длинным движущимся коридором. Между остановками он растягивался, его скорость возрастала в десять раз, и расстояние между вами и сидящим впереди пассажиром увеличивалось. На станции он сжимался и замедлялся до скорости пешехода. За последние несколько лет Габриел не провел в крупном городе и полусуток, а потому не привык к толпе, и к этой тесноте, и к этой давке, и к этому тасованию человеческой плоти. Он вдруг поймал себя на том, что дышит быстро и неглубоко.

— Спокойно, старина, убавь темп, — пробормотал вслух землянин и сделал вид, что не заметил испуганного выражения на лице соседа.

На платформу Габриел выскочил с долгим вздохом облегчения и тут же обнаружил, что сошел на одну остановку раньше. Не желая снова мучиться клаустрофобией в «червяке», остаток пути он проделал пешком с помощью карты Изадоры.

Парк начинался литым туннелем ярдов тридцать в диаметре. Его дизайн не соответствовал окружающей архитектуре — это явно была намного более поздняя постройка. Вход преграждала полупрозрачная световая завеса. Когда Габриел подошел ближе, она сгустилась в слова «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РЕЙНЕР-ПАРК»; слова, которые раздробились и снова растворились, когда землянин прошел сквозь них.

Внутри туннеля царил полумрак — созданный специально, ибо Габриел почувствовал, что его неумолимо тянет к яркому кругу света в противоположном конце. Щурясь, землянин вышел из туннеля, а когда глаза привыкли к освещению, обнаружил, что стоит на краю поля. Заросшее травой высотой по лодыжку, оно тянулось в обе стороны от входа и исчезало за перелеском из можжевельника и сосны, преграждающим дорогу. До Габриела долетел их сладкий смолистый запах. С растущим удивлением он обошел чашу и остановился, глядя на широкий желто-зеленый луг, усыпанный радужным великолепием полевых цветов.

На мгновение Габриелу почудилось, что перед ним огромное ровное пространство. Но почти сразу же он понял, что это — иллюзия, созданная освещением и планировкой ландшафта. Землянин вдохнул полной грудью, его ноздри затрепетали от диссонирующего коктейля запахов, который сказал ему: «парк». Запахов живых растений — цветов, деревьев, — которые не имели права находиться рядом друг с другом.

Габриел пошел вперед, к холму в отдалении, на котором возвышался непонятный монумент. Высокая трава шелестела у его лодыжек, серебряные пчелы размером с большой палец — красивые подобия настоящей пчелы — жужжали, перелетая с цветка на цветок. На минуту садились и рылись в пыльце, а потом летели дальше. Гарантированное опыление.

Возле холма луг превратился в подстриженную лужайку. Появились скамейки, расположенные в эстетически стратегических точках. Стали попадаться люди, главным образом родители с детьми. Дети носились вокруг с радостной беззаботностью, но взрослые, как заметил Габриел, шли осторожными, вздрагивающими шагами, ставя ноги в ожидании резкой твердости металла или бетона.

Забравшись на холм к монументу, Габриел увидел перед собой куполообразный стеклянный цилиндр вроде короткой перевернутой пробирки метров пять высотой и три диаметром. Она стояла на основании из черного полупрозрачного камня, отполированного до зеркального блеска. Внутри цилиндра качался маятник: большой шар из того же черного камня, подвешенный на тонкой, почти невидимой нити. На матовом прямоугольнике в основании монумента светился ряд быстро меняющихся красных цифр. Через мгновение Габриел понял, что это часы, показывающие дату и время в часах, минутах, секундах, десятых и сотых долях секунды по стандартному исчислению. Часы казались синхронизированными с колебаниями маятника. Бронзовая доска, установленная в траве рядом со всей этой штуковиной, гласила:

АКАШ ЧАНДРА ЛЕВИНСОН, ОСНОВАТЕЛЬ КЬЯРЫ

У монумента работала женщина в ярко-лиловом комбинезоне со значком «Рейнер-парк, техническое обслуживание» на нагрудном кармане. Она сама была огромной, ростом даже повыше Габриела, и широкой, как двухместный спасательный плот. У нее была маленькая коробочка, прикрепленная к стенке стеклянного цилиндра, с которой ее толстые пальцы обращались с почти неприличной деликатностью. Женщина жевала резинку, и ее челюсти медленно и задумчиво двигались из стороны в сторону.

Когда подошел Габриел, великанша окинула его быстрым взглядом, и землянин почти услышал тяжелый удар штампа в ее голове. «Приезжий чайник» — заклеймила она Габриела. Следующий шаг землянина был продиктован логикой и честностью перед самим собой.

— Я — приезжий чайник, — промолвил он, одаривая женщину своей самой обезоруживающей улыбкой. — Не могли бы вы мне помочь?

Челюсти великанши перестали работать. Она с подозрением всмотрелась в худого, темнокожего незнакомца.

— Не могли бы вы рассказать мне об этом монументе? Челюсти возобновили свое движение. Женщина кивнула на доску:

— Там все написано.

Габриел посмотрел на доску, словно только что увидел ее:

— Вы правы! Знаете, я всегда обожал женщин, которые не прочь поболтать за работой.

Толстуха медленно кивнула, но ее взгляд стал более дружелюбным.

— Ты со всеми так разговариваешь? Удивляюсь, что ты еще тут расхаживаешь.

Габриел поднял плечи и развел руками:

— Вот такой уж я.

— Чандра Левинсон основала научную базу, которая потом выросла в Кьяру. Эти часы мы установили как памятник ей месяца через два после открытия парка. Они должны хранить время в пределах трех сотых секунды в год… — Голос женщины замер, когда она делала что-то на своем приборчике. — На прошлой неделе их проверили, и оказалось, что за четыре месяца они ушли на три целых шестьсот семьдесят четыре тысячных секунды. Вот почему я здесь. Габриел с уважением посмотрел на маятник:

— А что их движет?

— Постоянный магнит в центре. И он в вакууме; это помогает. Та штуковина, — женщина показала на шар маятника, — весит сто шестьдесят килограммов, вот почему его повторная регулировка становится такой кропотливой работой. Его нужно замедлить, а потом ускорить, прежде чем он действительно войдет в синхронизацию, вот та-а-ак!

Габриел решил, что самое время перевести разговор на другие рельсы.

— Вы давно здесь работаете?

— С первого дня, — с гордостью ответила женщина. — Я была одной из первых в команде, когда проект еще разрабатывался. Джейл Найквист.

— Габриел Кайли. — Габриел пожал протянутую руку. Пожатие великанши было удивительно нежным. — Вообще-то я надеялся, что вы сможете мне кое-что рассказать.

— Да? И что же?

— Одна женщина погибла здесь около трех месяцев назад. Вы, случайно, не знаете, где именно это произошло?

— Нет. — От Джейл повеяло внезапным холодом. — Ты кто? Клещ?

— Простите?

— Газетчик, журналист. — Нет.

— Тогда что у тебя за интерес?

— Она была из моей семьи.

Габриел выдержал ее пристальный взгляд, и великанша смягчилась.

— Ее звали Кайли, — пробормотала она, озаряясь пониманием. — Прости. Не обижайся, но после того происшествия у нас несколько дней клещи ползали по всему парку, все вынюхивали. «Красивая девушка, которая покончила с собой!»