Собака Метцгера - Томас Перри

— Занятно, но что толку? — пробурчал Иммельман.

— Ты что, не понимаешь? — взорвался Китайчик. — Он нам заплатит! Сработало!

Кеплер повернулся к Иммельману:

— Этот тип достал меня своей уверенностью. Слушай, Китайчик, ты думаешь, этот оловянный солдатик со слезой у него работает разносчиком пива?

— Нет, конечно. Судя по татуировке, он только что отсидел. Небось попался на воровстве. Думаешь, если бы он считал нас копами, то показал бы этого типа?

— И то верно! — сообразил Иммельман.

— Все отлично! — радовался Гордон. — Конфискованный кокаин наверняка принадлежит Грихалве. Он предложил нам сделку! Ему нужно вернуть имущество, и если мы раздобудем его наркоту, то это станет началом выгодного партнерства.

— А ты что об этом думаешь? — спросил Иммельман Кеплера. Тот раскупорил очередную бутылку и глубокомысленно начал:

— Один вертолетчик во Вьетнаме сбился с курса, и его подстрелили. Вот он вылезает из-под обломков и радуется: «Вот повезло! Теперь известно, где засели эти ублюдки».

Глава 7

Работая в мастерской, Китайчик Гордон старался не выпускать Доктора Генри Мецгера из виду. Неделю назад, не считаясь с пожеланиями Доктора, он установил стальные задвижки и автоматическую блокировку на свою роликовую дверь, но кот, казалось, не желал принимать новшества.

По мнению Гордона, теперь в мастерскую мог проскользнуть разве что муравей, но Доктор Генри Мецгер продолжал по десять раз на дню куда-то исчезать, а затем возвращался весь в пыли и в колючках, которые цеплял где-то на пустыре. Китайчик делал вид, что не замечает его, но кота, казалось, это не волновало. Он вылизывал шерсть и отряхивался от пыли так шумно, что стоячие уши хлопали. Однажды, демонстрируя, что ему наплевать на все меры безопасности, он приволок с собой носки Китайчика, что являлось своего рода издевательством.

В дверь постучали.

— Да! — Китайчик отодвинул засов, и в щель просочился Иммельман, сообщая на ходу:

— Слушай, я тут подумал, что наше дельце следует отложить.

— Нельзя, ночью нужно с этим покончить. Местечко отличное, ночь будет безлунной, так что готовься. Мы так долго выслеживали гнусных профессоров, что теперь просто обязаны выжать все что можно из кокаина и сделать козью морду всем этим дегенератам с их мигренью.

— У меня самого сейчас начнется мигрень. Я такой несчастный, — заныл Иммельман.

Китайчик аккуратно развешивал свои инструменты.

— Я не выспался и плохо себя чувствую. Тебе тоже было бы хреново на моем месте.

— С чего это ты не спал?

— В доме напротив что-то праздновали и жутко шумели, музыку врубили на всю катушку. Кто выходил прогуляться во двор, потом вынужден был орать еще громче, чтобы открыли дверь. Мне это надоело, и я позвонил в полицию.

— Что?!

— То. Набрал ихний номер. И мне ответил очень странный голос, такой медленный, скрипучий… Мол, кто… Я говорю: «Хочу подать жалобу». Он опять: кто? Загробно так, будто жирное привидение. И так три раза. Наконец, в сотый раз повторяю: «Хочу подать жалобу». А он: «Засунь ее себе в задницу». И повесил трубку. Тогда я позвонил на телефонный узел и потребовал соединить меня с полицией. Они соединили. И что ж ты думаешь? Тот же голос мне снова говорит: «Сунь себе в зад». Вот я и не смог больше заснуть.

Китайчик Гордон тем временем обнаружил, что Генри Мецгер под шумок удалился в свой тайный ход.

— Не валяй дурака, — успокоил он Иммельмана. — У тебя нервишки шалят. Часок-другой потрудимся, и будешь спокойно спать все последующие ночи. Можешь даже развлечься, звоня по этому же номеру, — устроишь ему веселую ночку.

Иммельман с минуту обдумывал идею, затем объявил:

— Я прямо сейчас начну, — и поперся в спальню Китайчика.

Кеплер вошел без стука, пнув дверь ногой и проорав:

— Эй!

Когда Китайчик открыл дверь, между ног гостя прошмыгнул Доктор Генри Мецгер.

— Здорово! — поприветствовал кота Кеплер, и тот нежно потерся о его ножищи.

Гордон ревниво отвернулся, чтобы скрыть досаду. Кеплер огляделся.

— Слушай, Китайчик, ты зря тут навесил болты и задвижки. Это может навести грабителей на мысль, что у тебя есть что-то ценное. Кстати, сколько ты за это выложил?

— Совсем немного. Я все сделал сам.

— Ух ты! Слушай, если тебе понадобится сталь в 1/4 дюйма, я достану за бесценок.

