Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века - Ольга Елисеева

Во сне бег олицетворял близость. Медведь преследует, захватывает и движется вперед. Татьяна — покоряется, боится до утраты чувств. Но не протестует — она сама протянула руку, чтобы ее перевели через «две жердочки, склеены льдиной». И теперь «скрепясь», терпит. (Кстати, именно эти строки показывают, что увечье будущего мужа Татьяны не затрагивает его способность «мчать».)

Вдруг меж дерев шалаш убогий…И в шалаше и крик и шум;Медведь промолвил: «Здесь мой кум;Погрейся у него немножко!»

Последние слова медведя — нечто вроде обещания вернуться. Погрейся, и пойдем дальше. Но где это дальше? Если учесть, что сон с убийством Ленского как бы продолжается наяву, то логично предположить, что наяву будет продолжена линия медведя.

Так и есть. Татьяне скоро встретится жених. Правда, не Онегин. Но в прямом смысле — человек в медвежьей шкуре — генералы носили зимние шинели, подбитые медвежьим мехом. Отсюда и басенный образ медведя-генерала. И знаменитый «Медведь на воеводстве». Обещанный оборотень вернулся за Татьяной. Кумовство медведя с хозяином лесной избушки оборачивается в реальной жизни родством с Онегиным. А определение «косматый лакей» сопоставимо с грибоедовским «муж-мальчик, муж-слуга из жениных пажей».

В фольклоре образ медведя огромен и несопоставим с женихом-разбойником. Он очень древен, родом из языческой старины, из тех времен, когда медведя считали лесным духом и даже не отваживались упоминать его имя вслух. Разрешение внутреннего конфликта Татьяны близко к народной сказке «Медвежье ушко», где девушку отводят в лес для медведя-оборотня. Она видит человека, живет с ним и рожает троих детей, у младшего из которых от волшебства отца сохраняется медвежье ушко.

Такие родовые пятна будут и у детей Татьяны — кто-то пойдет на военную службу. Как иначе в дворянской семье XIX века?

Надо знать, что в лес, в подарок хозяину, отводили девушку, которая по каким-либо причинам — потеря близких, позор, отсутствие приданого — не могла оставаться в общине и найти себе жениха.

Такова и Татьяна — небогатое приданое, смерть Ленского, которого по сестре она уже называет «братом», и, наконец, очень неприятный шлейф из слухов по поводу дуэли.

Независимость поведения «важного генерала» при выборе невесты (может ли лесной хозяин от кого-то зависеть?) проявляется в этом вопросе. Для барышень того времени сохранение безупречной репутации было крайне щекотливым делом. После дуэли Онегина с Ленским девицы Ларины не то чтобы опозорены — но, как тогда говорили, «с душком».

В «многодевичьей Москве», где контингент невест не переводился, можно было найти суженую и без скандала за спиной. Ольгу бесполезно было даже везти на ярмарку невест. Формально дуэлянты стрелялись из-за нее. Потому младшую Ларину и окрутили с заезжим уланом — умчал, и слава богу.

Но пострадала и старшая. Ведь Онегина на ее именинах посадили напротив Татьяны — на место жениха. На именинах же он танцевал с Ольгой — то есть стал ухаживать не за той невестой. Вышла ссора, закончившаяся убийством. И пусть дело замяли, разговоры остались. Эта «испорченность» невесты во сне выглядит так:

Всё указует на нее,И всё кричит: мое! Мое!

Мое! — сказал Евгений грозно,И шайка вся сокрылась вдруг;Осталася во тьме морознойМладая дева с ней сам-друг,Онегин тихо увлекаетТатьяну в угол и слагаетЕе на шаткую скамьюИ клонит голову своюК ней на плечо; вдруг Ольга входит,За нею Ленский…

В реальной жизни целые роты матушек и тетушек с обеих сторон выясняли репутацию жениха и невесты.

Даже если московская родня мадам Лариной старалась ни о чем не говорить (хотя, думаем, дело обстояло как раз наоборот, ведь опрашивали не только барынь, но и слуг, всучив целковый), неприятных сведений о дуэли было не утаить. Так что «толстый генерал» занял свой «шевардинский редут» и устоял на нем.

