Мифология «голодомора» - Елена Прудникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…
«Такой бесхозяйственности, как в колхозах, у единоличника не было раньше. Сено осталось не скошено на колхозных полях, яровой хлеб остался в поле под снегом, до рождества лен в поле стоял. Картофель рыли без времени и был даже такой случай в одном колхозе, 4 га овса осталось нескошенным, которые отдали единоличникам скосить на корм скоту».
…
«В Краснослободском районе в д. Заречная Лосевка организовался колхоз из 16 хозяйств, колхоз бедняцкий и имел недостаток тягловой силы. Соседний колхоз «Красный партизан» обещал им помощь и взял над молодым колхозом шефство. Но когда колхозники выехали в поле и попросили от шефа на время двух пар лошадей, им в этом отказали. Райколхозсоюз тоже не помог. Не получив ниоткуда помощи, колхоз распался».
…
«Вновь организованные колхозы не охвачены руководством райколхозсоюза и помощью с его стороны в вопросе об организации труда и внедрении сдельщины… В колхозах „Свобода“, „Грязновка“ учет труда совершенно не ведется, на почве чего труддисциплина упала. В колхозе „Завет Ильича“ по этим причинам не перепахано 10 га овса, не вспахано 40 га под вику и не проводилась пахота под картофель. Посланные бланки-табеля правление колхоза не заполняло, и колхозники не знают отработанных ими трудодней… В большинстве колхозов учетные книжки колхозникам не выданы, и учет ведется на клочках бумаги».
…
«Во многих колхозах отмечаются факты истощения, заболевания и падежа скота… В основном это является следствием полнейшей бесхозяйственности, проявляемой правлениями колхозов в вопросе содержания и ухода за скотом, недостаточного ветеринарного обслуживания, а также неблагополучного положения с фуражом. Последнее особенно сказывается на состоянии рабочего скота; зарегистрирован ряд случаев истощения и падежа лошадей, вызванного недостатком кормов при чрезмерной загрузке тягловой силы».
Нет ни малейшего основания сомневаться в том, что все изложенное в этих сводках — правда. ОГПУ — контора серьезная и секретная, поставленная специально наблюдать за происходящим, и врать ей смысла нет. И существование этих колхозов доказывает неправильность и провальность реформы. Но маленький каверзный вопросик все портит: а кто и где видел реформу без организационного периода? Ни один нормальный человек, зайдя в квартиру, где идет ремонт, не скажет: «Фу, как у вас грязно!» На это здравого смысла хватает. А когда речь заходит об экономике, то господ исследователей сразу переклинивает: либо колхозы должны стать образцовыми хозяйствами по взмаху волшебной палочки, либо вообще ничего не стоило затевать. При этом ремонт в собственной квартире оные господа все-таки делают, невзирая на все неудобства.
Естественно, после очередного удара по «перегибщикам» некоторая часть крестьян снова рванула из колхозов. Но, тем не менее, результаты радовали — после каждого «отката» в колхозах оставалось все больше и больше хозяйств. В общем-то, и продержаться надо было всего лишь два-три года — до тех пор, пока строящиеся заводы сельскохозяйственной техники не начнут давать продукцию. После этого вопрос можно будет считать окончательно решенным.
* * *На 1 июля 1933 года, к окончанию коллективизации, в СССР было образовано 224,6 тысяч колхозов, в которые вошли 15,3 млн крестьянских хозяйств или 65,6 % от общего их числа по стране. Можно сказать, что реформа состоялась: колхозы и совхозы стали основными производителями хлеба в стране. Дальнейшая работа в аграрном секторе пойдет в рамках уже совершенно другой экономической системы.
На Украине в 1933 году процент коллективизации составил 69 %[153]. В абсолютном выражении она характеризуется такими цифрами: в 1932 году колхозов было 25 300, колхозных дворов — 3 млн 277 тысяч. В 1933 году: колхозов — 24 200; колхозных дворов — 3 млн 244 тысячи[154]. Разница в 1–2 % никаких тенденций уже не обозначает. Наоборот: то, что после столь тяжелого, голодного года число колхозов уменьшилось всего на 2 %, показывает, что новую форму хозяйствования на селе приняли. Для сравнения вспомним, с каким трудом проходила также поддержанная всем организационным ресурсом правительства столыпинская реформа.
Оно и неудивительно, если знать, что к 1933 году в системе МТС работали уже около 100 тыс. тракторов, 50 тыс. молотилок, 25 тыс. двигателей и локомобилей, 10 тыс. комбайнов, 8 тыс. грузовых автомобилей и значительный парк сложных машин, общей стоимостью около 2 миллиардов рублей[155].
