Сказка старого эльфийского замка (СИ) - Морецкая Анна

Пока она, нашедшая очередной недостаток в себе, собралась было расстроиться, рядом отмер Рой:

— Лисса, Солнышко, ты не подумай ничего такого…

Угу, значит, он на нее таращился, совсем ни потому, что был уверен в себе, а просто так сильно растерялся при ее столь несвоевременном появлении. И это ласковое прозвище, что он перехватил у Корра, теперь, вдруг прозвучавшее из его уст, девушку почему-то стало раздражать. Надо уходить — однозначно! И она резко развернулась, так что даже всколыхнулись ее тяжелые парчовые юбки, и попыталась выйти за дверь.

Но ей, конечно же, не дали — Рой перехватил ее за руку и потянул к себе. А потом гаркнул девице:

— Пошла вон! И лучше тебе Мира вернуться туда, куда тебя отослал дин Корин, иначе вылетишь совсем!

Та поджала обиженно губы, но из комнаты быстро убралась. А стоило ей выйти, как Рой захлопнул наконец-то двери и обратил все свое внимание на нее — Лиссу.

А оно ей нужно?! Это его внимание, вот именно теперь! Девушка посмотрела на мужчину, стоящего перед ней и ждущего терпеливо, что она скажет, и поняла… что оно ей все еще нужно… да, просто необходимо! И слезы навернулись на глаза. Отчего? Наверное, от обиды, которой, в общем-то, не откуда было взяться, потому, как Лиссу никто не обижал и не обманывал, но которая, между тем, была. И еще от злости… на себя, что все так принималось близко к сердцу, на лахудру-служанку, с ее беспардонностью, и на Роя за одно, потому что из-за него все и случилось.

А он, так ничего и не дождавшись, просто привлек девушку к себе и дал выплакаться, нежно поглаживая по спине. И только когда понял, что слезы иссякли, заговорил тихо:

— Лисса, милая моя, я понимаю, что увиденная тобой сцена безобразна. Но я гораздо старше тебя и успел немного пожить до встречи с тобой… а теперь это прошлое, притом далеко не самая достойная его часть, попыталось влезть в настоящее. Притом так нагло, что я и сам не ожидал!

Девушка поняла, что он там, где-то над ее головой, усмехнулся, и отстранилась, что бы видеть его лицо.

— Рой, я не настолько трепетная дева, как большинство из тех, что ты привык видеть при дворе. И я отчасти понимаю, что ты взрослый мужчина, а потому… — да, понимать это можно, но вот вести разговор об этом все же было неловко, и Лисса смутилась, подбирая слова. — И у тебя было прошлое… но эта Мира пришла к тебе сейчас. И при всей моей злости на нее, говорила довольно правильные вещи… свадьба и правда назначена только на весну… — девушка совсем замолчала и теперь не смогла даже в лицо мужчине смотреть.

Тут уже не неловкость, тут стыдоба полнейшая случилась! Потому, как она вдруг осознала, что явившись сюда во время их со служанкой откровений, и тем более заведя подобный разговор, загнала себя в угол. И теперь надо или… гм, предлагать себя… что ли, или позволить ему жить, как он жил. И ведь, что самое ужасное, если раньше нечто такое он себе и позволял, но для нее это было… где-то там, в неизвестности, то теперь, она же сама притащила все сюда и взгромоздила прямо между ними.

Вот не дура ли?! И чего было не пройти мимо! А если уж влезла в очередной раз туда, куда тебя не просили, так хоть бы и дальше прикидывалась совсем не знающей жизни девицей! Нет, объясняться принялась… и запуталась, потому как ни над своими чувствами не властна, ни над его поступками…

А он… он рассмеялся! Легко так… вот чистый мужик! Ему до переживаний девушки…

Дальше развить свое возмущение Лисса не успела, потому что мужская рука, коснувшаяся ее подбородка, заставила поднять голову и хочешь не хочешь, а пришлось смотреть ему в глаза. Там, как не странно, виделась не насмешка, а теплота и понимание.

— Девочка моя! Я догадываюсь, что тебя разозлило. Но ты сама только что сказала, что я взрослый мужчина. Так не ужели ты думаешь, что я, первый раз в жизнь влюбившись, позарюсь на такую, как она? И вообще, я уже вышел из того возраста, когда некое нетерпение застилает мозги, так что я вполне спокойно доживу до весны. Тем более что после встречи с тобой я ни разу не ловил себя на том, что меня волнует другая женщина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А я? — это брякнулось само.

