Баллада об индюке и фазане - Далия Трускиновская

– И ты бы вряд ли обрадовала этой новостью Бориса, – не унималась Кузина. – Скорее всего, ты бы поскорее порвала с ним. Хотя бы от сознания того, что он тебе в этой передряге не помощник. У тебя бы не выдержали нервы – и в одну прекрасную ночь ты бы повыбрасывала все его манатки в окошко без объяснений. Разве не так?

Я обалдела. Все было так…

– Значит, предварительную работу ты уже провела. И если он увидит тебя с пузом, он просто решит, что понял, почему ты его тогда выставила. И придет в ужас.

Он, может, и поймет, да я-то до сих пор не могу понять, почему это получилось. Сама для себя я сформулировала расплывчато: вожжа под хвост попала. Но что это было на самом деле, я не знаю.

– Почему это в ужас?

– Потому что женщина в таком положении непредсказуема. Ты можешь устроить ему в общественном месте скандал. Или заявиться к его жене. Или позвонить на работу.

– Ты в своем уме?

– Но он же не знает, что ты ничего этого не сделаешь? Ты просто прогуляешься перед воротами бабкиной усадьбы на острове. Только это! Ты дашь ему возможность увидеть себя, а остальное он сочинит сам. И чем больше он будет соображать и вычислять, тем ему будет страшнее. Каждую ночь он будет видеть в кошмарном сне твое пузо. Которое, кстати, вполне могло бы состояться, если бы не я.

Что верно, то верно – она снабжала меня соответствующими импортными снадобьями.

– Ну, если только прогуляться… В конце концов, разве я в ответе за чью-то разыгравшуюся фантазию? У порядочного человека возникла бы одна мысль – немедленно зарегистрировать брак. А предвидеть все, что закипит и забулькает в голове у непорядочного человека, я никак не смогу.

– Значит, в эту же пятницу, после работы…

– Погоди, погоди…

– А чего ждать? Плохой погоды? Так ведь через неделю можем и дождаться! В пятницу едем, в воскресенье возвращаемся. Где живет Борис, я знаю. Давай, мерь купальник!

– А если в нем проснется совесть и он позвонит?

– Пошлешь к чертовой бабушке! Уж к дверям роддома-то он с розами не явится!

У затеи с поролоновым пузом немедленно обнаружился крупный недостаток. Погода стояла прекрасная, а я на два дня оказывалась выключена из активной жизни. Купаться, загорать и играть в мяч на восьмом месяце беременности вроде не полагается. Да и как купаться, если проклятое пузо немедленно набрякнет и потянет меня ко дну?

Кузина пообещала, что мы вдвоем сбегаем искупаться ночью, когда все заснут. Тем более, что дом тети Милды стоит на самом берегу протоки между островом и курземским берегом Даугавы.

Не успела я опомниться, как Кузина ловко набросила на меня платье из марлевки, одернула и восхитилась результатом.

– Пузо могло быть и больше, – самокритично заявила она. – Для мужчин полутона не годятся. Им если беременность – так подавай в три обхвата, а то не догадаются.

– Можно нажать на детали, – увлекшись, предложила я, и совершенно напрасно. Кузина изучающе на меня уставилась.

– С волосами что будем делать?

– Ни-че-го! – угрожающе ответила я.

– Ну-ну, зачем же так свирепо? Уж если входить в образ… Все беременные носят плоский хвост сзади. У тебя есть резинка?

С моими волосами плоский хвост не получится. Чтобы они плоско лежали, мне нужно полгода головы не мыть.

– Ничего, мы их смажем репейным маслом, – нашлась Кузина. – Это даже полезно. И у тебя будет совершенно беременный вид.

– А светлые волосы репейным маслом не мажут, – выпалила я в великом перепуге, что вот сейчас Кузина достанет из сумки пузырек и начнет меня поливать – Они от него темнеют. И вообще им только ресницы мажут, чтобы лучше росли.

– Хм… Погоди, есть еще такое средство – бриллиантин. После него голова блестит и гладкая, как полированная.

– По-твоему, я для того делала химию, чтобы ходить, как полированная? – и я решительно принялась стаскивать платье.

Произошла небольшая стычка. Победу одержала я, хотя Кузина и возмущалась, что беременным не до ухода за золотыми кудрями, да еще химического происхождения.

Кудри у меня совсем не золотые. Просто я их мою ромашкой. Более того – они не кудри. Просто я сделала легкую химию, только на концах волос, отчего концы посветлели, и вместе с ромашкой получается неплохой эффект. После мытья накрутить на крупные бигуди – и всю неделю прекрасно держатся. Я с таким трудом нашла нужное сочетание всех этих средств – химии, импортного шампуня, ромашки и бальзама для волос – и не могла позволить Кузине загубить ради ее режиссерских затей мою прическу.

Насчет обуви я с ней согласилась немедленно – только низкие каблуки! Тем более, что они вошли в моду. Но по этому случаю даже из «Детского мира» исчезли годами там пылившиеся трехрублевые сандалеты тридцать шестого размера. Так что если Кузина принесет босоножки без каблука, желательно кремового или цвета слоновой кости, я беру их сразу. Кузина горько вздохнула.

Покончив с деталями, мы стали считать варианты. Уж если затевать такую авантюру, так нужно быть готовыми к любому повороту событий.

Кузина заставила меня вспомнить все подробности мартовской ночи и все те слова, какие мы с Борисом сказали друг другу. И мы действительно обнаружили в моих воплях кое-какие двусмысленные закавыки.

– Хватит, – подвела я итог. – А то примусь сочинять, чего не было. Ты же пойми, что я тогда была немножко сумасшедшая. Да и утром тоже… Черт бы побрал этого индюка Званцева! Чуть при нем не разревелась!

– Ничего, и до индюка доберемся! – лихо пообещала Кузина. – Будет знать, как доводить свидетелей до истерики!

В пятницу, в половине восьмого, мы встретились на причале.

Я была в полной боевой готовности – никакого грима, волосы стянуты в хвост на затылке, осанка отрепетирована. Если учесть, что я, не желая травмировать соседей, переодевалась впопыхах в общественном туалете, результат получился неплохой. Одно выдавало меня – босоножки на шпильках. Но кто станет смотреть на ноги беременной женщины?

Во всяком случае, со стороны Кузена такого взгляда не было.

– Айвар – Лита, – представила нас друг другу Кузина.

Айвар был вполне в ее вкусе – большой и красивый.

– Я буду звать вас Кузеном, – предупредила я. – Я так привыкла.

Айвар согласно заулыбался, купил билеты, и мы взошли на борт кораблика.

Главное было – не забыть откликаться на «Литу».

Кузина издевается над моим именем, как хочет. В латышских компаниях делает из меня Литу, в русских – Лильку, потому что родители в свое время догадались – назвали меня импортным именем «Лолита». При той пестроте, которая творится сейчас в латышской ономастике, имя еще ничего, скромное. Могли ведь и Винифредой назвать, если не Индирой.

Кузен встретил кого-то вз знакомых островитян и оставил нас вдвоем. Кузина немедленно потащила меня на нос, чтобы посмотреть на строящуюся телебашню. Если она эту телебашню вблизи не увидит, то ей, видите ли, и жизнь не в жизнь…

– Ты как знаешь, – сказала я, – а я в салон пойду. Здесь же кошмарно дует.

– Перетерпишь, – ответила Кузина. – Беременные женщины по стоячим трапам не лазят.

– Беременные женщины на ветру тоже не сидят.

– Беременные – не сидят, – согласилась хитрая Кузина, но, заметив приближение Кузена, добавила, что свалиться с лестницы для беременной страшнее, чем полчаса посидеть на свежем воздухе.

И она усадила меня на самом носу, лицемерно мотивируя это тем, что на носу якобы качка не так заметка. Мореходные познания Кузины, называвшей лестницу трапом и пассажирский салон каютой, привели Кузена в такой восторг, что он и не задумался, какая может быть качка в абсолютно безветренную погоду.

Зато задумалась я – почему это мужчины так любят, когда женщины говорят заведомые глупости? Хотят хоть по контрасту выглядеть умнее, что ли?

Кузина договорилась даже до бейдевинда и галсов, не имевших к речному трамвайчику ни малейшего отношения. Мне очень хотелось встрять и напомнить ей, что здесь не яхта, но портить игру Кузины я не хотела. Кто ее знает, а вдруг ее судьба – именно этот Кузен?

Время от времени Кузина поглядывала на меня весьма лукаво, и я понимала, что это значит. Держись, говорила взглядом Кузина, не пройдет и суток, как мы проучим твоего разлюбезного Бориса, а потом и до индюка Званцева доберемся!

Пока трамвайчик огибал Заячий остров, пассажиры устраивались с удобствами. Одни вылезали из салонов на палубы, другие – наоборот, прятались от ветра в салоны.

Один такой любитель свежего воздуха сел со мной рядом. Я аккуратно подвинулась, чтобы ему не моститься на самом краю.

Так бы мне и сидеть, повернувшись к нему боком, а к Кузине и Кузену лицом, но я почувствовала, что он переменил позу. Судя по движению, он повернулся ко мне. Видимо, его заинтересовало мое лицо, потому что о фигуре сегодня не могло быть и речи.

Наши бедра соприкасались, и мне это все не очень понравилось. Я решила, что надо повернуться к нему и так на него посмотреть, чтобы он сразу понял свое место.