Украина не была исключением. Там в 1932 году существовало 445 МТС, а в 1933 году — 606 МТС. В 1933 году сельское хозяйство УССР получило 15 000 тракторов, 2500 комбайнов, 5000 сложных машин[156]. На 1 июня 1932 г. в украинских МТС насчитывалось 18 208 тракторов — то есть прирост тракторного парка за год составил почти 90 %. Их количество постоянно увеличивалось, и на 1 января 1934 г. тракторный парк Украины для обработки 19 860 тыс. га состоял из 51 309 единиц[157], т. е. на каждый трактор в среднем приходилось около 400 га. Из них в совхозах находились 16 074, в МТС — 34 235 и в колхозах — 1000 шт.
В том числе по областям:
Киевская — 6139 шт.
Черниговская — 1876
Винницкая — 5005
Харьковская — 8342
Одесская — 10 876
Днепропетровская — 10 042
Донецкая — 8024
АМССР — 1007[158]
Это был основной фактор, закрепивший реформу. Всей этой технике на поле у единоличника было попросту нечего делать, даже если весь надел свести в одно место. Да и захочет ли кто после тракторов и комбайнов снова запрягать волов, пусть даже и своих, и браться за ручки плуга, пусть бы даже и собственного? Они что — мазохисты ради идеи «трудового хозяйства»?
Глава 12
Битва в пути
Столыпин за три года только подступил к аграрной реформе. Советское правительство за три года ее провело. К 1933 году на селе сложилась совершенно другая экономическая система. Аграрный сектор начал на самом деле кормить не только себя, но и страну, причем с каждым годом все меньшим и меньшим числом работников.
Однако сказать, что эти три года были трудными, — значит попросту сотрясти воздух. Они был кошмарными, безумными и завершились голодом — при нормальном урожае! — в причинах которого мы и продолжаем разбираться. История российского сельского хозяйства имеет к ним самое непосредственное отношение, являясь первыми пунктами системного кризиса. Но и следующие пункты не лучше. Дело в том, что реформа с самого начала, и даже до него натолкнулась на отчаянное сопротивление на всех уровнях. Кроме одного — крестьянского: беднота и маломощные середняки все равно, несмотря ни на кулацкий террор, ни на совершенно запредельный бардак, в массе своей стояли за колхозы (или, по крайней мере, не против).
Но остальные!
В партийной верхушке спектр разногласий был — от края и до края. В соответствии с риторикой эпохи, стороны называли «правым» и «левым» уклонами. Суть этих уклонов сформулировал опять же Сталин на ноябрьском Пленуме ЦК 1928 года.
С «правым» уклоном все просто. Это была позиция партийных «умеренных», перепуганных курсом правительства потому, что такого никто никогда не делал. Они стояли за прежний, экстенсивный путь развития страны. Думаем, на этом можно завершить изложение их позиции.
«Левых» Сталин определил следующим образом: это те, «которые хотят чрезвычайные меры превратить в постоянный курс партии», — и назвал это троцкизмом. Можно было и как-нибудь иначе назвать — не в том суть. Основной проблемой был не лидер, а тысячи низовых стихийных леваков, которые искренне полагали себя сторонниками генеральной линии. Они не врали, они просто так ее видели!
По ходу разговора Сталин дает краткую и образную характеристику обоих уклонов.
«Например, правые говорят: „Не надо было строить Днепрострой“, а левые, наоборот, возражают: „Что нам один Днепрострой, подавайте нам каждый год по Днепрострою“…
…Правые говорят: „Не тронь кулака, дай ему свободно развиваться“, а „левые“, наоборот, возражают: „Бей не только кулака, но и середняка, потому что он такой же частный собственник, как и кулак“…
…Правые говорят: „Наступили трудности, не пора ли спасовать“, а „левые“, наоборот, возражают: „Что нам трудности, чихали мы на трудности, летим вовсю вперед“…»
Именно тогда на вопрос, какой из этих уклонов хуже, Сталин сказал: «Оба хуже». Оба пути, как правый, так и левый, вели в пропасть. Но ни первым, ни вторым этого было, естественно, не объяснить. Правые, как могли, спасали страну от «сталинского авантюризма», левые, наоборот, теряя штаны, рвались к коммунизму. И те, и другие, впрочем, нередко сочетали работу на общее благо с совершенно буржуазной заботой о собственном благосостоянии — для чего воровали, брали взятки, а то и откровенно мародерствовали. Также они дружили с партийной оппозицией, которая как раз в это время перешла от дискуссий к подрывной работе. Это был один из электродов, которые подогревали ситуацию в деревне до точки кипения. Вторым стали кулаки, торговцы, разного рода «бывшие» — офицеры, белогвардейцы, амнистированные бандиты. А вокруг бушевал организационный период реформы, проводимой вместо тридцати лет за три года.
