Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - Джон Джозеф Мёрингер

– Каких?

– Размера М, думаю.

– Да нет, какой марки?

Я ткнул пальцем. Он положил упаковку «Трояна» поверх газеты. Я бросил на прилавок двадцатку.

– Сдачи не надо.

Кассир ухмыльнулся и протянул мне несколько монет.

С момента, как я оставил Лану, прошло пятьдесят минут. Она должна быть либо в ужасе, либо в гневе. Летя назад на гору, я попытался представить, что она может там делать, потом подумал о самом месте, где она дожидалась, и сообразил, что отыскал его путем проб и ошибок и что у нас ушло на это сорок пять минут кружения в темноте. Я не представлял, смогу ли найти его еще раз. Сворачивая на дорогу, ведущую к подножию горы, я глянул на спидометр: семьдесят пять миль в час. И я, и «Хорнет» оба тряслись. Я боялся, что у «Хорнета» заклинит двигатель. У меня самого могло заклинить двигатель. Все вокруг казалось незнакомым. Да и как может хоть что-то казаться знакомым на горном склоне в полной темноте? Я велел себе притормозить и немного успокоиться: не хватало еще погибнуть в автокатастрофе в тот самый день, когда моя мама едва не погибла так же. Я представил, как она выходит из своей «прострации» и врач ей сообщает плохую новость. Ваш сын погиб.

– Что он делал на Верблюжьем Горбу? – слабым голосом спрашивает она.

Я добрался до знакомой развилки, но не мог вспомнить, куда мы с Ланой свернули – налево или направо. Свернул налево, нажал на газ и заметил, что моя левая нога немеет. Колючки от кактуса, впившиеся в колено, вбросили мне в кровь яд, и ногу теперь придется ампутировать. Не замедляя хода, я пытался выдернуть их из коленной чашечки, и одновременно репетировал, как буду объясняться с отцом Ланы. Он либо меня убьет – помнится, он играл в защите в «Чикагских медведях», – либо сдаст в полицию.

Другой, еще более кошмарный сценарий начал формироваться у меня в мозгу: Лана, решив, что я сошел с ума и бросил ее, слезла с обрыва, заблудилась, споткнулась в темноте и свалилась в расщелину со змеями, ящерицами и рысями. Интересно, в Скоттсдейле водятся рыси? Скорее всего. И, как акулы, они издалека чуют кровь. Я вспомнил царапину у Ланы на ноге. Когда полицейские найдут ее изуродованное тело, никто не поверит, что она согласилась ждать наверху, пока я смотаюсь за презервативами. Все подумают, что я хотел секса, а Лана мне отказала, и поэтому я ее убил. Я поехал еще быстрее, чувствуя, как онемение поднимается от колена к бедру. Я не только сяду в тюрьму за убийство, не только лишусь ноги, но еще и другие заключенные каждый день будут задавать мне один и тот же вопрос: Как ты потерял ногу? Это будет поэтическое правосудие, небесная кара за все мои жалобы на то, что меня спрашивают, что значит Джей Ар, в точности как эта ночь – небесная кара за попытку заняться сексом, когда моя мама лежит на больничной кровати вся в бинтах, да еще и «в прострации», под действием лекарств.

Я проезжал мимо тех же домиков, тех же кактусов – снова и снова. Ездил кругами, петляя возле горы. Я даже не знал, та это гора или нет. Где вообще мы были? Я включил радио, чтобы успокоить нервы, и тут же подумал об отце. Я проклял его. Ударил по радио ладонью. Если бы отец был рядом и растил меня, я бы знал про презервативы, и ничего этого не случилось бы! Если бы он сам использовал презерватив, ничего этого не случилось бы! Я свернул на обочину, уронил голову на руль и зарыдал. Откуда-то из самого нутра у меня вырывались громкие всхлипы: я плакал по маме, по самому себе и по Лане, которую прямо в этот момент ели живьем дикие рыси.

Мне вспомнился рассказ Хемингуэя, который я прочитал по настоянию Билла и Бада, «Снега Килиманджаро», и его первая строка, про вершину горы, которая называлась «Дом бога», где лежал мерзлый скелет леопарда. «Что понадобилось леопарду на такой высоте, никто объяснить не может», – писал Хемингуэй. В чем вообще смысл этого долбаного рассказа? Что любопытство погубило кошку? Что леопард пытался заняться сексом? Интересно, леопарды похожи на рысей? И для чего читать рассказы, если они ничем не могут помочь в таких вот критических ситуациях? Я уже собрался звонить Биллу и Баду, но понял, что не знаю их домашних номеров. Потом решил позвонить в «Публиканы». Ну конечно! «Публиканы»! Дядя Чарли или Стив наверняка подскажут, как поступить. Но тут я представил, как они будут спрашивать меня, что я делаю на вершине горы, когда моя мама в больнице, а потом поднимут на смех. Пацан хотел потерять девственность – а вместо этого потерял девушку! Лучше уж попытать удачи с отцом Ланы и детективами из убойного отдела, прежде чем звонить парням в «Публиканы».

Впереди показался почтовый ящик, похожий на красный амбар. Лана так его назвала, когда мы проезжали мимо. Как мило, сказала она, указывая на ящик пальцем, и я повернул налево. Теперь я снова повернул налево и увидел знакомый домик, во дворе которого валялось колесо. Дальше стоял кактус с необычным количеством ветвей, который напомнил мне про Джедда – а за ним проселочная дорога, заканчивавшаяся тупиком у тропинки до особого места.

Выскочив из машины, я заорал, запрокинув голову к звездам: «Лана!» Ответа не последовало.

– Ланаааааа!

Мне хотелось, чтобы это прозвучало, как зов Тарзана. Я тешил себя надеждой, что кричу, как Брандо, зовущий Стеллу, но на самом деле был похож на Костелло с его «Эй, Эббот!». Возможно, она не хочет отвечать. Это моя единственная надежда. Боже, прошу: пусть она злится, только будет жива. Прежде чем я начал карабкаться вверх, меня посетила