Слепой. Живая сталь - Андрей Воронин

Да, кое-какую специальную подготовку этот парень явно прошел, как и разговорчивый знакомый Федора Филипповича, мистер Боб. Ах, мистер Боб, мистер Боб!.. Скользкий вы, однако, тип, и улыбочкам вашим верить стоит столько же, сколько и вашим обещаниям. Ну да ничего, поживем – увидим, как сумеем, так и сыграем…

Старательно огибая лужи, чтобы не запачкать свои явно недешевые педали, человек с удостоверением полковника ФСО в кармане спортивной куртки подошел прямо к «майбаху» и спокойно уселся на переднее пассажирское место. «Майбах» сразу же тронулся и укатил, проехав на расстоянии какого-нибудь полуметра от загородившего ладонью лицо Сиверова. Глядя в зеркало заднего вида на его удаляющуюся корму, Глеб длинно присвистнул. Вся философия разом вылетела у него из головы: такого он, честно говоря, не ожидал.

Следить за «майбахом» он не стал: это было бы уже чересчур. Вместо этого он отыскал в кармане телефон и по памяти набрал номер. Слушая длинные гудки, Глеб увидел, как из ворот больницы выезжает черный «мерседес» с синим проблесковым маячком на крыше и номерами, указывающими на принадлежность к одному из ведомственных гаражей ФСБ. Ему подумалось, что с точки зрения людей, едущих в этой машине, он сейчас проводит сеанс связи с духами, пытаясь дозвониться прямиком на тот свет, но тут ему ответили.

– Какие новости в загробном мире? – спросил он, вставляя в уголок рта сигарету. – Понимаю, скучно… Так я нашел вам занятие на время моего отсутствия. Сообщение мое вы получили?.. Да, разумеется, объясню, за тем и звоню. Помните диски, которые вы мне передали для ознакомления? Ну да, те самые – один с записями похорон, другой из аэропорта… Так точно, изучил. И на всех обнаружил одно лицо – то самое, которое пять минут назад предъявило мне служебное удостоверение полковника ФСО Губанова. Он маячил в задних рядах на похоронах Зарецкого, Ромашина и Кравцова, и он же – тот самый водитель, который таинственным образом испарился из салона сгоревшего по дороге из аэропорта микроавтобуса…

– Где это ты ухитрился заглянуть в его служебное удостоверение? – недоверчиво осведомился покойный генерал.

– А в морге, – сообщил Глеб, – в момент опознания вашего тр… пардон, вашего опознания. Я же говорил, что туда непременно явится кто-нибудь с осиновым колом за пазухой! Вот он и явился, как до этого являлся к перечисленным выше гражданам – чтобы убедиться своими глазами и доложить начальству: все в порядке, клиент тот самый, и он действительно остыл. Явился, а тут ханыга-санитар: дай на бутылку, а то не пущу! А он, видать, по будням не подает – взял и сунул алкашу в небритую физиономию удостоверение, чтоб знал свое место и не тявкал. Так вот, исключительно в целях расширения кругозора было бы небесполезно узнать, есть ли в ФСО такой полковник, и сравнить фотографию в личном деле с материалами видеосъемки. Предполагаю, что корочки у него настоящие, и что это он самый и есть – Губанов Олег Степанович. Уж больно нагло себя ведет, явно ничего и никого не опасается. И вот тут, Федор Филиппович, возникает законный вопрос: а стоит ли овчинка выделки?

– ФСО испугался? – подначил его генерал. Впрочем, тон у него был озабоченный.

– Во-первых, испугался я не за себя, – счел необходимым внести ясность Слепой. – А во-вторых, не ФСО. ФСО – собака, у которой есть хозяин. Только что на моих глазах знакомый нам песик забрался в машину с оч-ч-чень интересным регистрационным номером и пропуском в Кремль под ветровым стеклом. И поехал – надо понимать, к себе в будку. Ту самую, в которую пропуск. Вот я и говорю: а может, не стоит мне лететь в Венесуэлу? Вам не кажется, что, встряв в это дело, мы с вами здорово превысили свои полномочия?

– Не то слово, – без раздумий согласился Потапчук. – Но ты сам давеча цитировал Екатерину Вторую.

Да, – подумал Глеб, – цитировал, было такое дело. Помнится, граф Александр Васильевич Суворов, будучи отправленным матушкой-императрицей на усмирение мятежных поляков и литовцев, одержал победу над многократно превосходящим его войско в живой силе противником, напав ночью и устроив кровавую резню в спящем лагере. В те наивные времена понятия о чести и рыцарстве еще не вышли из употребления, и подобные методы ведения военных действий общественным мнением, мягко говоря, не приветствовались. Многие уважаемые люди считали, что графу Суворову за такую викторию надобно голову носом к пяткам повернуть – как минимум, в фигуральном смысле, а может статься, что и в прямом. Вот тогда-то государыня императрица, по легенде, и произнесла эту ставшую крылатой фразу: победителя не судят.

