Пророки желтого карлика - Валентин Куликов

Мне стало смешно. Несмотря на то, что у нас впервые случился такой неприятный разговор, и было вовсе невесело, я расхохоталась.

- Ты займешься? Ты?! Свежо предание...

Тут я была права, Пашка был человеком, совершенно далеким от всяких бытовых проблем. Два раза в месяц он приносил мне свою мэнээсовскую зарплату, потом получал по утрам законный рубль на обед и деньги на продукты вместе с написанной мною шпаргалкой - что и где купить. Но и при этом он умудрялся все перепутать. А жили мы безбедно, вобщем то благодаря нашим родителям, они все время помогали деньгами. То, что это постоянно мучило Пашку, я прекрасно знала, собственно говоря, поэтому он и гнал работу над кандидатской по теме, которая была в плане отдела, но не затрагивала его действительных научных интересов. Но больше ни о чем, решительно ни о чем в жизни думать не умел.

- Именно я и займусь, - повторил он. - Ясно? А теперь - спать.

Мы оба долго ворочались, прежде чем заснуть. Откровенно говоря, уезжать от мамы и папы мне не хотелось и успокоилась я только при мысли, что Пашка все равно ничего сделать не сможет, ведь в новых районах действительно трудно с яслями и детскими садиками.

Ночью он два раза вставал к малышу и так трогательно тутошкал, что сердце у меня снова нежно заныло и я простила ему вчерашнее раздражение и резкость в разговоре со мной. А утром он чмокнул меня, совсем еще сонную, в щеку и, как всегда, испарился.

Моя мама только этого, видимо, и дожидалась.

- Я слышала ваш ночной разговор, - начала она. - Ты уж прости, но вы не очень-то считаетесь с нами.

Конечно, твое дело уехать или не уехать. Но прошу тебя учесть, если даже Павел устроит Гошеньку в ясли, тебе там будет чрезвычайно трудно. Во-первых, у Тины Васильевны, мягко говоря, своеобразный характер. У нее свои устои. Там всегда толкутся много самых разных людей, все они вечно спорят, дымят... да ты сама знаешь. Но главное в том, что твой Павел, которого я никак не отождествляю с его матерью, хотя бы потому, что он не такой шумный, в своем доме не будет сосредотачиваться на семейных проблемах, как у нас. Им необходимо руководить, а ты не умеешь этого делать...

Мама налила себе большую кружку молока, проглотила какую-то таблетку, торопливо запила и продолжила:

- Думаешь, наш папа всегда был таким?

Ничего подобного. Я его сделала таким. Но на это ушли, моя милая, годы. Да, годы. Это теперь он встречает меня с работы, мы вместе ходим в магазин за продуктами и развешиваем белье на просушку. А раньше - уткнется в газету и не сдвинешь. Я надеялась, что Павел, наблюдая наши отношения, станет хорошим семьянином. Пока же в голове у него сплошные фантазии, а уж то, что он теперь придумал, это новое дело "всей его жизни", как он сказал...

- Мама, перестань, - охрипнув от негодования сказала я. - Перестань, прошу тебя. Ты ничего не понимаешь! Ничего. Не смей его осуждать. Он ... он мой, а не твой муж!

- Да как ты смеешь... - мама хотела, наверное, прикрикнуть на меня, но вместо этого заплакала и отвернулась к окну.

- Ты плачешь от бессилия что-либо изменить, - зло констатировала я, Никак не можешь смириться, что дочка вышла замуж без спросу, до окончания института. И еще с тем, что Пашка мэ-нэ-эс, а не директор гастронома!

- Марина! - крикнула мама, хлопнув ладонью о стол, но я, круто повернувшись, выбежала из квартиры на лестницу. Хлопнула дверь.

Через несколько минут мама выглянула уже напудренная, подкрашенная, с покрасневшими глазами и чужим выражением лица.

- Мне пора в ателье. Молоко вскипело.

Малыш проснулся. Иди домой.

Глава 3.

СВИСТАТЬ ВСЕХ НАВЕРХ!

(Из воспоминаний Димы, друга Ковалева)

Вчера, когда мы с Пашкой закатились ко мне, раскупорили бутылочку португальского и с чувством выполненного долга чокнулись за "успех нашего абсолютно безнадежного предприятия", мы, конечно, помянули добрым словом Сан Саныча ведь это он любил когда-то именно так говорить нам, пацанам, вдохновляя на штурм какой-либо новой, из ряда вон выходящей затеи. "Лично я верю в успех нашего..." - начинал он, прохаживаясь прыгающей воробьиной походкой вдоль мальчишечьего строя в лихо сдвинутых на затылки бескозырках, и мы азартно подхватывали: "...абсолютно безнадежного...", и наш воинственный клич сливался с шумом прибоя..."

Что это было за время! Балтика, Рижский залив, там, в устье Даугавы прицепилась трапом к берегу с незапамятных времен небольшая, тогда уже обветшавшая, с хлопающими на сквозняке дверьми кубриков и кают, полузаброшенная плавбаза.

Говорили, что во время войны отсюда отправлялись в тыл врага наши подводные лодки и плавбаза эта помнит немало героев-балтийцев. Ну так вот, когда мы были еще в телячьем возрасте, нас и привез из Москвы на эту плавбазу Евгений Павлович Волков, давний товарищ моего отчима и Пашкиной матери, тоже журналист, как они. Мы с Пашкой до этого друг друга не знали, да и там на плавбазе за целый месяц необычайных приключений, в которые по воле СанСаныча было вовлечено более сотни мальчишни, мы еще не сдружились по вполне понятной причине: Пашка перешел уже в десятый, а я только в восьмой класс и у него были свои товарищи, а у меня свои. Мальчишечки там в основном были отъявленными сорви-головами, многие из них состояли на учете в детских комнатах милиции за разные "остроумные проделки", а то и за довольно серьезные, наказуемые по Закону дела.

Только четверо ребят, в том числе я и Пашка, были пай-мальчиками, предпочитающими читать умные книжки, а не шлифовать кулаки. Именно это и послужило причиной, по которой мой отчим и Пашкина маман, сговорившись, упросили Волкова взять нас на кошт вместе с его неподдающимися описанию сорванцами. Пусть, мол, понюхают жизнь, какая она есть, и научатся постоять за себя. Сан Саныч уже несколько лет занимался "доморощенной воспитательной деятельностью", как о нем иронически писали в молодежных газетах, что, правда, не мешало появлению его многочисленных последователей в самых разных точках страны, где, кроме них проживало неукротимое на бесшабашные выдумки подростковое племя. Потом мы узнали, что у Сан Саныча к тому времени было уже немало и настоящих побед: воспитанники его, подрастая, начинали понемногу исправляться, одни поступали в институты, другие выступали с ценными трудовыми инициативами на предприятиях, третьи присылали из армии фотокарточки, где они были сняты на фоне священных полковых знамен...

На плавбазе наша жизнь была подчинена строгому ритму. Утром построение, подъем флага, после завтрака уборка помещений, потом занятия, тренировки. Мы лезли из кожи вон, чтобы выполнить то, что поручено нам Евгением Палычем. И не просто выполнить, а с тем самым блеском, с той видимой легкостью (хоть у тебя напрягаются и дрожат все поджилки), какие на флоте именуются "высшим шиком". Пашке не пришлось так уж долго завоевывать авторитет.