Чосер и чертог славы - Филиппа Морган

Джеффри Чосеру стало неловко оттого, что он стал свидетелем подобных разоблачений. Желая как-то увести Гонта от дальнейших признаний, он вытащил из-под запачканной рубашки футлярчик, который носил не снимая много недель. Передав его герцогу Ланкастерскому, он вдруг почувствовал себя голым.

Гонт без слов вскрыл футлярчик и извлек запечатанное письмо. Чосер выжидал. Ему было любопытно, вскроет ли его Гонт при нем. Но герцог этого не сделал. Он разорвал письмо на мелкие клочки и в пригоршне отнес и бросил в пустой камин. Потом Гонт подошел к углублению, где горели свечи, взял одну и поджег остатки письма. В полумраке комнаты пламя показалось Чосеру необычно ярким. Пергамент вспыхивал и чернел.

Импульсивно Джеффри чуть подался вперед, крепко сжал пальцами резные подлокотники.

— Что такое, Джеффри? — спросил Гонт. Похоже, к нему вернулось хорошее расположение духа.

Я думаю о том, что некий человек пытался убить меня из-за этого документа в Кале и ему это чуть было не удалось, мог бы ответить Чосер. Я думаю о том, как нес на себе запечатанное сообщение сотни миль со строжайшей инструкцией использовать его лишь в крайнем случае. И вот мне никогда не узнать, что же в нем содержалось.

— Теперь я никогда не узнаю, что было в этом послании, — произнес он вслух.

— Как вы думаете, что там было?

Наверное, Чосер мог бы сказать: тайна происхождения Неда Кэтона, милорд. Тайна того, как Анри де Гюйак стал отцом во время своего пребывания в Англии много лет тому назад. О том, что вы вознамерились направить меня в Гасконь в сопровождении внебрачного графского сына в качестве последнего аргумента для восстановления его лояльности.

Однако ничего этого он не сказал, а ответил лишь:

— Боюсь, я слишком вымотан, чтобы играть в головоломки.

— Что ж, коль де Гюйак мертв, думаю, теперь эта тайна не причинит вреда, — сказал Гонт и бросил взгляд на черные хлопья в камине.

Потом поставил свечу на место и произнес:

— Тем не менее то, что я сейчас скажу, должно остаться в этой комнате. То послание должно было напомнить Анри де Гюйаку о случае, происшедшем много лет назад, когда он посещал Англию.

Чосеру стало щекотно. Он был прав! И осторожно поинтересовался:

— Нечто, связанное с Недом Кэтоном?

— С Кэтоном? Нет, не с ним. Сомневаюсь даже, что он родился во время пребывания у нас Анри. При чем тут, собственно, Кэтон?

— О.

— Вы, похоже, разочарованы, Джеффри?

— Всего лишь мои подозрения.

— Вы, поэты, — отреагировал Джон Гонт, — горазды строить всякие фантастические домыслы.

— Вы нас хорошо изучили, милорд.

— Достаточно хорошо, чтобы уловить иронию в ваших словах. Этот… э-э… случай никоим образом не касается Неда Кэтона, но только одного де Гюйака. По его вине умер человек. Проще говоря, он его заколол.

— Кого? Почему?

— Де Гюйак жил в одном доме в Кенте. Дом принадлежал торговцу, не важно, как его звали. Анри пытался взять у него взаймы. Дело в том, что отец не слишком его баловал. В том доме Анри попытался изнасиловать одну из служанок… К несчастью, в самый неподходящий момент появился хозяин дома. При обычных обстоятельствах хозяин принес бы свои извинения и пошел дальше. В конце концов, он был всего лишь торговец, а Анри — граф, пусть и без наличности в кармане. Однако хозяин, похоже, сам был неравнодушен к той девчонке. Между ними разгорелась перебранка, и сгоряча они наговорили лишнего. В результате де Гюйак выхватил кинжал и нанес торговцу смертельный удар.

Джеффри был потрясен. Ему не раз доводилось слышать от Анри упоминания о буйной молодости. О том, что он вел в Англии беспутный образ жизни, пока не получил известие о смерти отца, после чего немедленно вернулся во Францию. Анри рассказывал о том, как потерпел кораблекрушение у бретонского побережья и чудом спасся, но поклялся оставшуюся жизнь прожить праведно и достойно. Этой клятвой он порвал с необузданной половиной своей сущности. Любому молодому аристократу прощаются грехи молодости. Как и то изнасилование, которое могло сойти за простое беспутство. Однако между изнасилованием девочки-служанки и убийством торговца — если оно было — произошло еще кое-что.

— Что же именно? — спросил заинтригованный Чосер.

— Даже такой уважаемый гость Англии, как де Гюйак, не смог бы уйти от правосудия. Однако в это самое время случилось умереть его отцу. На самом верху было принято решение, что Анри следует позволить вернуться в Гиень и вступить во владетельные права. В конце концов, погибший был всего-навсего торговцем. Вот если бы рыцарь, то… А нам в то время, впрочем, как и сегодня, нужны были союзники в Гиени.

На самом верху было принято решение. Это могло означать лишь одно: решение принял не кто иной, как английский король.

— Это случилось давным-давно, Джеффри, — подвел конец истории Гонт. — В то время мы с вами оба ходили в школярах. Я ничего не знал о подвигах молодого гасконского лорда, а даже если бы и услышал что-либо, то нимало бы не заинтересовался. Но прошли годы, и о них вспомнили. Мы посчитали, что самому Анри де Гюйаку будет… э-э… полезно вспомнить о кое-каких инцидентах в доме кентского торговца.

— Полезно? Я восхищаюсь дипломатическим языком. Что вы собирались сделать? Выставить Анри де Гюйака перед миром, обвинив в том, что больше двадцати лет назад он заколол богатого торговца? Как вы сами сказали, милорд, убитый был всего лишь торговцем, а не рыцарем.

— Нет, это было бы слишком грубо и неэффективно. Письмо, которое я сжег, было санкционировано моим отцом. Оно напомнило бы Анри, что тот все еще имеет обязательства перед английским троном. Речь идет не только о верности вассала феодалу и присяге, но еще и о личном долге. Король однажды проявил к нему милосердие.

— Милосердие с расчетом.

— Вы подвергаете сомнению решения моего отца? Милосердие есть милосердие, и не важно, кто его оказывает. Как бы то ни было, де Гюйак не прочитал письма, так что дело закрыто и предано забвению.

— Закрыто и предано забвению.

— Именно так.

В комнате стало вполовину темнее, чем снаружи. Чосер теперь ясно понимал, как глубоко ошибался. Нед Кэтон не был внебрачным сыном Анри де Гюйака. Из этого следовало, что веселый и импульсивный молодой человек не имел мотивов убивать графа. Письмо было важным, это так, однако его содержание существенно отличалось от созданной им версии. Выдуманной версии.

Вы, поэты, горазды строить всякие фантастические домыслы.

Джеффри перевел взгляд на нишу в стене, где горели свечи. Когда он в первый раз посмотрел в том направлении, то заметил на полу груду какого-то тряпья. Теперь, после того как глаза свыклись с темнотой, он украдкой разглядел его. Ему показалось, он узнал этот серый мешок — он уже видел его, на земле и тоже в полумраке. Вот только где?

Джон Гонт поймал внимательный взгляд Чосера и произнес:

— В нем немало любопытных вещей. Например, кресало, а также благочестивая книга. А еще длинный шнур и ножи на выбор.

По телу Чосера пробежал холодок.

— О, и еще монашеская одежда, — прибавил Гонт.

Песчаный остров посреди Дордони — вот где он мельком видел этот серый мешок. Он принадлежал лжемонаху. Джеффри представил, как Губерт встает, чтобы продекламировать строки о воскресении Лазаря… Из-за деревьев появляется актер Бертрам… Губерт поворачивает похожее на череп лицо, чтобы взглянуть на человека, которого он собственноручно утопил… он хватает свой мешок и исчезает в ночи.

Гонт неожиданно выкрикнул имя. Отворилась дверь рядом с углублениями в стене, и в нее вошел человек. Это был Губерт. Свет от свечей, казалось, отражался от острых граней его лица. Но даже при худшем освещении Чосер ни с кем не спутал бы эту костлявую фигуру.

К чести Губерта, тот не выдал своего удивления, увидев Чосера. Однако он понял, что у него еще остался шанс, возможно, единственный шанс спастись. Боковым зрением он увидел, что окно открыто, и стремительно бросился к нему. И через мгновение лежал, распластавшись в неуклюжей позе, между Чосером и Гонтом. Губерт был быстр и ловок, но реакция герцога Ланкастерского, натренированная в боях и на турнирах, была еще быстрее. Герцог выставил ногу, о которую Губерт споткнулся и упал.

Чосер вскочил, опрокинув стул. Этот человек опасен, как змея! Но Гонт прижал лежащего к полу, а спустя мгновение в комнату вбежали вооруженные стражники.

20

Следующее утро тоже выдалось погожим. Солнце через открытые окна заливало комнату в гостинице «Двенадцать апостолов», где сидели Чосер, Нед и Алан. Не было Жана Кадо — интересно почему? — хотя говорили, будто он отправился в должность ко двору. Снаружи громыхали телеги, кричали зазывалы, приглашая купить тот или иной товар. Нед с Аланом не обращали внимания на городской шум, они слушали Чосера.