Слепой. Живая сталь - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Много ты понимаешь! – пренебрежительно перебил Сумароков. – Это не так просто, как тебе кажется. Ты ведь, если я хоть что-то соображаю, разбираешься в танках, как свинья в апельсинах…
– Чуточку лучше, – возразил «Пушкин». – Во всяком случае, азы управления «Черным орлом» я, лично, освоил за двое суток – просто так, на всякий случай, если придется здесь задержаться. Потому и говорю, что при желании вы бы запросто обошлись без механика-водителя. Саботаж налицо, господа танкисты. Конечно, допускаю, что вы – обыкновенные лентяи и лодыри, и прохлаждаетесь тут исключительно для собственного удовольствия, чтобы потянуть резину и подольше понежиться на тропическом солнышке…
– И что тогда? – спросил Сумароков.
– А ничего, – легко и просто ответил «Пушкин». – Шлепать я вас, во всяком случае, не стану, у меня без этого работы выше крыши. Да и мараться лишний раз не больно-то хотелось – господь вас, убогих, рассудит, а мое дело сторона. Я не за вами сюда приехал, а за танком. Если что, справлюсь в одиночку. С трех человек до двух ваш экипаж уже сократили. Сидите, ждите, пока вас тут окончательно на ноль помножат, а я со своими делами как-нибудь сам разберусь. Хотя втроем, конечно, ловчее получится.
– Знаешь, Леха, – обратился Сумароков к Гриняку, – что-то этот субчик здорово похож на провокатора!
– А ты кто такой – вождь пролетарской революции? – хмуро спросил Алексей Ильич. – Ленин в Разливе, Крупская в Шушенском? Клара Цеткин в изгнании? Кто ты есть, чтоб к тебе через целый океан провокаторов подсылать – Троцкий?
– Вот про Троцкого не надо, – забеспокоился Сумароков. – Ишь, чего удумали! Я себя разными железками по черепу бить не позволю!
– Станет Аморалес тебя спрашивать, – заметил Гриняк.
– Аморалес – это звучит, – сказал «провокатор». – Это вы хорошо придумали.
– Это не мы придумали, – вздохнул Сумароков, – это тезка твой, Саня Сердюк его так окрестил… Хорошо, беру свои слова насчет провокатора обратно. Но все равно непонятно, что ты предлагаешь. Чего мы добьемся, рассказав генералу твою сказочку?
– Возвращения на полигон, – сказал потерявшийся в Каракасе русский турист.
– А дальше?
– А дальше, Гриша, как в песне поется: на поле танки грохотали, – ответил вместо «Пушкина» Гриняк. – Согласно присяге. И, так сказать, во исполнение твоих многочисленных пожеланий.
– Нас извлекут из-под обломков, – словами из той же песни предрек Сумароков. – Но оттянуться успеем, причем по полной программе!
– Оттянетесь, – пообещал Глеб Сиверов. – А насчет обломков бабушка надвое сказала, это почти целиком будет зависеть от вас.
– Есть план? – оживился Сумароков.
– Нет, – саркастически ответил Глеб, – я за ночь проехал чуть ли не полстраны на угнанной машине только затем, чтобы насладиться общением с соотечественниками! Ну что, будем дальше обмениваться любезностями или потолкуем по существу?
– Потолкуем, – согласился Алексей Ильич Гриняк.
Сумароков молча кивнул, глядя на сбитый беспилотный аппарат. Беспилотник лежал, уткнувшись закругленным безглазым рылом в мелкую прозрачную воду, и течение слегка шевелило его, делая похожим на издыхающую крылатую рыбу. Где-то внутри серебристого обтекаемого корпуса была запрятана миниатюрная видеокамера, и Григорий Сумароков от души понадеялся, что она до сих пор продолжает работать, показывая оператору, засевшему где-то в безопасном месте – например, на борту самолета-разведчика, – захватывающую панораму каменистого дна и драматические сцены из жизни населяющих ручей рачков, личинок и прочей водоплавающей мелочи.
Доставая из-за пазухи украденную из полевой сумки майора Липы карту, Сумароков улыбнулся: жить прямо на глазах становилось веселее, и, судя по всему, это было только начало.
Глава 18
С громовым рокотом и свистом рассекая лопастями воздух, разрисованный камуфляжными разводами вертолет с эмблемой вооруженных сил Венесуэлы на борту шел над сельвой. Он летел, ни от кого не прячась, на небольшой высоте, и расстилающаяся под ним панорама лесистого плоскогорья напоминала рельефную топографическую карту, на которую неизвестный умелец наклеил кривые ленточки рек из серебристой фольги, неровные зеркала озер и окрашенную зеленкой губку, которая должна изображать растительность. То и дело земля вздыбливалась навстречу вертолету скалистыми выступами, и тогда сидящий рядом с пилотом генерал Моралес мог видеть стремительно скользящую по кронам деревьев и крошащимся каменным зубцам тень стальной стрекозы.
