Из берлинского гетто в новый мир - Мишкет Либерман

Так было повсюду, куда мы приходили. Везде мы встречали готовность помочь, везде нам шли навстречу.

Еще сегодня с чувством глубокого внутреннего удовлетворения я вспоминаю этих великолепных людей, мужественных женщин и мужчин, отдававших все силы делу победы над врагом.

С топливом вообще было немало трудностей. Что касается угля, то мы получали его на вокзале, расположенном в центре города. Ночью мы разгружали вагоны, на каждый вагон ставили восемь? десять женщин. До рассвета караулили уголь, чтобы его не украли. На постах сменяли друг друга каждые полчаса. Утром женщины, получавшие уголь, увозили его на ручных повозках или уносили в ведрах. Старикам и инвалидам помогал Совет жен.

С заготовкой дров было еще труднее. Впрочем, мы не вешали носа. Иногда нам поднимал настроение глоток водки, иногда? какое-нибудь забавное приключение. Однажды мне попалась упрямая лошадь. Стоял мороз пятьдесят пять градусов. Я нагрузила мои сани и направилась было в обратный путь. Внезапно моя лошадь свернула палево. А надо было двигаться прямо. Мне не помогали ни тпру, ни ну, ни ругательства, ни уговоры. Лошадь или вообще останавливалась, или тянула налево. Что с ней случилось? Откуда этот левый уклон? У лошади? А может? именно у лошади? Произошло это на исходе воскресенья, улицы были уже пусты, начало смеркаться. Меня охватило отчаяние. Но тут из огорода появился паренек. Я спросила его: «Скажи-ка, малыш, не знаешь ли ты, почему лошадь тянет налево?»

«Ясное дело! Конюшня стоит вон в той стороне».

«Что же мне делать?»

«Подождите, я позову отца».

Пришел отец, дал лошади кусочек сахару, вскочил на козлы, взял в руки вожжи: «Ну, ну, Косой, давай, давай!» И Косой как черт побежал к моему дому, не сворачивая ни направо, ни налево. Этот славный человек помог мне разгрузить дрова. Моя свекровь пригласила его к ужину. Как всегда, у нас была картошка, жаренная на касторке. Гость поблагодарил, сказал, что уже поел. От стаканчика самогонки он не отказался.

«Не наливай столько,? шепнула я свекрови.? Косой должен вернуться в конюшню».

«Ну Косому я ведь и не наливаю»,? рассмеялась она.

«Хорошо погрелся»,? сказал мой помощник, обливаясь потом.

На следующее утро по дороге на работу я зашла в конюшню, чтобы посмотреть на Косого. Но он не обратил на меня никакого внимания. Нет, с лошадьми мне не удавалось найти общий язык.

К сожалению, нам приходилось переносить не только физические лишения. Мы взяли на себя трудную задачу? вручать похоронки семьям погибших. В эти часы мы хотели побыть с женщинами, получившими тяжелую весть. Обычно мы шли к ним домой. Я часто спрашивала себя по дороге: к чему это? Что такое слова? Но затем я видела, что и слова помогают. Но дело не ограничивалось словами. Мы помогали, чем только могли.

Вскоре Советы жен появились повсюду, как грибы после теплого дождя. Даже в самых маленьких поселках нашей области. Это было хорошим делом. Теперь речь зашла о том, что необходимо центральное руководство. Его поручили мне. Я получила кабинет в клубе офицеров и письменный стол. И была счастлива, что не надо было пользоваться ими. Меня вызвали в Москву.

Вещи никогда не играли в моей жизни большой роли. Бог ты мой, сколько раз в жизни я теряла все, что имела. Но у меня был еще один берлинский чемодан. Его доставили мне коллеги, приехавшие из Москвы. В чемодан они сложили остатки моих немногих вещей, уцелевших после бомбежки. Светло-серый, небольшой, из твердого картона, но весьма прочный, этот чемодан выглядел еще весьма прилично. Он был мне дорог, и я взяла его с собой. Почти пустым. Моя свекровь положила в него еды на дорогу и немного припасов. Я вынула припасы и вернула ей.

«Возьми хоть немного картофеля,? уговаривала она.? Нам хватит».

Мне надоело с ней спорить. Я уступила. В Москве на вокзале производили выборочный контроль. Искали спекулянтов. Милиционер заметил еще издалека, что я с трудом тащила свой чемодан.

«Что у вас там?»

«Картошка».

«Картошка?»? повторил он недоверчиво.

«Да, картошка. Пожалуйста, посмотрите».

Женщина сошла с ума, подумал он, судя по брошенному на меня взгляду. Из Сибири она тащит картошку. Ничего! Я была очень благодарна моей свекрови: мне не пришлось ходить на рынок. Картошки хватило на три дня для меня и соседки. Утром, днем, вечером картошка в мундире. Деликатес! Не хватало, правда, селедки и водки.

В лагере военнопленных

На следующее утро я отправилась в Политуправление Красной Армии. Там я встретила давнего своего друга: Артура Пика. В форме Красной Армии. После короткого приветствия он сказал: «Пойдем, познакомься с ними». Взял меня под руку и повел по длинному коридору со многими дверьми.

«С кем я должна познакомиться? Куда ты меня тащишь?»

Оп рассмеялся, открыл одну дверь.

«Встать!»? раздалось в комнате, едва мы переступили ее порог. Со стульев вскочили два немецких солдата., Я окаменела. Не могла произнести ни слова, даже «гутен таг». Солдаты глядели на меня с удивлением. Все молчали, и наконец Артур Пик проговорил: «Иди в мою комнату. Я сейчас приду». Я вышла в коридор, не сказав ни слова. Он остался и о чем-то говорил с солдатами.

«Ну что ты,? сказал мне Артур, вернувшись в свою комнату.? Это же антифашисты. Они отправляются на фронт. Ты могла бы по крайней мере обменяться с ними парой слов».

«Извини, Артур. Я попросту онемела. Меня поразила их форма. Антифашисты в такой форме! {7} Это трудно понять».

Но вскоре я это поняла. Через два дня я уже находилась в лагере военнопленных в Можайске. Управление находилось в центре города. Найти его было нелегко. От города остались только руины. На них не было номеров. В двухэтажном особняке, в котором теперь пригоден был только первый этаж, я нашла то, что искала.

Начальник лагеря, пожилой коренастый полковник, обрадовался моему появлению.

«Я сам попытался начать работу с военнопленными, читал им доклады, но с переводчиком толку мало. Хорошо, что вы приехали. Я сразу же возьму вас с собой в лагерь».

«Спасибо, товарищ полковник. Сама найду. Сейчас хотела бы отдохнуть, помыться с дороги».

«Сами вы не найдете. Лагерь находится в лесу, пять километров отсюда. Пойдемте».

Джип катил по шоссе. Повсюду, где жили люди, следы пожарищ, руин. Полковник прервал молчание:

«Кстати, вчера в лагере был случай самоубийства. Вот идиот! Только что попал в плен, офицер. Кто знает, в чем дело?»

Я не ответила. В голове роились мысли. Через несколько минут мы оказались у лагеря. Полковник провел меня через проходную будку. Пропуска еще у меня не было.

«Видите эту землянку? Вон прямо перед нами? Там находится антифашистский актив».

Я огляделась. Вокруг блиндажи, достроенные, недостроенные. Их соорудили здесь части вермахта. Теперь они служили жильем для немецких солдат, у которых Красная Армия выбила оружие из рук и которым она спасла жизнь. Теперь я встретилась с ними во второй раз. И на этот раз я чувствовала себя не в своей тарелке. Никак не могла успокоиться. Вновь и вновь я внушала себе: ты получила задание, ты должна его выполнить так, как этого от тебя ожидают. Я решила проявить всю человечность, на которую только способна.