Первородный грех. Книга первая - Мариус Габриэль

– Я должна извиниться за свою навязчивость.

– Если уж кому и надо извиняться, так это мне. Я была с вами крайне невежливой. Очень мило с вашей стороны, что вы проявили участие к скучной пожилой незнакомке.

– Вовсе нет, – запротестовала Майя. – Вы мне очень симпатичны. И я давно уже хотела с вами познакомиться. Еще в самый первый раз, когда я увидела вас, то почувствовала нечто такое… Родственную душу. Теплоту. Какую-то… ну… в общем, я не могу подобрать точное слово. Я просто чувствую. Мы с вами обязательно подружимся.

Обед закончился звоном бокалов с шампанским. Когда они вышли на залитую весенним солнцем улицу, обе весело смеялись.

Майя протянула Мерседес визитную карточку.

– Вот мой номер телефона. Давайте как-нибудь повторим это еще раз. Я получила огромное удовольствие.

– Я тоже, – улыбнулась Мерседес.

Она смотрела, как элегантная девушка пересекла автомобильную стоянку и села в красную спортивную машину. С утробным рыком взревел мотор, и, помахав на прощанье, она укатила.

Мерседес опустила глаза на визитку, которую держала в руке. На ней было только два слова: МАЙЯ ДЮРАН, и ниже барселонский номер телефона.

«Как ни крути, а две третьих моей жизни уже позади, – подумала вдруг она. – Интересно, какой будет оставшаяся часть?»

Лос-Анджелес

Иден снилось, что она закована в цепи. Тяжелые кандалы впивались в руки и ноги, делали ее беззащитной.

Мама и папа находились в этой же комнате. Но они не видели ее. Они не знали, что она здесь.

Лицо мамы было бледным и напряженным, и Иден понимала, что между родителями происходит страшный скандал. Папа кричал. Отвратительные слова. Отвратительные слова про маму.

Иден хотела заткнуть уши, чтобы не слышать всех этих мерзостей, но она не могла пошевельнуться.

Потом папа наконец заметил ее. Но он не пришел к ней на помощь, не снял с нее цепи. Он встал, его губы снова задвигались, слетавшие с них слова были ужасны. Стены треснули, и начал обваливаться потолок. Дом рушился. Гигантские каменные плиты вот-вот готовы были упасть и раздавить их всех своими обломками. Но папа не обращал на это никакого внимания. А она ничего не могла сделать. Но она знала, что если ей удастся заставить папу замолчать, то дом перестанет разваливаться и они спасутся. И она закричала, стараясь заглушить его голос.

Она кричала так громко, что, казалось, у нее что-то разорвалось внутри.

И тут Иден проснулась. Мокрая от пота, она обалдело сидела в кровати. Сердце бешено колотилось. Она заметила, что спавшая на соседней кровати девочка по прозвищу Соня тоже сидит в своей постели.

– Я что, кричала? – тяжело дыша, спросила Иден.

– Тс-с-с. Нет. Просто вдруг вскочила.

– А мне показалось, я кричала. Кошмар приснился. Про отца. – Она почувствовала, что ее всю трясет, живот подвело. – Господи, мне дурно!

– Тихо! – шикнула на нее Соня. – Ты всех разбудишь.

– Да пошли они все!

– Хватит, спи! – Соня снова легла и заворочалась, устраиваясь поудобнее.

Иден осталась сидеть, уставившись в темноту спальни.

Шулай, Южный Вьетнам

Вертолет накреняется и медленно взмывает вверх.

Оставшиеся на земле два десятка новобранцев провожают взглядами улетающую от них винтокрылую машину.

Поднятый вертолетом вихрь ударяет им в лицо, срывает пилотки, прижимает к их телам плащи, прибивает к земле траву. Сбившись в кучу и пригнувшись, они ждут, когда стихнет эта буря.

Чернокожий сержант орет во всю глотку, чтобы они подобрали вещмешки и встали в строй. Ошарашенные, они подчиняются. Их глаза испуганны, вещи разбросаны, лица взволнованны.

Эти мальчишки прибыли в роту А третьей бригады 25-й пехотной дивизии Армии США во Вьетнаме. Теперь они – часть одной из самых мощных военных группировок, когда-либо дислоцировавшихся в Азии. Но сейчас, когда они, шаркая ногами, нестройной колонной плетутся вслед за сержантом Джеффризом в базовый лагерь, вид у них не слишком грозный.

Как и у остальных, у Джоула Леннокса волосы коротко подстрижены, и он кажется совсем юным. Да и все так выглядят: растерянные измотанные мальчишки.

Вокруг чужая, неприветливая земля. Джоул, вытаращив глаза, смотрит на красновато-коричневую грязь, на вьющийся вдалеке голубой дымок. Лагерь расположен среди залитых водой зеленеющих рисовых полей. На горизонте смутно вырисовываются в тумане зловещие очертания гор. Воздух влажный и тяжелый. Жутко воняет гнилью, экскрементами и какой-то незнакомой растительностью.

Джунгли – это сущий ад, где затаился невидимый американскому глазу враг. А враг, как им сказали, – это тварь ползучая, которая может жить везде – на деревьях, в воде, под землей. Ни пули его не берут, ни фугасные снаряды, ни бомбы, ни дефолианты, ни концентрированная мощь американской технической мысли.

Они шагают на базу. Их лагерь представляет собой одновременно порядок и хаос. Вместо дорог – глубокие колеи. В серой дымке проглядывают силуэты танков и грузовиков. Туда-сюда снуют солдаты, и с невообразимым ревом проносятся бронетранспортеры. А над всем этим гремит из репродукторов рок-музыка. Здесь царит атмосфера какого-то кровавого карнавала – прямо-таки летний лагерь, только с гаубицами.

Каждая хибара, каждая постройка, каждая траншея обложены бесчисленным множеством разбухших и потяжелевших от дождей мешков с песком.

По пояс голый солдат, сидящий на капоте джипа и не обращающий внимания на дождь, завидя новобранцев, улыбается во весь рот и кричит:

– С днем рождения, Христос воскрес, с Рождеством вас, мать вашу!

– Чего это он? – спрашивает Джоул идущего рядом парня.

– А то, что мы здесь и день рождения отметим, и Пасху отпразднуем, и Рождество встретим. Нам здесь, мужик, целый долбанный год торчать.

Сержант Джеффриз подводит их к какой-то лачуге и, приказав всем построиться в шеренгу, входит внутрь. Они начинают недовольно переговариваться.

– Слышь, как пушки бьют?

– У меня одна мечта: выбраться из этого дерьма целым и невредимым.

– Как ты думаешь, бабы здесь есть?

– Ну и вонища кругом, мать твою!

– Интересно, далеко отсюда эти сраные косоглазые?

– Интересно, этот долбанный дождь когда-нибудь кончится?

– Интересно…

В дверях появляется черномазый сержант.

– Заткните глотки, мать вашу! Вы прибыли в роту А, и советую вести себя, как подобает солдатам. И подтянитесь, черт вас возьми! Вы выглядите, как развалины Сайгона. – Он снова скрывается в лачуге.

Новобранцы переглядываются и замолкают. Они делают попытку подравняться.

Издалека до них доносится гул, который постепенно перерастает в страшный приближающийся рев. Над полями в направлении лагеря летит шестерка оливково-зеленых вертолетов. Их вздернутые носы лоснятся от дождевой воды. Навстречу им к посадочной площадке несутся машины, среди которых несколько санитарных.