СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

Женевское солнце светит сквозь шторы. Яркая, мощная звезда, слой ткани ей – не помеха. Солнечные блики скользят по стенам, забираются на кровать, падают мне лицо.

Восемь. Август 2027 года

Я жмурюсь от этого яркого света, надеваю солнечные очки.

— Итак, — произнес Глазков, — каков же КПД этих… батарей?

— Если вы имели в виду эффективность фотоэлектрических модулей, то она равна семидесяти восьми процентам, — отвечаю я.

— Это не слишком мало? — спросил Глазков.

— Нет, это очень хороший результат, Сергей Михайлович.

Глазков пожал плечами и уставился в документы. Невысокий, полноватый мужчина лет пятидесяти, в наглухо застегнутом, несмотря на жару, костюме он представлял собой типичный образчик государственного человека. Человека, который принимает решения в рамках отведенных ему полномочий. Согласования по проекту «Чернобыль» уже получены, он это знает, все в команде это знают, но ритуал есть ритуал.

— Хорошо, — сказал Глазков, пожевал полными губами, полистал бумаги, убрал их. — Хорошо, Александр Николаевич. Приказ о реализации проекта подписан и утвержден Совмином. От себя же хочу добавить, что проект, на который выделено сто восемьдесят миллиардов рублей – это очень дорогой проект. И нам хотелось быть видеть результат.

— Результат будет, — ответил я.

Еще несколько формальностей – и мы сели в вертолет. Транспорт поднялся и направился в сторону Киева. Внизу, под нами и до горизонта, раскинулось поле аккуратных черных прямоугольников – проект «Чернобыль». Семьсот двадцать квадратных километров установок для преобразования энергии Солнца в электричество. В течение последующих полутора лет все это пространство будет заполнено новейшими фотоэлементами – реквием по былой катастрофе, чистая энергия, наше извинение перед планетой. Я смотрел на эту гигантскую конструкцию и чувствовал, что не зря живу.

— Александр Николаевич, — Глазков нагнулся ко мне. — Я не могу ничего сказать вам о вашем «Чернобыле» – не специалист, но «Чайка» – это действительно великолепно. И я желаю вам удачи во всем.

— Спасибо, — ответил я, не отрывая взгляд от разворачивающейся внизу картины.

— Ваш сын будет пилотировать корабль?

— Да, — сказал я. — Андрей будет ее капитаном

Семь. Январь 2029 года

— Капитан Соколов на связи. Системы стабильны. До запуска ускорителя тридцать секунд.

«Чайка», мое детище на орбите Марса, сверкающий металл, невесомые крылья с размахом в три с лишним километра, все самые совершенные технологии со всего мира, гордость Советов, зависть всех других стран, готовилась в рывку. Разгон установок Вилсона-Соколова, длящийся сто часов, подошел к концу. Еще пару мгновений – и первый в мире сверхдальний космический аппарат, пилотируемый человеком, устремится к краю Солнечной системы.

— Пятнадцать секунд.

Десять лет разработок, три года тестирования систем, четырнадцать месяцев низкомощных тестовых запусков. Миллионы человеко-часов.

— Десять секунд. Ключ на старт. Мой сын, лучший пилот мира, космонавт-кумир – капитан этого чуда.

— Три. Две. Одна. Я чувствовал, что не зря живу.

Шесть. Сентябрь 2029 года.

Проект «Чайка» будет возобновлен через пол года. Так они сказали. Ошибка бортинженера, ошибка расчетов, сказали они.

Удар в мировом масштабе. Стыд, ужас, чудовищное горе. И полная пустота внутри. Я не смогу больше руководить проектом. Несмотря на то, что было установлено, что моей вины в этом нет, мое личное отношение к проекту помешает его реализации. Так было написано в отчете. Нет моей вины. Что можно знать о вине человека, чей сын в мгновение ока превратился в ничто вместе с кораблем. Одно мой ребенок убил другого. Моей вины нет. Что они могут знать об этом?

Пять. Май 2028 года.

— Что мы знаем о космосе? Что мы знаем об этом бескрайнем, неизвестном мире? О мире чудовищных масштабов, невообразимых процессов и невероятных чудес?

Я вздохнул и облизал губы. Перед группой десятилетних школьников выступать намного сложнее, чем перед космонавтами или Экономической комиссией. Я явно нервничал. Худенький бледный мальчонка поднял руку.

— Да, пожалуйста, — я указал на него. Ребенок поднялся, сглотнул. Похоже, он пожалел, что вызвался отвечать.

— Ну, — начал он, — космос – это…

— Ну же, — я попытался его приободрить. — Что же мы знаем? Мальчик замялся, помолчал немного.

— Ничего, — наконец произнес он. — Я не знаю о нем ничего. Я улыбнулся.

