Дочь кардинала - Филиппа Грегори

Сидящая рядом со мной Изабелла вздрогнула, словно ее пробрал мороз.

– Ты видела, как она смотрит на нас? – шепчет она мне.

– Ну, Иззи, – одергиваю я ее. – Что она нам может сейчас сделать? Сейчас, когда король так любит Джорджа? Когда он так уважает Ричарда? Когда мы с тобой – королевские герцогини? Они вместе как союзники ходили в поход на Францию и домой вернулись как добрые друзья. Не думаю, что она питает к нам нежные чувства, но сделать она нам ничего не может.

– Она может наложить на нас заклятье, – чуть слышно говорит она. – Она может вызвать бурю, которая нас утопит, ты же сама это знаешь. И каждый раз, когда у маленького Эдуарда начинается жар или он теряет сон, когда у него режется зубик, я с ужасом думаю, не вспоминает ли она нас в своих черных мыслях. Не сжигает ли куклу, которую назвала его именем, не втыкает ли иглу в его изображение. – Ее рука ложится на выпуклый живот, укрытый складками платья. – На мне специальный благословенный поясок, – говорит она. – Джордж нашел его через своего советника. На нем специальное благословение с защитой от злого глаза, чтобы уберечь меня от нее.

Разумеется. Мои мысли тут же возвращаются в Миддлем, к моему собственному сыну, который в любой момент может упасть со своего пони, или порезаться во время тренировок с мечом, или простудиться и заболеть, или отравиться плохой едой, или вдохнуть ядовитые испарения, или выпить дурной воды. Я качаю головой и отгоняю страхи прочь.

– Сомневаюсь, что она вообще о нас вспоминает, – упрямо заявляю я. – Готова поспорить, что ее интересует только ее семья, двое ее драгоценных сыновей и ее собственные братья и сестры. Мы для нее пустое место.

– У нее есть шпионы в каждом доме королевства. – Изабелла качает головой. – Она все прекрасно помнит и ни о чем не забывает, поверь мне. Одна фрейлина сказала как-то, что она каждый день молится о том, чтобы ей больше никогда не пришлось прятаться в святом убежище и чтобы трон мужа был защищен от притязаний. А еще она молится о погибели для ее врагов. И она не только молится об этом. За Джорджем кто-то ходит по пятам, куда бы он ни направился. Она наблюдает за мной в моем собственном доме, я знаю, что у нее есть особый шпион, чтобы следить за мной. Она найдет кого-то, чтобы и за тобой тоже следили.

– Иззи, ну ты говоришь прямо как Джордж!

– Потому что он прав! – горячо восклицает она. – Он прав в том, что не верит королю и боится королевы. Ты сама в этом убедишься. Однажды ты узнаешь о том, что я внезапно скончалась, и это случится потому, что она меня прокляла.

Я быстро осеняю себя крестным знамением.

– Не говори так! – Я украдкой смотрю в сторону стола, где сидит королева, которая только что опустила пальцы в золотую вазу с розовой водой, а теперь вытирала их о полотенце, протянутое ей стоящим на коленях слугой. Она совершенно не похожа на женщину, которая обеспечивает свою безопасность, наводняя чужие дома шпионами и втыкая иголки в чьи-то изображения. Она просто выглядит так, словно ей нечего бояться.

– Иззи, – мягко говорю я, – мы боимся ее, потому что знаем, что наш отец сделал с ее отцом, и знаем, как это было плохо. Его грех теперь на нашей совести, и мы боимся мести его жертв. Мы боимся ее потому, что она знает, что мы обе надеялись украсть у нее трон, сначала одна из нас, потом вторая, и обе были замужем за мужчинами, в то или иное время объявлявшими ей войну. Она знает, что и Джордж, и принц, мой первый муж, были готовы убить Эдуарда и заключить ее в Тауэр. Но когда мы потерпели поражение, она приняла нас. Она не посадила нас под замок, не обвинила в предательстве и не бросила в тюрьму. Она никогда не обращалась с нами неучтиво и несправедливо.

– Правильно, – говорит она. – Она всегда была с нами учтивой. Никакой злобы, никакой жажды мести, никакой доброты или тепла, вообще никаких человеческих проявлений чувств. Она когда-нибудь тебе говорила, что не может забыть, что наш отец сделал с ее отцом? Тогда, в нашу первую встречу после всех этих событий? В тот ужасный раз, когда ее мать свистом вызвала холодный ветер, который задул все свечи?

– Только одну свечу, – поправляю я ее.

– Она когда-нибудь говорила о своей ярости? А говорила ли она тебе, что прощает тебя? Она вообще говорила тебе что-нибудь, как жена брата твоего мужа, вообще как женщина женщине?

