Загадай число - Джон Вердон

— Никто не станет писать от руки одиннадцать тысяч писем, — заявил Родригес.

— Никто не станет, — повторил Гурни. — Он рассчитывал ровно на такую реакцию. Если бы не история сержанта Вигг, я бы и сам такого не предположил.

— Если бы вы не вспомнили фокус вашего отца, — отозвалась Вигг, — я бы не вспомнила про ту историю.

— Ладно, поздравить друг друга еще успеете, — вмешался Клайн. — У меня все равно остались вопросы. Например, зачем убийца потребовал ровно двести восемьдесят девять долларов восемьдесят семь центов и зачем попросил отправить эту сумму на чей-то чужой абонентский ящик?

— Деньги он просил по той же причине, по какой и мошенник из истории сержанта, — чтобы потенциальные жертвы себя обнаружили. Мошенник хотел знать, кто в списке его адресатов сделал что-то, чем его можно было бы шантажировать. Наш убийца хотел знать, кто из его списка выбрал цифру 658 и был настолько встревожен, что готов был заплатить, только бы узнать, кто так хорошо его знает. Я думаю, что сумма была такой, чтобы отделить искренне напуганных, как Меллери, от просто любопытных.

Клайн так сильно подался вперед, что оказался на самом краю стула.

— Но почему все же именно такая сумма с центами?

— Мне это не дает покоя с самого начала, и у меня нет окончательного ответа, но одна из вероятных причин — чтобы жертва прислала чек, а не наличные.

— В первом письме говорилось другое, — напомнил Родригес. — Там говорилось, что деньги можно было выслать чеком или наличными.

— Я понимаю, что это допущение, — сказал Гурни, — но я думаю, что выбор предлагался, просто чтобы отвлечь внимание от того факта, что ему нужен был именно чек. А сложная сумма должна была убедить использовать чек.

Родригес снова закатил глаза:

— Послушайте, я уже понял, что слово «фантазия» здесь никому не нравится, но по-другому это не назовешь.

— Почему было так важно, чтобы деньги были отправлены чеком? — спросил Клайн.

— Деньги убийце не были нужны. Как вы помните, ни один из чеков не был обналичен. Просто у него был доступ к ящику Дермотта, и он мог получить все, что хотел.

— Что он хотел?

— Что значится на чеке, помимо суммы и номера счета?

Клайн задумался:

— Имя и адрес держателя счета?

— Верно, — кивнул Гурни. — Имя и адрес.

— Но зачем?..

— Ему было нужно, чтобы жертва себя обнаружила. Он же отправил тысячи одинаковых писем. И каждая потенциальная жертва была убеждена, что письмо предназначается ему одному и отправлено кем-то, кто его действительно хорошо знает. Что, если бы он отправил назад конверт с наличными? Ему бы не пришлось указывать свое имя и адрес, и убийца не мог напрямую попросить его включить их, потому что это разрушило бы впечатление личного знакомства. Получение чеков было способом узнать имена и адреса. А дальше, если предположить, что он подсматривал эту информацию в почтовом отделении, то простейший способ избавиться от чеков был дать им попасть в исходных конвертах в ящик Дермотта.

— Но для этого убийце пришлось бы открывать под паром и заново заклеивать конверты, — заметил Клайн.

Гурни пожал плечами:

— Другая вероятность — что у него был доступ к чекам после того, как Дермотт вскрыл конверты, и до того, как вернул чеки отправителям. Тогда не надо было бы мучиться с паром и перезаклеиванием, но тут возникают другие вопросы — нам надо исследовать дом Дермотта, узнать, у кого есть к нему доступ и так далее.

— А это, — громко проскрипел Хардвик, — возвращает нас к моему вопросу, который Шерлок наш Гурни недавно охарактеризовал как самый важный: кто входит в список одиннадцати тысяч потенциальных жертв?

Гурни поднял руку:

— Пока мы не начали искать на это ответ, давайте я напомню всем, что одиннадцать тысяч — всего лишь предположение. Это правдоподобное количество писем, которое поддерживает нашу гипотезу о цифре 658. Иными словами, это просто удобное нам число. Но, как сержант Вигг упоминала ранее, число может быть от пяти до пятнадцати тысяч. Любое количество в пределах этого интервала будет либо слишком малым, чтобы о нем говорить, либо достаточно большим, чтобы у нас было несколько человек, которые случайным образом выберут число 658.

— Есть, конечно, еще вероятность, что вы вообще не о том думаете, — заметил Родригес, — и все эти ваши спекуляции — просто колоссальная трата времени.

