Возвращение Прославленных (СИ) - Цы Си

— Так вы отдадите мне мой тол? — напомнил Итиро.

Дух засунул руку в самое пекло огня, порылся там и достал палочку — металлический стержень с резной ручкой.

— Бери, — кинул он её Итиро, — Только облей её сначала водой из бамбука, чтобы Огненная палка остыла. Скажешь ей «Адолебит!», и она зажжёт и нагреет всё, что ты хочешь.

— И воду зажжёт? — спросил Итиро, обливая кипящий стержень из бамбуковой палочки.

— Всё, что есть на земле, — ответил ёкай Адзумы.

— Спасибо вам, — поклонился Итиро духу, — но как нам теперь выбраться наружу?

— Садись на огонь, — приказал ему дух, ткнув в кострище перед собой.

— На огонь? Боюсь, я не смогу, — засомневался Итиро.

Не успел он опомниться, как дух ловко схватил его ближайшей рукой и посадил прямо на огонь. Пламя подскочило, пробило потолок и в одну секунду подняло Итиро с Аширай Яшики наверх. Они оказались на земле, а вынесший их огонь заклубился, забурлил и ушёл вглубь.

Стало тихо, только звёзды с луной сверкали на небе. Аширай подбросил Итиро и понёс его домой.

Они проносились мимо деревушек поблёскивавших тёмными окнами; им были видны корабли в гавани и переливающиеся затопленные поля. Под ними, медленно извивались реки, напоминавшие сытых змей. Но, наконец, путники опустились у ворот дома Итиро. Ступни Аширай Яшики соскочили с ног парня.

— Прощай, Итиро! — сказали они.

И, поднимая пыль, ёкая Аширай Яшики, быстро засеменил по дороге. Итиро только успел помахать ему вслед.

Парень постоял немного, прислушиваясь. Потом прокралсядомой и лёг спать.

Утром у них с Кудо Таисуке состоялся серьёзный разговор.

— Дедушка, я должен уехать, — сказал Итиро, — то, что не сделала бабушка, должен сделать я. Я чувствую, что меня очень ждут. Обещаю писать тебе письма и когда-нибудь забрать к себе. Когда я дойду до цели.

— До какой цели? — спросил дед.

— Не знаю, — честно признался Итиро, — но как узнаю, сразу тебе напишу.

…С этого дня парень начал подготовку к дороге.

Как раз пришла пора распродавать щенков. За ними приезжали люди, их лица светлели, когда они брали на руки пушистых зверят. Заработанные деньги Итиро честно делил пополам и клал в две коробочки: одну часть — себе на дорогу, другую — деду.

По найденному в сундуке адресу Итиро отправил в Норвегию телеграмму: «Я Итиро, внук Минами. Всё нашёл. Скоро приеду». И он не очень удивился, получив вскорости в ответ одно слово — «Жду».

После того, как был куплен билет на пароход, Итиро отправил в Норвегию ещё одну телеграмму — с точной датой прибытия.

И вот до дороги осталась одна ночь. Эту ночь они с дедом провели в разговорах и мечтах. Кудо Таисуке, казалось, смирился с отъездом внука, обещал ему выращивать новых щенков и заботиться о взрослых шпицах.

Наутро они вышли из дома. Со стороны всё выглядело обыденно — просто дед с внуком отправились в город за провизией. Изредка переговариваясь о незначительных вещах, они сели на автобус. Только когда Кудо Таисуке довёл Итиро до трапа парохода, пришвартованного упристани, когда увидел на палубе матроса, который встречал пассажиров и проверял у них билеты, только тогда лицо деда исказилось. А в глазах появились слёзы, которые он старательно прятал, стыдливо опустив голову. Кудо Таисуке обнял внука и сказал:

— Я отпускаю тебя, потому что ты из рода Прославленных. Только ты и сам не забывай об этом. Великие и поступают как великие. Превыше всего честь рода, Итиро. Не посрами бабушку.

Потом Таисуке долго махал вслед пароходу. Путь у внука был неблизкий — Итиро предстояло плыть около месяца. Дед всё глядел и глядел на удаляющийся пароход, на белый путь пены, которую тот оставлял за собой, покане вышел из гавани.

И всё это время на плече старого Таисуке сидела жёлтая бабочка с чёрным рисунком на крыльях.

Ферма Гуттросменов и те, кто обитают во фьордах

Стурла проснулся в полной темноте. Поворочался в кровати, боясь потревожить сон сопящей рядом жены, и стал привычно прислушиваться к тому, что происходит наверху, в доме. Слава богам Вальгаллы, там было тихо.

