Исследование Апокалипсиса - Юрий Миранович Антонян

то еще до рождения Христа Яхве (т. е. на протяжении всего Ветхого Завета) уже как бы был каким-то непостижимым образом не просто соединен со своим сыном, но даже слит с ним. Это грубо противоречит не только здравому смыслу, но и самому христианскому учению, включающему в себя и Ветхий Завет, в котором бог-отец действует исключительно один. Правда, в книгах некоторых пророков вдруг появляется мессия или некто похожий на него, но лишь эпизодически и его ни в Библии, ни затем в богословии никто не посмел назвать богом. В этом, впрочем, нет ничего удивительного, поскольку Ветхий Завет есть сочинение совсем другой религии — иудаизма, которая не нуждается в доказательствах своего монотеизма.

Но если богоматерь — это Изида, то Яхве в христианстве отнюдь не Озирис или Зевс, т. е. неверховный бог, словосочетание «бог-отец» лишь подчеркивает его наивысший статус, и христианство вовсе не оспаривает того, что именно он, и никто другой, является творцом земли, космоса и всего живого. Яхве выступает еще и отцом спасителя, формально выступая верховным божеством, хотя в христианстве реально верховный и главный — Христос. Отцом же мессии Яхве стал только в связи с тем, чтобы отдать сыну часть своего божественного (сверхъестественного) потенциала. Если бы не было такой необходимости, без него бы прекрасно обошлись.

Появление Христа и христианства представляет собой классический образец мифологизации: в результате потребности в альтернативе Яхве появилась идея мессии вначале в лице Илии, Михаила и др. Она окрепла в условиях исторических катастроф еврейского народа, и бродячий фанатичный проповедник Иешуа оказался весьма подходящей фигурой для опредмечивания названной потребности, у него было более или менее сложившееся учение, несомненный талант убеждать, он был прекрасным организатором и оратором, обладал тем, что потом М. Вебер назвал харизмой. У него была уверенность пророка, твердость наставника и сознание мессии, призванного, его стали приветствовать как избранника, совершенного человека, постепенно идентифицированного в горячо желаемое божество. К тому же этот учитель призывал к смирению, состраданию, милосердию, он убеждал, что любовь, доброта и прощение неизбежно вытесняет зло и ненависть. Очень вероятная казнь на кресте максимально способствовала его мифологизации. Только благодаря ней Иешуа стал Иисусом Христом, и в том, что это был реальный человек, у меня нет никаких сомнений.

Его мать была мифологизирована позднее, в ней тоже была острая необходимость. В качестве богини-матери она просто не могла не вознестись после смерти на небо. Она заключила такой же завет с христианской частью человечества, что и ее сын. Вполне естественно, что он занимает в мифологии намного больше места, чем она, но ее религиозный статус более чем самостоятельный, в первую очередь потому, что она представляет в христианстве Великую Мать.

Стоит отметить, что признание пришло к Иисусу не сразу, о чем говорят и евангелисты, да и он сам, вероятно, тоже не сразу поверил в свое исключительное призвание. Об этом красноречиво свидетельствует то, что он подвергся крещению Иоанном Крестителем, то есть этот очень важный ритуал новой религии — посвящение в нее — совершил не мессия, а другой человек, пусть и очень авторитетный.

Мессия ушел из жизни, скорее всего уверенный в том, что божье царство приблизилось, сатана растоптан, а смерть побеждена.

Глава IV. Апокалипсис и тоталитарные идеологии

Новый Иерусалим

По своим идеям и ценностям, отношению к человеку, предлагаемым путям и способам решения наиболее важных проблем, по своему общему настрою Апокалипсис удивительно напоминает тоталитарные, в первую очередь коммунистические (большевистские) и национал-социалистические (гитлеровские) концепции и идеи, выраженные в программах, манифестациях, высказываниях вождей, их произведениях. Схожесть и идентичность подтверждается не только совпадением тех или иных выводов, положений, концепций, тоталитарных теорий в целом и Откровения, но и самой практикой: церкви — в жестоких преследованиях инакомыслящих, прежде всего инквизицией; тоталитарных режимов — в массовых и беспощадных репрессиях.

Следует выделить такие общие идеи:

1. Отрицание возможности сколько-нибудь постепенного, эволюционного развития общества, утверждение острой необходимости мгновенного, скачкообразного, революционного шага.

2. Неприятие любого инакомыслия, его резкое и безоговорочное осуждение, преследование и уничтожение носителей иных идей наряду с непоколебимой верой в собственную непогрешимость и владение конечной истиной.

3. Решимость идти даже на колоссальные человеческие жертвы ради достижения своих целей и воплощения своих идей.

4. Отношение к отдельной личности как к ничтожной песчинке, заслоненной всем человечеством.

Тоталитарное мышление по существу является апокалиптическим: то же видение сверхдальних перспектив и уверенное определение сверхдальних целей и задач, та же катастрофичность и крайность мышления и в целом мироощущения, призывы к суровому суду над противниками и отсутствием сомнений в праве вершить такой суд. Откровение как эсхатологическое сочинение с коммунизмом и нацизмом роднит и то, что все они устремлены в будущее, у них, образно говоря, нет настоящего. Если это утверждение звучит слишком резко, то можно сказать и по-другому: настоящее для них значимо лишь постольку, поскольку в нем начинает твориться будущее. Сила любого эсхатологического учения (коммунизм и нацизм не исключение) сконцентрирована в жизненно важных обещаниях, реальность, обоснованность и достоверность которых определенная и очень многочисленная часть общества, а именно толпа, проверить не только не может, но и не желает. Она в них слепо верит. Лидеры учения через толпу навязывают его всему обществу.

Здесь невозможно, конечно, дать соответствующий анализ всей коммунистической и национал-социалистической литературы, сочинений так называемых классиков и тем более всех тех, кто слепо копировал их и попросту кормился таким путем. Работы «классиков» были канонизированы подобно священным религиозным текстам, а ссылки на них были совершенно обязательными, какая-либо критика, естественно, исключалась. Однако трудно удержаться от соблазна сравнить Откровение Иоанна Богослова с коммунистической «Библией» — «Манифестом Коммунистической партии». Сравнение приводится в таблице, позволяющей наиболее ярко показать схожесть идеологий.

[Откровение святого Иоанна Богослова]

«И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло»(21:2–4).

«И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец. Спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут