Сказка старого эльфийского замка (СИ) - Морецкая Анна

Да, наверху было холодно и темно, но как-то по живому, что ли… Напоенная подмороженной хвоей свежесть вольного воздуха, сдобренная мерцанием звезд просторная чернота неба и звуки — четкие, звонкие, принадлежащие только тому действию, которое их извлекало. А тут…

Подземелье наполняли запахи тлена, земли и едва слышимых тяжелых благовоний, что издавна добавляют в воск только поминальных свечей. Каменный свод — довольно высок, но то, как на нем жалкими кругами отражался свет факелов, создавало давящее ощущение нависания и ограничения. Ну, а звуки, издаваемые пока лишь ступающими по камню четырьмя парами ног и легким потрескиванием факелов, сначала глухо вязли на месте их возникновения, но, спустя пяток ударов сердца, вдруг возвращались из чернеющей глубины подземелья извращенными и на себя непохожими. Наводя на мысль, что в гробнице находится кто-то еще… возможно ужасный и страшный, потому как невидимый. Все это вместе, обобщенное и приправленное стоячим, без намека и на малейшее свежее веяние, холодом, обдавало такой жутью, что хоть подхватывайся и беги отсюда.

Мда… этот навязчивый порыв останавливало только то, что Лисса своими глазами видела, что проход наверх закрылся полностью. Да еще, в меньшей степени — если признаться, что мужчины, окружающие ее, были по-прежнему невозмутимы и спокойны.

— Не бойся. Этот страх наводной, как, собственно, и в любом захоронении древних, — сказал принц, видимо поняв, почему она вцепилась в его руку мертвой хваткой. А его слова, прозвучавшие глухо, будто сказанные в подушку, как и звук шагов — не спеша, но вернулись. Искаженные, совершенно не похожие на звучание голоса Роя, гулким шелестом и чуждым говором:

— Ойс-с-ся, ойс-с-ся, с-стр-р-х-х о-о-ой, и-и-и евни-их-х, е-евни-их-х!

Меж тем они продвигались вглубь крипты. Помимо воли Лисса стала оглядываться с интересом — когда еще попадешь в гробницу древних эльфов?

Белый мрамор закончился вместе с лестницей. Теперь, похоже, стены, пол и потолок, по крайней мере, там, где его доставал свет факелов, были выточены прямо в земле и не облагораживались никакими интерьерными изысками — на вид грубо тесанные, неровные, расчерченные коричнево-серыми полосами косо залегающих почвенных пластов и каменных залежей. Кое-где прямо из потолка или стены свисали корни деревьев.

Почти сразу возле последних ступеней лестницы с двух сторон основного коридора стали видны черные провалы ответвлений. А через пару десятков локтей следующие…

К третьей паре проемов Лисса уже пришла в себя и смогла вполне искренне полюбопытствовать по поводу них:

— А куда ведут эти ответвления? Я как-то представляла эльфийскую крипту немного по-другому — все же более похожей на людские усыпальницы знатных семей.

— Они и ведут непосредственно к захоронениям. Хочешь посмотреть? — ответил Рой, и, дождавшись ее кивка, свернул к одной из темных арок.

«Затаившееся чудовище», конечно, тоже что-то ответило из глубин подземелья, но Лисса его уже не боялась — окружающее становилось все более и более интересным, и вновь проснувшееся любопытство уже почти поглотило все остальные чувства.

Таинственный проем оказался не началом еще одного коридора, а всего лишь прорубленным в толще земли проходом, прикрытым чисто символически. Мало того, что загородка представляла собой всего лишь двухстворчатую решетчатую калитку, так еще она не была заперта ни на один запор. Впрочем, какой смысл был ее запирать? Если верхний край дверок находился где-то на уровне плечей Лиссы, а нижний на пол локтя не касался пола.

— Зачем она тут, вообще, повешена? Для красоты? — спросила девушка, проходя между створками, придерживаемыми для нее оборотнями.