— Ты прав. Мы не знаем ничего, — сказал я. — Как тебя зовут?

— Андрей, — ответил ребенок.

— Моего сына тоже зовут Андрей. И он – летчик-космонавт.

— И он узнает о космосе все?

— Конечно, — сказал я. — Конечно.

Четыре. Октябрь 2045 года.

— Конечно, — фыркнула Алиса. — Ты деда, знаешь все. Ты же умный, ты герой, ты ученый, космонавт. И, конечно, ты знаешь, что будет лучше для своей внучки и что ей делать.

— Алиса…

— Что? — Девушка почти кричала. — Мне пятнадцать лет, деда, я считаю себя уже в состоянии решать, что я могу и кем я хочу быть в этой жизни!

— Я просто за тебя боюсь. — Мое сердце колотилось. Я знал, что этот разговор состоится и знал, о чем он будет. Я просто думал, что он произойдет не сегодня. И не завтра. Когда-нибудь. Может, не скоро. Я ошибался насчет своей внучки.

— Послушай, деда, — сказала она мягко. — Я хочу быть кем-то. Делать что-то. Стать настоящим человеком. Я хочу оставить что-то в этом мире. И мне не «еще» пятнадцать. Мне – «уже» пятнадцать.

Я смотрел на Алису и видел в ней ее отца. Отца, которого она никогда не видела.

Мы теряем, мы находим, мы создаем, мы разрушаем. но мы не можем изменить естественный ход вещей. Мы двигаемся вперед и это движение требует своей платы. Огромной, подчас. Но мы не можем изменить этот естественный ход.

Три. Май 2059 года.

Проект «Чайка» долго не был возобновляли, несмотря на все уверения властей. Потребовалось одиннадцать лет с момента той ужасной катастрофы. Пересмотрели все. Технологии, подход, идею, безопасность. Попытались заживить раны. Раны зажили, но шрамы остались.

Мы покорили планету, даже две. Мы получили чистую энергию, исследовали океаны, победили бедность и голод, мы почти достигли мира во всем мире. И взгляды людей снова устремились в космос.

Родилась новая «Чайка». Корабль, способный на все. Сто с лишним лет робких попыток расширить свой мир – и мы получили свой очередной шанс.

Новый корабль, новый капитан, новый вызов. Я знаю, что я скоро умру. Мои часы тикают все громче и громче, завершая свой ход. Их завод почти подошел к концу. Из своих семидесяти девяти лет жизни шестьдесят я посвятил тому, чтобы оставить свой след. Удалось ли мне? Не мне судить. Возможно, я хотел большего. Я не смог поучаствовать во всем, чего я хотел. Я никогда не был на орбите Сатурна, не победил старость, не вылечил все болезни, многое так и осталось для меня секретом. Все еще впереди. Не у меня. У нас. У человечества. Все у нас получится.

Два. Апрель 2061 года.

Эта больница – настоящее мучение. Убежище для безнадежных. Как же это, все-таки, неприятно. Столько идей, столько мыслей, столько желаний. Но нет самого главного – времени.

Стену напротив моей постели заполнил экран. Звезды, миллионы звезд. Где-то позади красный диск Марса. Главный же объект трансляции сверкает посреди. Неповторимый, неподражаемый плод человеческого гения, воплощенный в тысячах тонн металла. Прекрасный, возбуждающий, великолепный корабль. Моя новая «Чайка» Я чувствую, что жил не зря.

— Капитан Соколова на связи. Системы стабильны. Тридцать секунд до запуска. Голос Алисы прорывается сквозь помехи.

— Три. Две.

Один. Апрель 2061 года.

— Поехали!

u1timate

498: Соответствовать идеалу

Я разглядывал электронику в раскуроченном пульте. Несколько импульсных катушек явно требовали замены, по-видимому, из-за приближающегося пыльника вся магнетика пошла по швам. Нехорошие на Марсе бури – не только песком заваливают, но еще и электронику трясут так, что мы, технари, за голову хватаемся. Многовато феррума в грунте, а может еще по какой-то причине – напрочь глушило радиосигналы, а даже сверхпрочные конденсаторы выходили из строя от странного, пока плохо изученного резонирующего эффекта. Как известно, полетела магнетика – жди косяков с куполом. А кому улыбается остаться перед пыльником без защиты? Впрочем, Митю, моего единственного на дальнем посту напарника, это, похоже, не сильно волновало.

— Основа антивещества, восемь букв, — произнес в пространство он, почесывая бороду.

— Хрен его знает, — пробурчал я. — Ты мне лучше скажи, почему у нас конденсаторы все полопались?

— Конденсаторы? А хрен его знает, — задумчиво отозвался Митя. — Так, восемь букв. Позитрон? Не-е-ет! Филлирон? Квазимод?