Дженни Герхардт - Драйзер Теодор

Рождество приходилось на вторник, и накануне, в понедельник, в школе не было занятий. Уходя в отель, миссис Герхардт посоветовала Джорджу набрать побольше угля, чтобы хватило на завтрашний день. Джордж сейчас же отправился в депо, взяв с собою двух младших сестер, но угля было мало, им не скоро удалось наполнить свои корзинки, и к вечеру у них оказался лишь очень скудный запас.

– Ты ходил за углем? – первым делом спросила миссис Герхардт, когда она в тот вечер вернулась из отеля.

– Ходил, – ответил Джордж.

– На завтра хватит?

– По-моему, хватит.

– Пойдем-ка, я посмотрю.

И, взяв лампу, они вышли в сарай, где сложен был уголь.

– О господи! – воскликнула миссис Герхардт. – Да тут совсем мало! Пойди сейчас же и принеси еще.

– Ну вот, – протянул Джордж, надув губы. – Я уже ходил, пускай теперь Басс идет.

Басс пришел с работы ровно в четверть седьмого и сейчас мылся и одевался, собираясь в город.

– Нет, – сказала миссис Герхардт, – Басс работал целый день. Ты должен пойти сам.

– Мне неохота, – проворчал Джордж.

– Очень хорошо, – сказала миссис Герхардт. – А если завтра нечем будет топить, тогда что?

Они вернулись в дом, но самолюбие Джорджа было слишком сильно задето, чтобы он мог считать вопрос решенным.

– Басс, ты тоже иди! – еще с порога крикнул он старшему брату.

– Куда это?

– За углем.

– Вот еще, – ответил Басс. – За кого ты меня принимаешь?

– Ну, тогда и я не пойду, – упрямо тряхнул головой Джордж.

– А почему ты сегодня не набрал угля? – резко спросил брат. – У тебя был на это целый день.

– Да-а, я собирал, – сказал Джордж. – Только угля было очень мало. Где же я его возьму, раз его нет?

– Наверно, плохо собирал, надо было постараться получше.

– В чем дело? – спросила Дженни; она вернулась позже матери, так как по дороге заходила в лавку, и теперь, едва переступив порог, сразу заметила надутое и недовольное лицо Джорджа.

– Басс не хочет идти со мной за углем.

– А разве ты днем ничего не набрал?

– Набрал, да мама говорит – мало.

– Я пойду с тобой, – сказала сестра. – Пойдешь с нами, Басс?

– Нет, – холодно ответил молодой франт; он завязывал галстук и злился, что ему мешают.

– Да там и нет угля, – сказал Джордж. – Разве что с платформы скинем. А когда я ходил, так и платформ с углем не было.

– Уж наверно были! – воскликнул Басс.

– Не было, – повторил Джордж.

– Пожалуйста, не спорь, – сказала Дженни. – Бери корзинки, и пойдем, а то будет поздно.

Другие дети, очень любившие старшую сестру, тоже собрались идти с нею: Вероника взяла корзиночку, Марта и Уильям – ведра, Джордж – большую корзину для белья, которую им с Дженни предстояло наполнить и тащить вдвоем. И тут Басс, тронутый готовностью сестры поправить дело и все еще сохранявший к ней какие-то братские чувства, предложил:

– Вот что, Джен. Ты иди с малышами к Восьмой улице и обожди у платформы. Я тоже там буду. Только, когда я подойду, чтоб никто из вас и виду не подал, что вы меня знаете. Просто скажите: «Мистер, сбросьте нам, пожалуйста, немножко угля!» Я залезу на платформу и сброшу сколько надо. Поняли?

– Хорошо, – сказала Дженни, очень довольная.

Они вышли из дому в снежную вечернюю мглу и направились к железной дороге. Там, где улицу пересекали широкие подъездные пути товарной станции, стоял недавно прибывший состав, груженный углем. Дети укрылись в тени одного из вагонов. Пока они стояли, дожидаясь старшего брата, пришел вашингтонский скорый – великолепный длинный экспресс с несколькими спальными вагонами новейшего образца; сверкали большие зеркальные окна, за ними виднелись пассажиры, утонувшие в мягких, удобных креслах. Дети невольно отпрянули, когда поезд с громом проносился мимо.

– Какой длинный! – сказал Джордж.

– Вот бы мне быть кондуктором в таком поезде! – вздохнул Уильям.

Одна Дженни промолчала, но мысль о дальних путешествиях, о роскоши взволновала ее больше всех. Как прекрасна, должно быть, жизнь богатых людей!

Вдалеке показался Себастьян; у него была энергичная, мужественная походка, и все в нем выдавало человека, который знает себе цену. Он был необычайно упрям и решителен, и если бы дети не исполнили в точности его наставлений, он прошел бы мимо, даже не подумав им помочь.

Однако Марта отнеслась к делу с должной серьезностью и пропищала, как было велено: «Мистер, сбросьте нам, пожалуйста, немножко угля!»

Себастьян резко остановился, посмотрел на них, как на чужих, и со словами: «Что ж, можно!» – взобрался на платформу и с удивительным проворством сбросил столько угля, что с избытком хватило на все корзины. Потом, словно не желая задерживаться в столь недостойном обществе, он поспешно перешел через рельсы и скрылся из виду.

На обратном пути они встретили еще одного джентльмена, на сей раз настоящего, в цилиндре и великолепном плаще; Дженни его тотчас узнала. Это был не кто иной, как сенатор Брэндер, только что вернувшийся из Вашингтона и не ожидавший от праздника ничего хорошего. Он приехал тем самым экспрессом, который привлек внимание детей, и, желая немного пройтись, налегке, с небольшим саквояжем в руках, направлялся в отель. И вдруг ему показалось, что он увидел Дженни.

– Это вы, Дженни? – окликнул он, замедляя шаг, чтобы вглядеться.

Дженни, узнавшая его еще раньше, вскрикнула: «Ой, это мистер Брэндер!» – и, отпустив ручку корзины, велела младшим скорее нести уголь домой, а сама побежала в противоположную сторону.

Сенатор Брэндер пошел за нею и несколько раз позвал: «Дженни! Дженни!» – но напрасно. Потеряв надежду догнать девушку и вдруг поняв, что́ заставило ее убежать, он решил не смущать ее, повернулся и пошел за детьми. И снова, как всегда при встречах с этой девушкой, он ощутил всю пропасть между своим и ее положением. Вот он – сенатор, а эти дети подбирают на рельсах уголь. Какие радости принесет им завтрашний праздник? Полный сочувствия, он с наилучшими намерениями шел за ними и вскоре увидел, как они вошли в калитку и скрылись в убогом домишке. Сенатор пересек улицу и стал в негустой тени осыпанных снегом деревьев. Из окна, выходившего во двор, падал желтый свет. Все вокруг было покрыто снегом. Из сарая доносились голоса детей, и раз Брэндеру показалось, что он разглядел миссис Герхардт. Немного погодя какая-то тень проскользнула в калитку. Он узнал ее. Сердце его забилось, и, сдерживая волнение, он прикусил губу. Потом круто повернулся и зашагал прочь.

Крупнейшим бакалейным торговцем в городе был некто Мэннинг, стойкий приверженец Брэндера, очень гордившийся своим знакомством с сенатором. К нему-то и явился в этот вечер сенатор Брэндер и застал его за конторкой, поглощенного делами.

– Мэннинг, – сказал он, – не можете ли вы сегодня же выполнить одно мое поручение?

– Ну конечно, сенатор, конечно! – сказал бакалейщик. – Когда вы вернулись? Очень рад вас видеть. Я к вашим услугам.

– Подберите все, что нужно для праздника семье в восемь человек – отец, мать и шестеро детей: елку, угощение, игрушки… словом, вы понимаете.

– Конечно, конечно, сенатор.

– С расходами не считайтесь. Пошлите всего вдоволь. Я дам вам адрес. – И он вынул записную книжку.

– С удовольствием все сделаю, сенатор, – продолжал Мэннинг. – С величайшим удовольствием. Вы всегда были великодушны.

– Хорошо, хорошо, Мэннинг, – сказал сенатор и нахмурился, чтобы сохранить свое достоинство государственного мужа. – Отправьте все немедленно, а счет пришлете мне.

– С величайшим удовольствием, – только и мог сказать обрадованный торговец.

Сенатор вышел на улицу, но, вспомнив о стариках Герхардтах, зашел еще в магазин обуви и готового платья и, сообразив, что понятия не имеет, каких размеров нужны вещи, заказал кое-что с правом обменять покупки. Покончив с этим, он вернулся к себе.

«Подбирают уголь… – снова и снова думал он. – До чего же я был невнимателен. Впредь не следует о них забывать».