Рой пожал плечами:

— Кто ж его знает! Они всегда сомкнуты. А если вдруг оставишь их открытыми, то они закроются сами, сразу же, как отступишь от них. Мы так с приятелями развлекались в детстве — откроем и ждем, когда они сами начнут закрываться. В Лиллаке, в отличие от городского замка, мне позволялось дружить с волчатами из семей наших охранников. Так что здесь у меня было самое настоящее детство — с приятелями, играми и шалостями! И да, я знаю, что не хорошо в месте последнего упокоения устраивать игры, — прервал свой рассказ о детских забавах Рой, увидев, как под его слова Тай насмешливо вздернул бровь, а Каниден скривил губы и покачал головой, — но вы это десятизимним мальчишкам объясните! Я же не сейчас такими хулиганствами занимаюсь! А просто ответил на вопрос Лиссы… как смог!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты бы лучше поинтересовался хоть раз, почему так все устроено в древнем захоронении эльфов. А то игры в священном, пусть и не для наших народов, месте, вы с волчатами могли устраивать, а спросить — нет! — укоризненно попенял ему Тигр, а потом повернулся к Лиссе и уже другим тоном — размеренным и спокойным, стал рассказывать:

— Вы уже обратили внимание, госпожа, что свои родовые захоронения знатные эльфы устраивают по-особенному — длинный общий коридор с ответвлениями в семейные залы. Мы сейчас находимся в усыпальнице Лайномэля III Лилокасльского и его домочадцев — первой супруги Марэонель, второй — Карлулэль и дочери Сальговэйль, умершей во младенчестве, матерью которой была первая из покоящихся здесь дам. А так же тут захоронены приближенные слуги… кажется Вереск Тихий, Луняна Травница и… нет, больше имен не видно. Сильно затерто.

Удивительно, но семейная зала, в отличие от общего коридора, прорытого просто в земле, была похожа на покои сказочного дворца. Медальоны фресок, с видами Лиллака внутри, карнизы, полуколонны, вазоны, складчатые драпировки и балдахины — все из резного цветного мрамора. При этом сами захоронения, под этими балдахинами, были… в земле, как на обычном кладбище. То есть, они обозначались плитой и наголовным камнем, а сами тела, похоже, находились под ними.

И если, читая имена эльфийской семьи Тай водил рукой по красивейшим, конечно, но совершенно обычным памятникам, то, чтоб прочитать имена прислуживающих им людей, ему пришлось, то и дело отступать и наклоняться, потому, как выбиты они были на плитах пола. И надписей таких, затертых и почти нечитаемых, можно было насчитать не один десяток.

— Простые люди действительно тогда были пылью у ног эльфов. Как бы верно они не служили, но место им находилось только на самом проходе… недаром простые люди начали войну с ними, — невесело усмехнулась Лисса, присев и пытаясь если не глазами, то пальцами прочитать еще, хотя бы одно имя.

— Я думаю, вы не совсем правы, госпожа, — ответил ей на это Тай. — Посмотрите внимательно, у Луняны прекрасно видны годы жизни. И если посчитать, то получается, что прожила эта достойная женщина без малого сто тридцать зим. То есть, о тех, кто им был по-настоящему дорог, эльфы заботились вполне искренне. А дело ведь было… — Тигр опять подошел к хозяйской плите и стал высчитывать года, сопоставляя системы зимоисчислений: эльфийскую, до Большой битвы, и людскую — после нее, — … дело было чуть более чем десять тысяч зим назад. Ну, а то, что захоронены слуги под полом залы, то… госпожа моя, вы можете назвать хоть один человеческий знатный дом, который даже для самых доверенных слуг находит хоть какое-нибудь место в своей семейной усыпальнице?

— Да, вы правы… — вынуждена была согласиться с ним девушка.

— Не расстраивайтесь госпожа. В общем-то, правы — вы. В большинстве своем эльфы людей не ценили и не щадили. А вот это, скорее всего, исключение из правил. Если я правильно помню, эта практика — хоронить приближенных слуг в родовой крипте, не была общепринятой, — сказал Каниден и укоризненно посмотрел на Тая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И Ворон его поддержал:

— Ты, Тигрище, конечно, старше меня, но я почти восемь зим прожил, считай, в древнем книжном хранилище и ознакомился с его содержимым основательно, благо было время. И я тоже что-то не встречал описания такой традиции, чтоб человеческих слуг при эльфийских господах хоронили обязательно!

Тай невозмутимо, с видом человека не привыкшего менять попусту свое мнение, прослушал всех, пожал плечами и… принялся рассказывать дальше, как ни в чем не бывало: