Наковальня - Николас ван Палланд

У Изеки отвалилась челюсть.

— Не шутите. — Он с некоторым сомнением исследовал стакан, который поставил перед ним робот-официант. — Жучки, хм? — Офицер осторожно глотнул, сморщил свои большие губы и пожал плечами. Потом извлек из-за пазухи пухлый конверт и положил на стол. — Слушайте… — Он замялся. — Я не знаю, чего вы хотите. Но есть небольшое добавление к той истории, что я рассказал вам вчера… — Изеки внезапно умолк, достал из кармана коробку никотинового корня, открыл ее и, не торопясь, выбрал себе корешок. — Это… неофициально. Тот цурзешник снаружи — он не видел, как я вошел, и не увидит, как я уйду, ладно?

— Ладно, — ответил Габриел. — Я как раз читал официальный отчет.

Изеки безуспешно попытался скрыть презрение.

— Да, я мало что могу добавить к нему. Меня сняли с расследования в тот же день. Там упоминается, что ее фон был включен?

Габриел вопросительно прикоснулся к своему воротнику.

— Да. Когда это случилось, она с кем-то говорила: или кого-то слушала, или этот кто-то слушал ее. Он, разумеется, повесил трубку.

— Значит, где-то здесь есть человек, который мог слышать…

Изеки пожал плечами:

— Возможно. И еще там был старик. Старый Мак, как он себя назвал. Старый бродяга с Площади Психов. Не знаю, что он делал в служебном туннеле — он не помнил, только сказал, что его ударили, что кто-то прыгнул на него. У него на голове была здоровенная, жирная шишка, так что, возможно, он говорил правду. — Изеки замолчал.

— И что случилось с ним? — напомнил Габриел.

— Цурзешники забрали его, когда отстранили меня от этого дела. — Изеки хмуро посмотрел в стакан, словно ища в нем остатки насекомых. — Капитан из Центрального явился в тот же вечер. Я уже собирался домой, когда он пришел, помахал разрешением и заявил, что я больше не занимаюсь этим делом. Они берут его себе. Забрал файлы, фотографии, вещественные доказательства и единственного возможного свидетеля, которого потом освободили. Вот так-то.

Лейтенант проглотил остатки выпивки, но уходить не спешил.

— За исключением… — сказал наконец Габриел. Изеки насупился.

— За исключением того, что противный внутренний голосок не давал мне покоя все время, пока эти люди очищали мои файлы. — Офицер медленно крутил в пальцах свой никотиновый корень. — Я сделал то, чего никогда раньше не делал. Я припрятал улику. Вот. — Он хлопнул по конверту. — Это то, что было на вашей сестре, когда ее нашли. Цурзешники за этим так и не вернулись. Это просто хлам, но, возможно, для вас он что-то значит.

Габриел не сделал никакого движения, чтобы взять конверт. Внутри Изеки шла какая-то борьба, и землянин чувствовал, что лучше подождать, пока она не разрешится.

Офицер щелчком отправил свой корень в утилизатор и перегнулся через стол.

— Никто не чист. Но я чище многих. Как раз настолько. — Указательным пальцем он нарисовал на столе кружочек. — Я не знаю, что вы собираетесь с этим делать. — Изеки показал на конверт. — Я не знаю, какое отношение вы имеете к этому делу, если оно вообще существует, поэтому сейчас я рискую. Но больше я не хочу ни видеть вас, ни слышать.

— Ладно, — спокойно согласился Габриел, — это достаточно честно. Но у меня есть один вопрос.

— Я уже все сказал!

— Этот капитан, — продолжил Габриел, игнорируя протест. — Как его звали?

Изеки молчал с каменным видом.

— Его звали Лил, да? Пелем Лил? Офицер встал.

— Выпивка за ваш счет, — холодно сказал он.

Подойдя к дверям, Изеки выглянул наружу и, чуть подождав, вышел, смешно повернувшись на каблуке, и тут же влился в поток пешеходов, неотличимый от прочих бесчисленных и безымянных.

Какое-то время Габриел сидел с пустым чайником, вертя в руках крохотную чашечку. Конверт он так и не открыл.

В двенадцати милях к северу от Лендинга, где от развилки направо уходит дорога на Элис-Спрингс, можно свернуть в буш и, если пройти пешком около пятнадцати минут к двугорбому холму, виднеющемуся вдали, найдешь поляну в кустарнике. Земля там покрыта плоскими камнями, а в центре стоит засохшее дерево, похожее на кисть одной из тех фигур, чьи выкопанные со дна торфяных болот портреты видел Габриел. На этой поляне совсем нет воды. Она совершенно сухая. Там нет случайных пучков дикой травы, пробивающейся между камнями. Она совершенно голая. Там нет тени. Габриел не видел ее девятнадцать лет. Но в эту минуту он вдруг поймал себя на том, что очень скучает по ней.

— Черт возьми! — пробормотал землянин во внезапном приливе гнева. Он постучал, требуя счет, расплатился, прижав большой палец к сканирующей пластинке, и встал. У двери

Габриел остановился, потом вернулся к стойке. Старуха вопросительно прищурилась:

— Хотите еще выпить?

Габриел покачал головой и тихо спросил:

— Здесь есть запасный выход? — Нет.

— Нет? — Нет.

Землянин впился в нее взглядом, и старуха так же пристально посмотрела в ответ. Ее глаза-бусинки почти потерялись в нависающих складках век, а тонкий рот растянулся в усмешку ящерицы.

— Знаете что? Вы просто противная старуха, — прошептал Габриел.

— Ты платишь за выпивку, Мама 'Гучи подает, — невозмутимо ответила старая ведьма.

— Ш-ш-ш, — тихо зашипел на нее Габриел и вышел из дома саке. Он чувствовал себя гораздо лучше. Мама 'Гучи была из людей его сорта. Это хорошее чувство позволило не обращать внимания на гориллу из ЦУРЗ — приставленный к нему хвост.

Однако в номере гостиницы землянин протрезвел. Он снял пальто, бросил его на спинку стула. Охотничий нож отправился на прикроватный столик.

Сев на кровать, Габриел открыл конверт и высыпал его содержимое на покрывало. Взмахом руки он раскидал вещицы и затаил дыхание.

В пределах своего понимания Хитедоро Изеки был прав. Это был хлам.

Но не для Габриела. Для него это была Элспет.

Телефонная карточка. Коралловые серьги. Карманный ножик. Старинная монетка — пенни из тех дней, когда деньги измерялись тяжестью у тебя в ладони. Тонкая золотая цепочка с «дурным глазом», резной гиацинтовой рыбкой и серебряной саламандрой. Два листка пласпируса. Ручка. Разбитый комп-бумажник. Миндальный орех. Полупустая пачка лизергиковой жвачки. Гладкий красный камешек вроде тех, какими они в детстве бросались в птиц. В прозрачном пластиковом конвертике семечко паракильи из пустыни около Лендинга.

— О Господи! — пробормотал землянин с внезапным комом в горле.

Это была Элспет, это была вся ее жизнь. Габриел поднял цепочку и потрогал гиацинтовую рыбку — точно такая же висела на его запястье. Он вспомнил то лето, когда они получили этих рыбок.

Элспет была отличной пловчихой. Свое десятое лето она жила как угорь в озере близ хижины бабушки Лалуманджи и весело булькала, пока ее старший брат бесился от злости на мелководье.

Свою первую рыбу того года они поймали вместе, он и она, — серебристую форель, королеву форели, и смотрели, как бабушка Лалуманджи жарит ее над скудным костерком, пока форель не стала коричневой и хрустящей снаружи, мягкой и розовой внутри, и таяла на языке как спелый фрукт.

В конце того лета бабушка подарила им с Элспет по маленькой гиацинтовой рыбке. Если отвинтить ей хвостик, то окажется, что внутри она полая — как раз хватит места для горошины. Габриелу это очень нравилось, но за все последующие годы так и не нашел ничего, что стоило бы спрятать в рыбке. А вот Элспет…

— Скажи, что в тебе ничего нет, — прошептал Габриел. Он резко скрутил рыбку, и она разделилась на две половинки. Что-то крошечное и блестящее выпало на покрывало. Это была идеально квадратная пластинка кристалла полсантиметра шириной.

— А, черт! — выдохнул Габриел и подскочил от неожиданности, когда запищал его фон. Землянин нажал контакт. — Да?

— Привет, это я, — сказал знакомый голос. Габриел взял себя в руки.

— Да, привет, Из, как дела?

— Будут лучше, если вы откроете дверь. Землянин похолодел.

— Где вы?

— Перед вашей дверью. Габриел закрыл глаза.

— Дьявол…

— Что?

— Минутку.

Взяв один из пласпирусных листков, он осторожно подцепил кристалл с покрывала, положил его на прикроватный столик и накрыл пачкой жвачки. Потом вытер глаза и, по возможности успокоившись, пошел открывать дверь.

Изадора ухмылялась, держа перед собой короткое зеленое перо.

— Сувенир от Мэкки.

— Спасибо, — вяло улыбнулся Габриел, забирая перо из ее пальцев. — Входите.

Пропустив гостью, землянин выглянул в коридор. Никого. Впрочем, они не ожидал кого-либо увидеть.

Когда Габриел вернулся в комнату, Изадора внимательно на него смотрела.

— У вас все в порядке? Я не вовремя, да?

— Нет-нет, все отлично, — успокоил ее землянин. Его захлестнула волна облегчения. Он показал на безделушки на кровати, — У меня был интересный день.