Он опять рассмеялся:

— А вот с тобой сложней… но, как-нибудь дотянем. Я на это надеюсь, — сквозь смех еле вымолвил он.

«— Ну, уж и не знаю…» — думалось Лиссе об этом его обещании в тот же вечер перед сном. То есть, вчера. Да и сегодня тоже.

После того происшествия, которое неожиданно не отдалило их друг от друга, а наоборот, сблизило, привнеся в их отношения ощущение именно пары, а не двух различных людей, которые испытывают интерес и влечение друг к другу. Они теперь как будто строили собственный мир, по крохам из разрозненных желаний, порывов, таких вот объяснений, возводя нечто целое одно на двоих.

А усиливающаяся духовная близость не могла не сказать на притяжении физическом. Даже она, знакомая с этой стороной отношений между мужчиной и женщиной только понаслышке… ну, ладно, пусть и по подглядке тоже… тьфу ты, уже как Дымянка, стала новые слова изобретать, ощутила в себе это стремление к единению. В общем, и Лиссе стало понятно, что им с принцем надо с этим что-то решать. Их прощание на ночь у двери ее спальни и раньше-то немного затягивались. Но больше потому, что сидя на подоконнике, они просто болтали. Да, немного целовались, но это было не так, как теперь. Тогда это было приятно… сладко… в какой-то мере даже познавательно… делало ее счастливой, конечно, но все ощущения можно было вполне описать словами и разобрать «по полочкам». Да и Рой вел себя довольно сдержанно — так, как будто дарил некое милое завершение вечера и обещание на будущее.

А вот что вчера, что сегодня, Лисса возвращалась в комнату в каком-то немыслимом угаре. Она раздевалась сама, путаясь в завязках, крючках и колясь о булавки, но, тем не менее, Лилейку не звала. Потому что сейчас просто не желала ничьего присутствия, ничьих касаний и слов… кроме тех, что дарил ей недавно Рой. А если уж нет его рядом, то хотя бы остаться только со своими мыслями и ощущениями, которые напоминали о нем.

А вот описать это было сложно. Такие простые понятия, как «приятно», «хорошо», «нежно» ни в коей мере не отражали всего, что она переживала в последние два дня там, на подоконнике узкого окна. Ей опять вспомнилась дорогая подружка, с ее умением выдумывать слова. Вот уж кто не задумывается о сказанном и при этом интуитивно вкладывает в свои корявые изречения такой смысл, который догоняешь только тогда, когда сама переживешь нечто подобное. Да, к примеру их разговор, который случился… буквально перед встречей с принцем, которая перевернула с того дня всю ее жизнь. И ведь тогда она не понимала Дымянку совершенно, хотя и была ее старше. Но, видно, всему свое время…

— А-ах, какой поцелуй поцелуйный у нас случился! — восторженно восклицала тогда Дымянка, прижимая к груди ладошки. — И вот все заскакало, задрыгалось… — под это она уже потрясла растопыренными пальчиками толи возле груди, толи возле живота, а может и имела ввиду все сразу. Но она явно не закончила на этом свои объяснения и, закатив глаза и прикусив губу, попыталась подобрать более точное определение тому, что почувствовала:

— Как-то даже затрёпхалось все!

Вот же Лисса тогда смеялась над подругой! Так хохотала, что чуть не свалилась с поваленного дерева, на котором сидели они в тот момент.

— Это не поцелуй виноват, а ты сама вечно скачешь и дрыгаешься — ты же даже ходить спокойно до сих пор не умеешь! И потому все внутри тебя следом повторяет твои же кульбиты! — а странное, вновь придуманное Дымянкой словечко, девушка перевела для себя в вполне обычное и однозначное — затрепыхалось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но вот теперь, когда уже сама Лисса получила свой «поцелуйный поцелуй», она наконец-то поняла все значение этого слова. И понятия, которые в него вкладывала подруга, тоже — оно, если разобраться, совсем никакое не однозначное, а очень даже емкое!

«Трепыханье» — да, было в нем, напомнившее, почему-то, о виденной когда-то бабочке, попавшей в паутину. Паника, от того, что попалась, но путы мягки, и сил уже нет, и хочет им поддаться, а потом и вовсе не замечать. Слышался в этом странном слове и «трепет». Тут — другое, виделась лента на сильном ветру: простор, свобода, полет и яркие блики на атласной глади. К этому стоит прибавить в емкий смысл Дымянкиного словца и совсем простое — «трепать». Это уже представлялось смычком, которым водят по острому краю. А когда он сотрется до волоска, его погладят шелковой тканью и он единственным им звучит так, как и не снилось ему полному.