Пещера Лейхтвейса. Том третий - В. Редер

— Разве здесь нет слуг? — спросил Курт, удивляясь, что Лорелея хлопочет у стола и сама наполняет стаканы.

— Конечно, в этом замке имеются слуги, — возразила удивительная женщина, — но я думала, что тебе будет приятней, если нас во время ужина никто не будет беспокоить. Поэтому мы сами будем прислуживать друг другу, и ты увидишь, каким простым способом.

При этих словах она надавила на незаметную пружину в стене, скрытую в ее дубовой резьбе, в эту же минуту стена в этом месте раздвинулась и пропустила маленький передвижной стол; на нем были расставлены кушанья, и он, вероятно, из кухни переехал в столовую. Лорелея кивнула Курту, чтобы он следовал за ней, и, открыв еще одну дверь, пропустила перед собой удивленного молодого человека; он очутился в спальне.

Стены этой комнаты были сплошь увешаны картинами лучших мастеров; между ними преобладали изображения прелестей женской наготы во всевозможных положениях — и стоящих, и лежащих; то к чему-нибудь прислонившихся, то полуприкрытых мягким покровом, то растянувшихся на усеянном цветами ковре. Курт насмотрелся тут на самые прекрасные, роскошные, переданные с чрезмерной живостью красок женские тела, подействовавшие опьяняющим образом на его разгоряченное воображение.

Весь потолок изображал голубое небо, усеянное розами, и Курту показалось, что эти цветы не были произведением искусства, но были настоящие, живые розы: потому что когда он под руку с Лорелеей вошел в комнату, то сразу почувствовал одуряющий запах этих цветов, который можно было встретить разве только в садах Востока.

Но больше, чем розы и чем картины, воспевающие торжество женской красоты, на Курта подействовало возбуждающим образом другое зрелище: посреди комнаты стояла огромная, широкая кровать с мягкими шелковыми подушками. По четырем углам ее возвышались четыре золотые колонны, поддерживающие красный балдахин; с него спускались такие же шторные занавеси, перехваченные толстыми красными с золотом кистями. На белом шелковом одеяле были живописно разбросаны, затканные шелками, темные и светлые розы. Раскрыв свои чашечки, они ждали солнечного луча и его жгучих поцелуев.

Крепче прижал к себе Курт руку соблазнительной женщины, глаза его разгорелись; из полуоткрытых губ, между которыми сверкали его белые зубы, вырвалось горячее дыхание, жаркой струей обдавшее прелестницу, по губам которой скользила торжествующая улыбка при виде возбуждения молодого человека.

Да, в этом замке все было устроено так, чтобы безвозвратно увлечь Курта в сказочный волшебный мир. Обе комнаты были сознательно, по определенному принципу, устроены так, чтобы заставить его забыть прошлое и представить будущее в самых увлекательных красках.

В спальне, в которой они теперь находились, ноги Курта утопали в мягком персидском ковре. Повсюду, куда бы он ни взглянул, его поражали самый изысканный вкус и расточительная роскошь. У одной стены находился мягкий диван, покрытый шкурой белого медведя, у другой стоял умывальный стол, какого Курт еще никогда не видал. Этот стол был сделан из чистого серебра; из серебра же были таз, кувшин и бесчисленные туалетные принадлежности. Над ним парил художественной работы из слоновой кости ангел, державший в руках камчатные полотенца.

Лорелея, смеясь, налила из серебряного кувшина свежей воды в таз, в котором Курт вымыл руки и лицо. К его удивлению, он не почувствовал себя освеженным после этого омовения; напротив, кровь, став еще горячей, закипела в его жилах. Теперь Лорелея снова увела своего гостя в столовую и здесь ловким движением увлекла его на подушки, окружавшие стол. Затем она принесла из спальни два сплетенных из роз венка и, возложив один на свои роскошные черные кудри, другим украсила голову обвороженного ею юноши. Сделав это, она села рядом с Куртом, и они приступили к ужину.

Пока они угощались, болтая о разных пустяках, страсть молодого человека еще сильнее разгоралась под впечатлением дивной музыки. Флейта и скрипка, цимбалы, клавикорды соединились в оркестре, звуки которого, усыпляющие сознание и возбуждающие страстью сердца, широкой волной проносились по роскошной комнате. Дольше Курт себя не мог сдерживать: он обнял волшебницу и, резко притянув ее к себе, спросил:

— Кто ты, удивительная женщина? Не наступила ли наконец минута, когда ты должна открыть мне твое происхождение? Земное ли ты существо? Мать ли родила тебя, как нас, простых смертных, или ты явилась из преисподней, чтобы околдовать бедное, слабое человеческое сердце и привести его к погибели?

— Разве я похожа на чертовку? — смеясь, заговорила Лорелея, так высоко подняв руку с бокалом, что легкая ткань, покрывавшая ее, спустилась до самого плеча, обнажив его перед восхищенным взором Курта. — Отвечай на вопрос. Разве я похожа на существо, прибывшее из ада?

— Нет, тысячу раз нет! — воскликнул пылкий юноша. — Ты посланница Божья, иначе ты не могла бы влить в мою душу такое невыразимое блаженство. Но умоляю тебя, Лорелея, прекрати эту загадочную игру, которую ты так давно ведешь со мной. Назови мне твое имя, твое происхождение, доверь мне, кто ты, свободна ли ты и можешь ли навеки принадлежать мне?

Лорелея прижала ко рту Курта свои пухлые губки и горячим поцелуем совершенно обезоружила его.

— Ты не должен расспрашивать меня… слышишь, Курт?.. Слышишь, ты должен верить мне, не требуй ответа на свой вопрос. Не достаточно ли тебе знать, что я люблю тебя? А что я действительно тебя люблю, — разве не доказывает тебе все, что здесь окружает тебя? Не приготовила ли я тебе гнездышко, о котором не всякий смертный может мечтать? Не готова ли в соседней комнате брачная постель? Не отдамся ли я тебе сегодня ночью вся, всецело, безвозвратно? На что тебе мое имя, когда ты владеешь моей душой, моей любовью? А теперь, Курт, выпьем. Пусть эта жгучая влага проникнет в нашу кровь и придаст забвению все, что было до сих пор. Мы будто до сих пор еще не жили. Будто сейчас родились, только что открыли глаза. И теперь, с этой минуты, мы начинаем познавать сладость бытия. Ты принадлежишь мне… Я принадлежу тебе, и мы поклянемся никогда не покидать друг друга.

В эту минуту перед глазами Курта фон Редвица на мгновение появился бледный образ молодой жены. Ему показалось, что на противоположном конце стола, где на подушках было свободное место, сидела Гунда, его жена, покинутая, предательски обманутая Гунда. Он тяжело приподнялся со своего ложа и, прижав руку к пылающему лбу, пробормотал:

— Я никогда больше не вернусь к своей жене?.. Никогда?..

— Если ты желаешь, — прервала его жестким голосом Лорелея, — пожалуйста, уходи. Двери моего дома для тебя открыты… сделай милость — уходи. Чего же ты медлишь? — продолжала она, заметив, что Редвиц опустил с глубоким вздохом голову на грудь. — Покинь меня и иди к той, с которой ты можешь быть счастлив. Не теряй времени. Ты еще можешь исправить то, что ты натворил. Ты можешь покаяться и молить о прощении. Будь уверен, она с радостью простит тебя. Она еще так молода: ей не особенно-то сладко быть уже вдовой.