С фольклорной точки зрения, кто кум медведя-оборотня? Оборотень-волк. Но, если медведь домовит, живет в лесу, в одном месте, с избранной девушкой, к которой поворачивается своей человеческой стороной, то волк в славянской древности — член воинского братства, у него нет семьи, даже если и встречаются связи. Превыше всего он ценит принадлежность к мужскому союзу и свободу передвижения по окрестностям. Онегин не лишен этих черт — «когда бы жизнь домашним кругом я ограничить захотел», «охота к перемене мест» и, наконец, встреча во время странствий с Южным обществом, как форма вступления в боевое братство. Под завораживающей нас уже не первое столетие историей прощупывается фольклорный фундамент: девушка полюбила члена мужского волчьего союза, он не мог остаться с ней, ее отправили в лес к медведю. Когда волк, сделав очередной круг, вернулся, он увидел прекрасную хозяйку леса, но она уже отказала ему, так как была отдана другому.

Этот сюжет попал в роман благодаря песням и сказкам, в которых Пушкин буквально купался на Псковщине. А читатели так живо откликаются на простую по сути историю, во многом благодаря ее иррациональной, архетипической подкладке.

Впрочем, у Онегина имелась и другая фольклорная ипостась — жених-разбойник. Кто такой жених-разбойник по сравнению с медведем? Только кум? Нет, он еще и захватчик, занявший в лесу — на волшебном пространстве — место, которое прежде безраздельно принадлежало духу-хозяину. Медведь древен, а разбойник с шайкой — порождение авантюрных историй куда более позднего времени. Эти персонажи теснят друг друга. Миф не уживается с побасенкой.

В реальной жизни герои тоже теснятся на одних и тех же паркетах. Но разница между ними громадна. Очевидна она и для поэта. В «Графе Нулине» он ясно дал понять, что не считает нынешних заговорщиков способными взять власть, поэтическим аналогом которой выступало овладение женщиной. Провинциальная помещица Наталья Павловна просто прогнала ночного гостя.

Она Тарквинию с размахаДает — пощечину, да, да!Пощечину, да ведь какую!

А вот «медведи» могли по крайней мере попытаться. Именно у них имелась не только сила, но и право: они «такие же родовитые дворяне, как император». Любопытна история, случившаяся около 1819 года в Царском Селе. Чей-то медвежонок сорвался с цепи и побежал в темные аллеи парка, где мог встретиться с гулявшим в одиночестве императором Александром I. Маленький шарло государя вовремя залаял, и угрозу «истребили». Молодой Пушкин шутил по этому поводу: «Нашелся один добрый человек, да и тот медведь»[378].

Позднее, когда уже были написаны «Цыганы», К. Ф. Рылеев негодовал, «зачем Алеко водит медведя и еще собирает деньги с глазеющей публики», и просил сделать героя хотя бы кузнецом. Пушкин осмеял это предложение. В реальной, не поэтической жизни «медведей» — крупных тяжеловесов, очень важных для будущего заговора — тоже водили. При каждом из них был свой «Алеко»: Николай Тургенев при Воронцове, Пестель при Витгенштейне, Глинка при Милорадовиче, Грибоедов при Ермолове… Бывают странные сближенья.

Став княгиней, Татьяна «в гостиной истинно дворянской» собрала около себя круг достойных, умных людей:

Перед хозяйкой легкий вздорСверкал без глупого жеманства,И прерывал его меж темРазумный толк без пошлых тем,Без вечных истин, без педантства.

Гости ведут добропорядочный разговор, не встречая усмешкой ни старика в немодном костюме, ни молодого провинциала. Для всех хозяйка находит приветливое слово. Но находит его на русском языке. В черновиках Восьмой главы сказано:

В гостиной светской и свободнойБыл принят слог простонародныйИ не пугал ничьих ушейЖивою странностью своей.

Прежде всего, осознаем, как «слог простонародный» воспринимался на слух образованными людьми, привыкшими к звучанию французского языка. Фонетически им казались смешными такие слова, как «мухомор» или «особенно»[379].

Где и когда Татьяна, которая в девичестве «по-русски плохо знала», выучила язык настолько, чтобы поддерживать и, более того, направлять, как положено хозяйке, светские разговоры? В деревне читатель встречает барышню «с французской книжкою в руках» и узнаёт, что героиня «выражалася с трудом на языке своем родном». Письмо мадемуазель Ларина написала по-французски, а автор, «родной земли, спасая честь», его перевел. Вяземский вспоминал, как мучился Пушкин: «…От страха сбиться на академическую оду, думал он написать письмо прозой, думал даже написать его по-французски: но, наконец, счастливое вдохновение пришло кстати, и сердце женское запросто и свободно заговорило русским языком»[380].