Женский клуб - Това Мирвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В учительской царила обычная суета: заболевшие дети дожидались, пока за ними приедут мамы, преподаватели жаловались, что им к уроку не распечатали материалы, двое рабочих возились с отоплением, которое каждую зиму выходило из строя. Дорин Шейнберг, школьный секретарь, руководила всем из-за своего стола. Несмотря на то что там были и директор, и два его помощника, все обращались только к Дорин. В прошлом году после размолвки с директором, рабби Фишманом, она уволилась и не работала целый месяц. Никто не понимал, где что лежит, ученики болтались по коридорам, даже учителя приходили и уходили, когда им вздумается. Такой нешуточный хаос грозил школе полным развалом, и рабби Фишман был вынужден отправиться домой к Дорин и умолять ее вернуться. Она еще никогда не чувствовала себя столь нужной, столь важной, как в первый день после возвращения. Наконец-то в Мемфисе осознали, кто тут власть.
– Мне нужно к рабби Фишману, – произнесла Йохевед голосом, который перекрыл гомон, стоявший в учительской, так что все, включая работяг, обернулись на нее.
– Простите, но он ближайшие несколько часов плотно занят, – ответила Дорин. – Он сейчас встречается с исполнительным комитетом Женской группы помощи, а затем ему предстоит уладить конфликт между двумя учителями дошкольных классов. – Она пробежалась по календарю. – Вы могли бы зайти завтра?
– Это срочно. Если вы не доложите, что мне нужно с ним переговорить, я пройду туда сама.
Обычно Дорин не потерпела бы, чтобы кто-то посмел указывать ей, что делать, особенно в таком тоне, но она питала особую симпатию к Йохевед, и к тому же та приходилась ей родственницей и по линии отца, и по линии матери.
– Присядьте, я посмотрю, что можно сделать, – сказала она.
Хадасса с Иланой не произнесли ни слова, и у Дорин закралось подозрение, что они натворили что-то серьезное. Она сунула голову в кабинет директора и беззвучно дала понять, что возникли проблемы.
Выслушав историю Йохевед, рабби Фишман впал в ярость. Вопя, что Илана и Хадасса позорят школу и всю общину, он позвонил их матерям и просил их немедленно приехать за дочерьми.
– Я тогда решила, что Илана заболела, – рассказывала потом Арлина Зальцман. – Если подумать, очень нетипично, чтобы звонил сам рабби Фишман. Но ничего другого мне в голову не пришло. Илана ведь хорошая девочка.
Рут Бернер была дома и занималась рекламой Ежегодного аукциона товаров и услуг, когда раздался звонок от рабби Фишмана. Рут решила, что произошла ошибка, что он, должно быть, спутал Хадассу с Широй Фельдман, с которой вечно были какие-то неприятности. Она отложила флаер, над которым трудилась, и отправилась в школу прояснить ситуацию.
Арлин и Рут столкнулись у входа и поначалу не подумали, что оказались тут по одной и той же причине. Обе зашли в учительскую и сообщили, что им нужно к директору.
– Он вас ждет. Мне пришлось ради этого отменить ему три встречи, – доложила Дорин и многозначительно на них посмотрела, давая понять, какое важное дело ожидает их за дверями кабинета.
Директор отстранил девочек от уроков на два дня и вынес предупреждение: такое больше не должно повториться; что могут о нас подумать, если девочек из нашей школы ловят с марихуаной? У нас особая репутация среди еврейских общин по всей стране, и мы этим гордимся, и гордимся вдвойне, учитывая, что, как нам говорят, ученики в старшей школе нью-йоркской ешивы до того неуправляемы, что их уже не отличить от ребят из обычной школы.
В довершение, как будто сказанного было мало, директор прибавил, что, если подобное повторится, он обратится в полицию. Рут и Арлин передернуло. Мысль о том, что их дорогие девочки замешаны в чем-то, чем занимается полиция, была невыносима. Это может погубить их будущее; кто захочет жениться на девушках с судимостью?
Возвращаясь домой с Хадассой, Рут Бернер все еще не могла поверить, что все это правда. Хадасса казалась такой милой и благоразумной, совсем не из тех подростков, что впутываются во что-то ужасное, вроде наркотиков. Каждый вечер она укладывала дочку в кровать и расспрашивала: как прошел ее день, о чем она думала, все ли в порядке в школе? И та всегда отвечала, что все хорошо.
Не выдержав молчания Хадассы, Рут резко остановилась перед дочерью и положила руки ей на плечи.
– Хадасса, о чем ты вообще думала?
Хадасса заплакала.
– Я не знаю. Илана все говорила, что хочет попробовать, а мне так надоело вечно быть паинькой, что я и согласилась.
Хадасса рассказала, как девочки на нее обозлились за то, что она слишком много выложила матери об их поездке. Она больше обычного чувствовала себя изгоем, и попробовать марихуану казалось единственной возможностью доказать, что она может быть такой же крутой, как все. От этих слов к ярости Рут примешалось чувство вины. Они привлекла к себе Хадассу и крепко обняла ее.
Арлина Зальцман не участвовала в бушевавших вокруг пересудах. Не подходила к телефону, трезвонившему без умолку. Она лишь позвонила мужу, сообщила ему о случившемся, и он рано вернулся с работы. Они сели на диван в гостиной и обнялись. Все, что, как им мнилось, они знали про свою дочь, теперь вызывало сомнения. Им больше не удастся читать газеты с прежним отрешенным интересом. Каждая статья, повествующая об устрашающем росте потребления наркотиков, передозировках и культуре вседозволенности, теперь была об Илане. Они стали частью огромной прослойки общества, с которой, как казалось, им не суждено было соприкоснуться, а теперь ее проблемы стали их проблемами.
В синагоге только и разговору было, что о происшествии. В нашей общине не случалось ничего столь возмутительного, и у нас появилось ощущение, будто мы уже и сами себя не знаем. Мы старались вести себя с Хадассой и Иланой как обычно. Но все же слишком пристально вглядывались в них, пытаясь отгадать по их лицам, что же на них нашло. Хадасса смотрела в ответ отсутствующим взглядом. Илана сидела с каменным лицом; когда миссис Леви пожелала ей хорошей субботы и хотела похлопать по руке, Илана сморщилась и отшатнулась.
– Вы видели? – Миссис Леви оглянулась вокруг. – Я знаю Илану с рождения, а тут можно подумать, что я ей совершенно чужая.
Разговаривали девочки только с Бат-Шевой. Миссис Леви с раздражением наблюдала, как Шира, Илана, Хадасса и еще несколько учениц сгрудились вокруг нее. Та даже руку положила Шире на плечо, чего Шира никому из нас бы ни за что не позволила.