Генерал был мрачнее тучи. Денек у него выдался хлопотный и беспокойный. Вообще-то, будучи от природы человеком деятельным, сеньор Алонзо любил такую жизнь, в которой нет ни минуты не безделье и скуку. Чего он не любил, так это когда его водили за нос и отчитывали, как мальчишку, а за последние сутки ему с лихвой хватило и того, и другого.
Исчезнувший из-под носа у группы наружного наблюдения турист, американский резидент Дикенсон с его шитыми белыми нитками россказнями о какой-то мисс Спивак и привезенном из далекой России сувенире, русские танкисты, которые, вдоволь понежившись за казенный счет на государственной даче, вдруг решили, что вполне могут обойтись без механика-водителя – вся эта шайка вралей и мошенников вызывала у генерала крайнюю степень раздражения и желание пустить в ход свой любимый «смит-и-вессон». Те же чувства вызвал у сеньора Алонзо и временно исполняющий обязанности главы государства вице-президент, вздумавший с утра пораньше устроить ему выволочку по поводу состояния дел на заводе в Сьюдад-Боливаре. В чем-то этот мешок с трухой был, несомненно, прав. Завод работал в три смены, в стадии сборки на данный момент находились целых четыре новеньких, с иголочки, машины, которые некому было обкатывать, а ответственный за реализацию важнейшего оборонного проекта генерал Моралес до сих пор возился с типами наподобие этого Ицхака Вейсмана и ублажал окопавшихся на правительственной вилле русских саботажников.
Со всем этим следовало что-то делать, причем незамедлительно. В этом сеньор вице-президент был целиком и полностью прав. Но кто дал ему право повышать на генерала Моралеса голос?
Впрочем, полоса невезения, кажется, подошла к концу. Невообразимый клубок непрестанно громоздящихся друг на друга нелепиц понемногу начал распутываться. Это было хорошо, потому что сеньор Алонзо превосходно понимал: в таких делах, как это, нелепиц не бывает. И, если происходящее кажется тебе нагромождением глупых случайностей и дурацких совпадений, это может означать только одно: ты чего-то не понимаешь, и твое непонимание вот-вот обернется для тебя весьма тяжелыми последствиями. С того мгновения, когда ему доложили об исчезновении русского туриста, генерал Моралес чувствовал себя как человек, вынужденный драться с плотным мешком на голове, не видя противника и не зная, с какой стороны следует ожидать удара.
Теперь этот воображаемый мешок не то чтобы свалился совсем, но, фигурально выражаясь, прохудился, и сквозь образовавшуюся прореху сеньор Алонзо начал хоть что-то видеть. И он горячо и искренне благодарил всевышнего за то, что надоумил внять просьбе русских и, бросив все дела, посетить их на вилле. Как раз благодаря этой поездке, которую поначалу подумывал отложить, а то и отменить вовсе, генерал начал понемногу прозревать.
Он был зол на Гриняка и Сумарокова за то, что заставили его валять дурака, правдами и неправдами разыскивая третьего члена экипажа, в котором эти хитрецы, оказывается, вовсе не нуждались. Но генерал благоразумно воздержался от метания громов и молний: эти двое пока что были нужны ему буквально позарез, да и поднесенный ими подарок заслуживал того, чтобы отнестись к этой парочке с максимально возможным снисхождением. Когда придет время, он разом припомнит им все, но сейчас – о, сейчас он нуждался в этих людях не только как в инструкторах.
В целом их рассказ выглядел очередной нелепицей, но эта нелепица, в отличие от предыдущих, многое объясняла, а главное, была подтверждена фактами. Миниатюрный беспилотный самолет-разведчик с надписью «US Air Forces» на фюзеляже был налицо, и, какой бы неправдоподобной ни казалась история об удачно брошенном камне, налицо было и крыло, перебитое явно не пулей, а именно камнем. «Только не надо просить меня повторить бросок, – предупредив возникшее у сеньора Алонзо желание проверить эту байку на прочность, сказал младший член экипажа, Сумароков. – Случайно вышло, я и не целился даже – просто заметил, швырнул и попал. С вами так разве не бывало?»
С сеньором Алонзо такое, действительно, случалось – давно, в отрочестве. Как-то раз он битых полчаса швырялся камнями в установленную на верхушке придорожного столбика пустую пивную бутылку и ни разу не попал. А потом, отчаявшись и заскучав, перед уходом бросил последний кусок щебня – не примериваясь, от бедра, на авось, – и бутылка красиво, как от попадания револьверной пули приличного калибра, разлетелась вдребезги. Можно было допустить, хотя и с некоторой натяжкой, что и с Сумароковым в это утро произошло нечто подобное. А допустить это приходилось поневоле: в конце концов, вероятность того, что эти русские мошенники сами смастерили беспилотник только для того, чтобы сломать его и предъявить как доказательство своей неправдоподобной истории, была еще меньше.