Я нехотя качаю головой.

– И мне тоже, – взволнованно говорит она. – Ни единого слова, ни вспышки гнева, не желания отомстить. Разве тебе не кажется, что это лишь доказывает: вся ее злоба собрана глубоко внутри нее и заключена, как лед в холодильном погребе? Она выглядит как Мелусина[10], изображенная на их гербе, наполовину женщина, наполовину рыба. Лично мне она кажется холодной, как рыба, и я клянусь тебе: она готовит мне смерть.

Я качаю головой, отказываясь от блюда, принесенного нам слугой.

– Прими! – нервно предостерегает меня Изабелла. – Она прислала нам это со своего стола. Не отказывай ей.

Я кладу на свою тарелку ложку тушеного кролика.

– Ты не боишься, что еда может быть отравленой? – стараюсь подшутить над ее и моими страхами.

– Смейся, сколько тебе будет угодно, но одна из ее фрейлин сказала, что у королевы есть тайная шкатулка, в которой лежит клочок бумаги, на котором написано два имени. Эти имена написаны кровью, и королева поклялась, что люди, чьи имена там указаны, долго не заживутся на этом свете.

– Чьи это имена? – шепчу я, роняя ложку в блюдо и разом теряя весь аппетит. Я больше не могу делать вид, что не верю Изабелле и что я совсем не страшусь королевы. – Чьи это имена она хранит в такой тайне?

– Я не знаю, – отвечает сестра. – И та дама не знает тоже. Она только видела сам клочок бумаги, но не написанные на нем слова. Но что, если это наши с тобой имена? Твое и мое? Что, если на том самом листке написано «Анна» и «Изабелла»?

Мы с Изабеллой проводим неделю в Фотерингее, перед тем как вернуться в Лондон со двором. Изабелла собирается рожать ребенка в их лондонском доме, Лэрбер, и на этот раз мне будет позволено разделить с ней ее уединение. Ричард не возражает против того, чтобы я пожила с Изабеллой в лондонском дворце, но только с условием, что я буду время от времени появляться при дворе, чтобы сохранять хорошие отношения с королевой. И следить за тем, чтобы в моем присутствии не произносилось ни единого слова против королевской семьи.

– Как будет здорово снова провести много времени вместе! – говорит Изабелла. – Мне гораздо приятнее быть в уединении, когда ты рядом со мной.

– Ричард отпустил меня только на последние недели, – предупреждаю я ее. – Он не хочет, чтобы я слишком долго была под протекцией Джорджа. Он говорит, что Джордж опять высказывается против короля, и не хочет, чтобы на меня падала тень подозрения.

– А что подозревает король? Что подозревает она?

– Не знаю, – я пожимаю плечами. – Но только Джордж открыто грубит ей, Иззи. А со времени похорон все значительно переменилось в худшую сторону.

– Это он должен был заниматься организацией похоронной процессии своего отца, но король не доверил ему этого дела, – с обидой замечает она. – Это он должен быть рядом с королем все время, но его никогда не зовут. Неужели ты думаешь, что он не замечает, что им пренебрегают? Пренебрегают каждый божий день?

– Они не правы, пренебрегая им, – утешаю я Изабеллу. – Но положение становится все более и более неловким. Он смотрит на королеву искоса и шепчется о ней, прикрывая рот рукой, а это крайне неуважительно по отношению к королю и его друзьям.

– Это потому, что она все время рядом с королем, и никому другому до него не добраться, а если не она, то ее сыновья или Уильям Гастингс! – вспыхивает Изабелла. – Король должен держаться своих братьев, обоих братьев! Только правда в том, что, хоть король и сказал, что простил Джорджа за то, что тот последовал за нашим отцом, и забыл о его предательстве, на самом деле он этого так и не сделал. И даже если ему удавалось это сделать, пусть даже на какое-то очень короткое время, то она обязательно напоминала ему об этом!

Я ничего не могу ей возразить. Королева всегда ведет себя с нами прохладно, но вежливо, но с Джорджем она превращается в ледяную статую. А ее брат, Энтони Вудвилл, самое приближенное к королеве лицо, каждый раз проходя мимо Джорджа, улыбается, будто находя его горячую натуру забавной и в наименьшей степени достойной уважения.

– В общем, я смогу приехать на последние три недели, – говорю я. – Но если тебе станет плохо, обязательно пошли за мной. Если ты заболеешь, я приеду без промедлений, что бы мне ни говорили. И главное – я буду с тобой во время рождения твоего сына.

– Ты говоришь, что будет сын! – радостно восклицает она. – Ты тоже думаешь, что это будет мальчик?

– Как я могу думать о чем-то другом, если ты все время говоришь о том, что это мальчик? Как ты его назовешь?