Клайн повернулся к Холденфилд:

— Что скажешь, Бекка? Мы что-то нащупали? Или зря тратим время?

— Некоторые аспекты этой теории меня искренне восхищают, однако я бы хотела повременить с выводами, пока не услышу ответа на вопрос сержанта Хардвика.

Гурни улыбнулся — на этот раз искренне:

— Он редко задает вопросы, если у него уже нет ответа. Поделись с нами, Джек.

Хардвик несколько секунд тер лицо руками — это был еще один тик, который страшно раздражал Гурни, когда они работали над расследованием дела матере- и отцеубийцы Пиггерта.

— Если посмотреть на самую главную черту, присущую всем жертвам хотя бы в прошлом, — черту, о которой говорится в стихах с угрозой, — то можно предположить, что их имена были в списке алкоголиков. — Он помолчал. — Вопрос в том, что это мог быть за список.

— Список членов «Анонимных алкоголиков»? — предположил Блатт.

Хардвик покачал головой:

— Такого не существует. Они всерьез относятся к анонимности, по крайней мере официально.

— Может быть, список, составленный из каких-то официальных данных? — предположил Клайн. — Аресты, связанные с алкоголем, судебные разбирательства?..

— Такой список можно было бы составить, но как минимум две наших жертвы в нем не значились бы. Меллери никогда не арестовывали. Священника-педофила арестовывали, но арест касался совращения малолетнего — алкоголь там не фигурировал. Однако бостонский детектив рассказывал мне, что святой отец позже сумел снять с себя это обвинение, решив покаяться в меньшем грехе: он свалил свое поведение на пьянство и согласился пройти курс реабилитации.

— Это мог быть список пациентов реабилитационных центров?

— Возможно, — сказал Хардвик, растирая лицо с такой яростью, что было понятно, что это невозможно.

— Давайте рассмотрим этот вариант.

— Да легко, — отозвался Хардвик, и его хамский тон создал неловкое молчание, которое нарушил Гурни:

— Я пытался понять, есть ли какой-то общий территориальный признак у жертв, и рассматривал вариант с реабилитацией. К сожалению, это завело меня в тупик. Альберт Шмитт провел двадцать восемь дней в реабилитационном центре в Бронксе пять лет назад, а Меллери провел двадцать восемь дней в центре в Квинсе пятнадцать лет назад. Ни один из этих центров не проводит долгосрочной терапии, а значит, священник был в каком-то третьем центре. Так что даже если наш убийца работал в одном из этих центров и имел доступ к спискам пациентов, в этих списках значилось бы имя только одной из жертв.

Родригес развернулся на стуле и обратился к Гурни:

— Ваша теория полагается на существование гигантского списка — пять тысяч имен, может быть, десять тысяч, Вигг, кажется, даже говорила про пятнадцать, — цифра все время меняется! Такого списка просто не могло быть. И к чему мы пришли?

— Терпение, капитан, — мягко произнес Гурни. — Я бы не сказал, что такого списка не могло быть, просто мы еще не поняли, что это за список. Похоже, я больше верю в ваши возможности, чем вы сами.

Родригес покраснел:

— Верите в мои возможности? Это вы о чем?

— Правильно ли я понимаю, что в тот или иной момент все жертвы были на реабилитации? — спросила Вигг, не обращая внимания на выпад капитана.

— Я не знаю насчет Карча, — сказал Гурни, который был только рад вернуться к теме. — Но я бы не удивился.

Хардвик подхватил:

— Детектив из Созертона присылал нам его дело. Это был портрет настоящего придурка. Хулиганство, домогательства, шатался пьяный в публичных местах, буянил, сыпал угрозами, угрожал кому-то оружием, приставал к женщинам, водил машину в нетрезвом состоянии, несколько раз сидел в окружной тюрьме. Пьянство, особенно вождение в нетрезвом виде, почти гарантированно обеспечило ему срок в реабилитационном центре, хотя бы однажды. Могу попросить, чтобы в Созертоне уточнили.

Родригес отъехал на стуле от стола.

— Если жертвы не встречались в одном и том же центре и вообще не были в одном и том же центре даже в разное время, какая нам разница, проходили они реабилитацию или нет? Половина безработных лентяев и так называемых творческих личностей в мире в наши дни проходят реабилитацию. Это классическая обдираловка налогоплательщиков. О чем это нам говорит, если даже они все и проходили чертову реабилитацию? Что кому-то их за это хотелось убить? Вряд ли. Что они были алкоголиками? Мы это и так знали!