Вся твоя ложь - Гарриет Тайс

в руки и решаю этого не делать. Мне обязательно позвонят из школы сами, если вдруг Робин не появится на занятиях. Я понимаю, что если Эндрю когда-нибудь снова переедет жить в Великобританию, то мне придется привыкнуть к тому, что они проводят время вместе.

Пройдя через охрану, я натыкаюсь в раздевалке на Барбару и вручаю ей отчет о проделанной на выходных работе.

– Как и предполагалось, абсолютно никаких доказательств связи между нашим клиентом и истцом нет, – говорю я. – Зато есть еще несколько случаев, когда она придумывала всякие истории, чтобы привлечь всеобщее внимание и произвести впечатление на своих друзей. Я даже сделала отдельный документ под названием «Вся ложь Фреи».

– Превосходно, – отвечает Барбара. – Ты отлично поработала. Сколько у тебя еще осталось папок с непрочитанными сообщениями?

– Еще одна, и все.

Мы с Барбарой стоим рядом перед зеркалом, завязывая специальные адвокатские воротники-жабо и натягивая на голову парики. Барбара старше меня на двадцать пять лет. Разница в возрасте между нами, конечно, заметна, но не слишком бросается в глаза.

Хорошо сохранилась, думаю я, глядя на нее. Наиболее заметные возрастные морщины на лице Барбары – это складки курильщика вокруг рта, выдающие эту ее пожизненную вредную привычку. От нее и сейчас пахнет табаком. Запах старого дыма проступает через ее кожу, накладываясь поверх аромата свежевыкуренных сигарет. Слой за слоем в течение многих лет… Женщина буквально насквозь пропиталась этим запахом, как копченая селедка. Парик Барбары тоже утратил былую новизну и пожелтел. В отличие от моего, который все еще свежий, белый и почти что неношенный. Барбара бросает на него косые взгляды через зеркало. Мы встречаемся глазами.

– Перед отъездом я всего несколько лет проработала в Королевском суде, – объясняю я. – И не слишком часто облачалась в свое адвокатское одеяние.

– Не волнуйся, теперь-то мы сделаем все возможное, чтобы как следует потрепать все это, – смеется Барбара. – Ты проделала отличную работу по этому делу. Я позабочусь, чтобы твоя адвокатская практика наладилась.

Одетые в подобающий адвокатам Королевского суда наряд, мы выходим из раздевалки и шествуем по коридору, черные мантии развеваются у нас за спинами. Джереми ждет нас в вестибюле здания с затравленным выражением лица. Он тоже одет соответствующим для судебного заседания образом – в темный пиджак и белую рубашку. Кажется, что в этой слишком торжественной одежде он чувствует себя не так уютно, как в твидовом пиджаке. Глядя на него, складывается такое впечатление, будто он позаимствовал этот костюм у своего отца.

– По-моему, вон тот парень – журналист, – говорит он, указывая на мужчину в плохо сидящем костюме. – Я его узнаю – всю прошлую неделю он околачивался возле моей квартиры.

Барбара оглядывается и пожимает плечами.

– Да, скорее всего, – говорит она. – Этот процесс наверняка привлечет внимание каких-нибудь СМИ. Мы уже обсуждали это.

Джереми явно хочет сказать что-то еще по данному поводу, но его губы нервно сжимаются.

– Зора должна быть здесь с минуты на минуту, – говорит Барбара. – Тогда мы найдем какое-нибудь свободное помещение и проконсультируем тебя обо всем, что будет происходить сегодня на судебном заседании. А сейчас я собираюсь выпить чашечку кофе. Никто больше ничего не хочет?

Мы с Джереми качаем головами, и, когда Барбара уходит в буфет, мы вместе идем в заднюю часть вестибюля. Он все время оглядывается через плечо, явно нервничая.

– Сейчас нам надо найти свободную комнату для переговоров, – говорю я. – А потом я напишу Барбаре, где нас найти.

Мы идем по длинному коридору, обшитому деревянными панелями, и заглядываем во все двери подряд. Мы обошли уже полэтажа, когда внезапно раздается громкий визг:

– Сэр, сэр! Смотрите, он здесь!

Это группа девочек-подростков, все до единой очень сильно накрашены, и брови у большинства из них подведены неумелой детской рукой. Я смотрю на их молодые лица с ярким макияжем и внезапно понимаю, насколько, должно быть, бледной и бесцветной выгляжу я, особенно на их фоне.

Девушки толпятся вокруг Джереми, касаясь его и непрестанно щебеча:

– Сэр, мы пришли поддержать вас, сэр. Мы не хотим, чтобы вы попали в тюрьму, сэр. Мы здесь, чтобы рассказать всем, какой вы замечательный учитель, сэр, и как мы рады учиться у вас, сэр.

Джереми выглядит как загнанный в угол зверь. Я ловлю его обреченный взгляд, в котором читается отчаянное желание быть спасенным из этой западни. И даже несмотря на всю серьезность данной ситуации, его вид все равно выглядит комично и вызывает улыбку.

Я знаю, что согласно условиям его освобождения под залог он не имеет права встречаться или как-то общаться ни с кем из учеников школы Фреи. И даже в данном случае, когда, понятное дело, технически это не он был инициатором подобного контакта, но если кто-нибудь со стороны обвинения увидит Джереми в такой ситуации, то они определенно сделают все возможное, чтобы его освобождение под залог стало по меньшей мере проблематичным.

К счастью, в этот момент я нахожу пустую комнату для переговоров и жестом приглашаю Джереми войти. Но когда он, как в ступоре, даже не двигается с места, я пробираюсь сквозь толпу и, схватив его за руку, втаскиваю в помещение, после чего захлопываю дверь и припираю ее стулом, чтобы никто не мог войти. Он стоит у стола с посеревшим от страха лицом. Я поворачиваюсь к нему и мягко кладу руку ему на плечо. Он тяжело вдыхает несколько раз, затем придвигается ближе ко мне и кладет голову мне на плечо. Я застываю на