Полдетства. Как сейчас помню… - Олег Михайлович Жаденов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Граница, самая опасная из них – Брест, выпадала на ночь. Вот где вообще была магия и время останавливалось. По вагонам ходили страшные дядьки и все проверяли: лазили в ниши наверх (куда обычно прятали матрасы), заглядывали под полки, потрошили чемоданы. За окнами ходили такие же страшные – в форме, да еще и с собаками. Паспорта проверяли долго и внимательно. Никто не должен был попасть без разрешения за границу нашей необъятной, никакие товары не могли быть провезены сверх установленной нормы. «Сигареты, алкоголь везете?» И народ, смущаясь, почти без исключения врал, что, мол, нет, разве только для себя, в пределах нормы. Хотя почти все эту пресловутую норму перебирали, ведь водка, сигареты и икра – главные предметы обмена для советских граждан, возможность получить хоть немного иностранной валюты, а значит, прикупить чего-то цветастого, подешевле, но иностранного. Бедные мы были, бедные.
Смена колес – сказка! Целый вагон поднимали, шутка ли! С пассажирами, багажом, полотенцами, подстаканниками!.. Потом катились колеса другого размера, это было хорошо видно на соседнем пути. Я расплющивался о стекло, наблюдая невиданное чудо. Не уронили бы вагон, а то побьемся. Обошлось.
И вот – качнуло, медленно тронулись, поехали дальше. И снова остановка, хоть уже и не такая долгая, – поляки. Поляки – это тоже дяди и тети, но форма у них не такая страшная, да и сами они могли улыбнуться и пошутить как-то, правда, говорили не по-нашему. На дядях были фуражки, как у цирковых клоунов, – все из клиньев. Забавно, но сразу за пограничниками пробегали по вагонам резвые торговцы жвачкой. Жвачки были, естественно, со вкладышами, что составляло их главную ценность, между прочим. Но это стало для меня очевидно чуть позже, ближе к школе. А пока – странный вкус конфеты, которая никогда не заканчивалась и всегда оставалась во рту, хоть ее сладость и слабела со временем. Мне купили жвачку из серии «Бабочка». Главное – быстро развернуть и, не касаясь руками, отправить в рот. Иначе потом не ототрешься от липкой тягучей сладости. Польские погранцы исчезли, можно ехать дальше.
А дальше по уже привычной схеме – очередная прощальная граница этой страны и встречающая граница страны следующей, наконец-то Германии. После границы до Берлина всего ничего. Особенно по сравнению с оставшимися позади километрами.
У мамы волнение – встретит ли? Найдемся ли? Страна-то другая, язык, вокзал незнакомые. Ох, божечка ты мой, страшно как! «Да вы, дамочка, не переживайте, не потеряетесь! А не повезет – наш комендант есть на вокзале, поможет», – успокаивают попутчики в купе. Ну да, ну да, конечно, чего уж тут волноваться, все будет хорошо. А все равно волнительно…
Незнакомый город вплыл в окна вагона, стал расти домами все выше, все плотнее. Берлин. Подтягиваемся к вокзалу, ход замедляется. Все прилипли к окнам: и те, кто первый раз едет, и те, кто пятый. Чемоданы достаются заранее, как будто остановка две минуты. Перрон. Где же он, папа? Не видно его! Всё какие-то люди… Вон те увидели своих и побежали за составом, который все никак не остановится. Отстали. Поезд идет еще довольно быстро, не затормозит никак. Через полминуты догнали, запыхавшиеся, потные. А нашего все не видно. Опоздал? Не отпустили по службе? Может, дежурство? Солдата прислал вместо себя? Ах, сколько людей на перроне, и всех встречают, а нас нет. Тревога смешивается с грустью. Мама нервно и не очень-то успокаивающе треплет меня по голове – не переживай, мол, не пропадем. А сама губы кусает. Берлин, какой он пугающий и неприятный!
Но вот мелькнула в толпе родная улыбка и черный чуб из-под фуражки – папа приехал! Мы не пропадем! Ура!!! Папа нас встречает! Папа нас встретил. Сколько света сразу вокруг! Какой красивый и добрый этот город Берлин!