Вот только времена с тех пор изменились не в лучшую сторону. Да и потом, вздумай граф Суворов выкинуть фортель наподобие того, который замыслил генерал Потапчук, ему бы, наверное, тоже не поздоровилось. Потому что заслуги заслугами, времена временами, а власти всегда не нравилось, когда ей напоминали о необходимости хотя бы делать вид, что законы писаны и для нее тоже. При царе Горохе не нравилось, нынче не нравится и через триста лет, наверное, не понравится: не для того люди к ней, к власти, рвутся, чтобы, дорвавшись, законы соблюдать!

Ну и ладно, подумал он. Подумаешь! Не нравится им… Мало ли, кому что не нравится! Мне вот, к примеру, тоже не улыбается для тузов на «майбахах» голыми руками каштаны из огня таскать, и что с того? Таскаю и не жалуюсь… Генерал мой, конечно, чокнутый, не от мира сего, но Россия испокон веков худо-бедно держится именно на таких чудаках, как он. С точки зрения хапуги, которому деньги застили весь белый свет, Федор Филиппович – просто выживший из ума старый упрямец, неудачник и дурень, каких поискать. Но я-то знаю, что он прав – настолько, насколько вообще возможно в наше время быть хоть в чем-то правым. А раз так, о чем тут думать, в чем сомневаться? Чего, в конце-то концов, бояться – смерти? Пока я жив, ее для меня не существует, а когда она придет, меня здесь уже не будет – так, кажется, говорили римские стоики…

– Вам виднее, – сказал он вслух.

– Вот именно, – ворчливо подтвердил генерал. – Высоко сижу, далеко гляжу… Ты номер-то запомнил?

– Обижаете, товарищ генерал.

– Тогда диктуй!

Глеб послушно продиктовал номер, воздержавшись от дальнейших комментариев.

– Посмотрим, что это за пташка, – пообещал Потапчук. – Что ж, Глеб Петрович, ни пуха тебе, ни пера!

– К черту, – сказал Глеб. И, не сумев удержаться, добавил: – Покойтесь с миром, Федор Филиппович, пусть земля вам будет пухом!

– А чтоб тебя, – сказал генерал и прервал соединение.

Глеб вынул изо рта так и не закуренную сигарету, рассеянно повертел ее в пальцах, сунул в пепельницу и вставил ключ в замок зажигания: что бы он ни думал по этому поводу, пришла пора собираться в дальнюю дорогу.

Глава 17

Штирлиц шел по Берлину, и ничто не выдавало в нем советского разведчика, кроме волочившегося сзади парашюта.

Резидент ЦРУ в Каракасе Джонатан Дикенсон никогда не работал в России, не знал русского языка, совершенно не разбирался в русском фольклоре и не имел ни малейшего представления о том, кто такой Штирлиц. Тем не менее, в самых общих чертах он понял, что означает мимоходом оброненная собеседником фраза, и оценил заключенный в ней юмор. Иное дело, что на месте только что прибывшего из России коллеги сам мистер Дикенсон не рискнул бы передвигаться по Каракасу описанным способом и вообще постарался бы повести дело тоньше. Но это была не его война, и советов у него никто не спрашивал; он просто выполнял полученные из штаб-квартиры в Лэнгли инструкции, стараясь по мере возможности соблюсти интерес своей страны.

Кроме этого, хоть и недолюбливал русских, мистер Дикенсон получал от происходящего некоторое удовольствие: ради того, чтобы хорошенько позлить и оставить с носом этого ублюдка Моралеса, он был готов заключить сделку хоть с самим дьяволом. Особенно радовало то, что сам мистер Дикенсон ничем не рисковал: в конце концов, с волочащимся сзади парашютом по Каракасу разгуливал не он.

Даже у самого ярого ненавистника покойного команданте Чавеса и всего, что принесла народу Венесуэлы возглавляемая им боливарианская революция, не повернется язык назвать эту страну настолько отсталой и дикой, что прибытие в аэропорт Каракаса иностранца вызывает ажиотаж или хотя бы привлекает повышенное внимание. Но и шастать через здешнюю границу взад-вперед, как через проходной двор, ни у кого не получится. Поэтому, получив уведомление о том, что человек, прибытие которого ожидается буквально со дня на день, может оказаться не тем, за кого себя выдает, соответствующие службы международного аэропорта приняли все необходимые меры к тому, чтобы появление этого загадочного мистера Икс не прошло незамеченным.

Собственно, ничего особенного от пограничной и таможенной служб аэропорта в описываемой ситуации не требовалось. Они продолжали работать в штатном режиме, разве что уделяя чуточку больше внимания проверке багажа и документов пассажиров с иностранными паспортами. Паспортные данные вводились в компьютер, и эта информация немедленно появлялась на мониторе, расположенном в одном из служебных помещений на втором этаже главного пассажирского терминала. На соседний монитор были выведены изображения с видеокамер, установленных на каждом пункте пограничного контроля и таможенного досмотра. В эти жаркие дни начала апреля у мониторов, помимо обычного дежурного наряда службы безопасности аэропорта, неустанно бодрствовали, сменяясь через каждые четыре часа, двое людей в штатском, но с заметной даже издалека военной выправкой.