Стурла тихо оделся, кряхтя, забрался по лесенке и откинул крышку.

Он вылез из погреба и оказался под столом в кухне собственной фермы. Осторожно приподнял скатерть и ещё раз прислушался. Только когда Стурла убедился, что в доме спокойно, он, наконец, встал с четверенек и выпрямился.

Стурла был крепким малым. И пусть обычному викингу, из-за гномичьей породы, он еле доставал до пояса, но кулаки Стурлы были железными.

Он почесал бороду, прошёл к печи, начерпалводы из ведра, напился досыта. И вздрогнул — в дверь стукнули. Потом в стену, затем звякнуло окно. Стурла подскочил и быстро задёрнул шторы. Стук был всегда один, а, как известно, один раз стучат в ночи только мертвецы. Живые стучат трижды.

Стурла крадучись выглянул в окно. Так и есть — по двору медленно перемещались тени драугров. Это были страшные, молчаливые призраки. Сегодня их было уже пятеро, а раньше приходили только двое. Они столпились у сарая, в котором Стурла хранил найденные каменные яйца. Он понимал, что драугры ищут именно их, ведь откапывал то он эти яйца в основном из могильных курганов. Раньше в неприкаянные могилы обязательно клали такое яйцо — считалось, что оно держит душу мертвеца в земле. Видно, так и было.

До сих пор драугры ничего им не делали, только шатались ночью у дома, а утром, когда они исчезали, во дворе были перевёрнуты деревянные вёдра, разбиты глиняные горшки, но это была небольшая потеря.

…Стурла следил за ними сквозь маленькие кружевные шторки. На шее одного драугра болталась верёвка — значит, это был висельник. С двух других стекала вода, и их тела очень разбухли. Видно, эти бывшие утопленники. Остальные явно были погибшими воинами.

На всякий случай Стурла снял со стены топорик и надел шлем, в котором ходил постоянно, за что его в деревне прозвали Блестящая голова. Шлем свой он любил и почти каждый день начищал: и его мятые, видавшие виды, стальные бока, и маленькую шишечку сверху.

Стурла подошёл к печи, схватил кувшин, наполненный мутной пенистой жидкостью, отхлебнул, выплюнул пару мух, попавших туда с вечера, допил, приговаривая: «Ух, хорошо…бодрит!» Потом сел у двери, прислонившись к косяку, да так и просидел, подрёмывая, до самого рассвета, пока его не разбудила жена.

— Эй, Стурла! — сказала она, надевая на пышную юбку фартук, — драугры что, опять приходили?

— Да, Дэгни, — кивнул ей, зевая и потягиваясь, Стурла.

Она заплела волосы в длинные косы, глянула в зеркальце и поправила кудрявые завитки, чтобы те прикрыли круглые волосатые, словно мышиные, ушки и, схватив ведро, собралась отпереть дверь.

— Постой! — подскочил к ней муж. Он опять взял топорик, поправил шлем и первым выглянул во двор.

Но там никого не было. Даже вёдра и горшки были на месте. Стурла выдохнул и пошёл в сарай к овцам, которые сегодня, в ожидании корма, блеяли отчаяннее, чем всегда.

Когда гном открыл загон, то вскрикнул. Одна овечка лежала с перегрызенным горлом. Стурла сел подле неё, к нему выскочила жена и, увидев безобразие, запричитала:

— Что же это такое? Теперь драугры не оставят нас в покое, пока не убьют. Сначала скот, а потом и нас.

— Надо что-то делать, — шмыгая носом, рассуждал Стурла. — Ещё немного и приедет Итиро. Осталось совсем недолго ждать. И с ним мы обязательно что-нибудь придумаем. А пока надо запирать овец в доме. И развесить вокруг ещё больше защиты.

Супруги убрали убитую овцу, подоили оставшихся. Дэгни понесла вёдра с молоком в пристройку делать сыр. А Стурла оглядел их дом, где под крышей висели деревянные таблички с рунами, были расставлены оберегающие камни, раскачивались цветные амулеты, и стал думать, куда бы ещё подвесить защитных знаков. К вечеру ими был обвешан и сарай, и ворота, и даже забор.

На ночь супруги Гуттросмен загнали оставшихся овец в дом, наложили им соломы, а сами, поужинав, снова спустились в подвал, где у них давно было оборудовано уютное спальное место. Перед сном Стурла подошёл к календарю, висящему на стене, и зачеркнул еще один день — до приезда Итиро оставалось всего четверо суток.