— Спасибо, но…

Сверху спустился Иммельман.

— Теперь был совсем другой голос, сказал: «Полицейское управление Лос-Анджелеса». Видно, что-то не то с моим телефоном. Когда я звоню в полицию, меня с ней не соединяют.

— Помехи на линии, — отозвался Китайчик. — Позвони на узел, и они тебе завтра все наладят.

— Ну уж нет, — возмутился Иммельман. — Я оставлю все как есть и буду звонить этому козлу, когда захочу, и по ночам тоже!

Китайчик задумался, когда до Иммельмана дойдет, что ему придется самому просыпаться ночью, чтобы будить того козла. Едва ли раньше, чем через сутки.

Когда фургон Китайчика въезжал на территорию кампуса, сторож на стоянке для автотранспорта мирно дремал. Он не заметил, что полоски с одной из машин сняты и заменены другими. В это время, в полпятого, народ пользовался воротами для выезда, так что мужик совсем расслабился. Китайчик Гордон миновал десятиэтажное общежитие и припарковался на стоянке для служебных машин. При включенном двигателе Кеплер и Иммельман спешно наклеили полоски на дверцы и водрузили на крышу магнитную мигалку. Кеплер пытался отговорить Китайчика от этой полицейской приметы, кивая на полосы с надписью «Клондайк. Служба ремонта кондиционеров», но Гордон настоял на своем:

— Ты видал хоть раз в жизни ремонтный грузовик без мигалки?

Теперь большая желтая лампа красовалась в самом центре крыши.

— Не так. Вдруг встретится низкий потолок, и она будет нам мешать.

Иммельман с тяжелым вздохом полез устанавливать мигалку на кронштейн. Кеплер взглянул на свои огромные часы с квадратным циферблатом вроде самолетного измерительного прибора.

— Уже четыре тридцать девять.

— Ладно. Паркуемся у парадного входа в пять, когда все начнут расходиться. Тогда ночные сторожа подумают, что мы тут торчали весь день.

— Ты умница, Китайчик, — уважительно произнес Кеплер.

— Только иногда, — поправил Иммельман, искоса взглянув на компаньонов. — В некоторых случаях ты действуешь как последний идиот.

— Загадочная натура, — согласился Кеплер.

— Садитесь, едем к корпусу общественных наук.

Кеплер с Иммельманом расположились у задней дверцы друг против друга. Ножищи Кеплера покоились на ящике, прикрывавшем ствол М-39. Взглянув на часы, он доложил:

— Четыре сорок шесть.

Иммельман, вальяжно развалившийся на своем сиденье, словно собирался поспать, позевывая, ответил:

— В задницу твои четыре двадцать восемь или четыре девяносто пять. Вы оба какие-то дурные.

— Чего?

— Говорю, Господь в своей щедрости и великодушии дуракам помогает.

— Аминь! — И Кеплер открыл банку пива.

Выйдя из фургона, Китайчик установил два щита в красно-белую полоску впереди и позади автомобиля. Это выглядело очень солидно и соответствовало их цели, хотя краска на щитах еще не просохла. Скоро он уже крался по коридорам корпуса общественных наук. Два дня назад он приходил сюда на предварительную экскурсию и изучил входы и выходы. Теперь все внимание — на комнаты. Когда все начнут запирать двери перед уходом, он выяснит, где хранится самое ценное. Никто не должен обратить внимание на Китайчика, благо он переоделся в серую рабочую блузу с карманами и надписью «Дейв».

В учебные аудитории и начальственные офисы он даже не заглядывал. Его интересовало что-то вроде лабораторий или кабинетов, помещение, состоящее более чем из одной комнаты, откуда все выпроваживаются, прежде чем доверенное лицо начнет запирать кокаин в сейф. Китайчик Гордон начал поиски с последнего этажа, потихоньку спускаясь вниз. Первый сразу можно было исключить как неподходящий для хранения наркотика.

Вскоре обнаружилась дверь с табличкой: «Институт психобиологических исследований. Директор: Готлиб». Внизу алели буквы плаката: «Вход по пропускам». Китайчик удивился такой глупости. Для чего дразнить тех, кто жаждет насладиться кокаиновыми грезами, и тратить время, вышвыривая их из комнаты? Он прошел дальше. Вот-вот закончится рабочий день и коридор заполнится людьми.

То же самое царило на четвертом этаже — аудитории чередовались с маленькими офисами. В дальнем конце коридора у небольшой комнатушки царило необычное оживление — оттуда все выходил и выходил народ, казалось, что столько там не могло поместиться. Выплыли три дамы на каблуках, умело накрашенные и дорого одетые, бальзаковского возраста, по виду секретарши. Сновали какие-то типы в сапогах, рабочих башмаках и кроссовках, вроде лесорубов или ковбоев, явно вышедшие из студенческого возраста.