Перрон, пара чемоданов, я прыгаю вокруг папы, мама держит его за локоть, все прекрасно. Мы снова вместе. И папа меня никогда не бросал, и не было этих месяцев ненужной и тревожной разлуки. Самый лучший день жизни! А вот и газик с брезентовым верхом (кабриолет, сказали бы сейчас), заспанный солдат за рулем. Загружаемся, вперед!
Дорога от Берлина до местечка Рогун, где располагался военный городок, была пыткой и мукой для меня, а значит, и для всех попутчиков. Запах плохо сгоревшего семьдесят восьмого бензина в сочетании с тряской – о, это сказка та еще. Меня рвало всю дорогу, и к месту будущего проживания в Германии я приехал зеленый и стерильно пустой. Помню только постоянные остановки, мама наготове с пакетом (бумажным, других не было). Но как-то доехали. В будущем перед такими поездками мама всегда готовила в дорогу соленый огурец – считалось, что он помогает от моего недуга. Но скажу я вам, вестибулярный аппарат мой не пришел в норму и поныне, так что один круг на карусели – и я труп с потерянным взглядом и нестерпимым головокружением.
А потом была квартира. Чистенькая, пустая, как во сне. Но зато наша – на несколько лет вперед.
Ну, здравствуй, Германия и новая жизнь!
Новая ойкумена
Военный городок, в который мы попали, еще достраивался. На торцевой стене одной из двухэтажек уже заканчивали выкладывать профиль вождя мирового пролетариата из цветного битого стекла, рядом прямо на земле лежали стропила для устройства кровли будущего дома, под который только еще выкопали котлован. Почему так рано задумались о крыше? В Советском Союзе этот вопрос относился к разряду риторических. Возможно, солдаты, которые умели столярничать, готовились к отправке обратно на родину (дембель!), и начальники решили – пусть уж сделают, а то вдруг новенькие не сумеют.
Но мы, дети гарнизона, были очень рады этой всеобщей неготовности городка. В траншеях, подготовленных к заливке фундамента, было так интересно бегать и играть в войнушку! Мы были просто обречены постоянно играть в нее, к этому подталкивало все вокруг! Вы думаете, какие у нас были игрушки? Отвечу. Немногочисленные и не совсем профильные. У моего друга Сережи (а друзья появились на следующий же день, стоило выйти на улицу) в комнате стояло несколько коробок с патронами. Внимание – с настоящими патронами! Но к радости родителей, лежали они очень аккуратно: вот коробка только для патронов трассирующих (зеленый носик), следующая – для зажигательных (красный), были еще с черным носиком (бронебойные?) и отдельно – пистолетные патроны. Сережа был сыном украинского прапорщика, в нем папа души не чаял и позволял почти все. Нам его семья казалась зажиточной: благодаря связям у них постоянно было много мясной еды (не из столовой ли?), а еще у ребенка была целая (!) личная (!) комната (!). Хотя, если честно, чему удивляться – всем офицерам выдали по крошечной двушке, где одна комната естественным образом становилась родительской спальней, а во вторую отправляли детей. Просто Сережа был единственным ребенком в семье, вот ему и повезло. Кстати, когда мы смертельно и «навеки» ругались, я его дразнил «@Сережа_металлическая_рожа». Он пунцовел, бесился и в ответ выдавал абсолютно непонятное, но ужасно обидное «@жид_жид_на_веревочке_бежит»[1]. Видимо, отголоски обсуждаемого в тесном семейном украинском кругу, внутренний фольклор. Но «вечные» наши ссоры длились максимум час, и дальше мы снова вместе и дружно исследовали свою ойкумену.
Исследования шли успешно, и вскоре мы уже знали, где играть интересно, а куда лучше не соваться. Например, территорию около КПП, где дежурили солдаты, безопаснее было обходить, оттуда постоянно гоняли, по делу и просто так. Там ведь находился такой важный объект – дорога, соединяющая нас и немцев, почти граница! Поэтому мы, дети, туда не ходили и, если нужно
