Спартанский лев - Виктор Поротников

Особенно пышное застолье было в доме у Леотихида, куда пожаловали многие старейшины и все пятеро эфоров, не считая родни Леотихида и друзей его отца. Был и живописец Ксанф.

Леотихид недолго радовал гостей своим присутствием. К началу симпосия[159] он незаметно удалился из пиршественного зала и, набросив скромный плащ на свой роскошный гиматий, самой короткой дорогой поспешил к дому Леонида. Леотихид знал, что там тоже идёт пиршество, на котором среди гостей Горго непременно должна быть и Дафна. Он рассчитывал примирить Дафну с Ксанфом, используя момент всеобщего веселья, смягчающего души и сердца. К тому же Леотихид надеялся на помощь Горго, которая обожала живопись и была высокого мнения о Ксанфе как о художнике.

Служанка, открывшая Леотихиду дверь, слегка смутилась, увидев перед собой царя. Рабыня была давно навеселе, и стук в дверь, судя по всему, отвлёк её от общения с рабом-привратником, который суетливо поправлял на себе одежду, еле держась на ногах от выпитого.

Леотихид игриво похлопал служанку по румяной щеке и велел вызвать к нему Дафну.

   — Я знаю, она здесь, — добавил Леотихид, коснувшись обнажённой руки молодой рабыни. — Скажи Дафне, что её ожидает вестник богов.

При последних словах Леотихид чуть понизил голос и посмотрел на рабыню строгим взглядом, в котором, впрочем, промелькнули шутливые искорки.

Из всех рабынь царицы Горго девушка, открывшая дверь Леотихиду, обладала поистине неотразимыми по красоте чертами лица и совершенным станом. Рабыню звали Феро. Она часто сопровождала Горго в прогулках по улицам Спарты, поэтому Леотихид много раз видел её. Встреча с Феро на пороге дома Леонида показалась Леотихиду добрым знаком, ибо всё красивое в понимании древних греков служило и сопутствовало добру.

Рабыня наградила Леотихида поощрительным взглядом и молча подставила ему свои красиво очерченные уста. Леотихид без колебаний запечатлел на них долгий поцелуй, приобняв рабыню за талию.

Уже удаляясь, Феро задержалась в коридоре, ведущем в мегарон, и, оглянувшись, вдруг быстрым движением подняла сзади свой длинный пеплос, обнажив ноги и сверкнувшие белизной округлые ягодицы. В следующее мгновение она скрылась за дверной занавеской.

В ожидании Дафны Леотихид сначала прогуливался в тени входного портика, покоившегося на четырёх тонких колоннах из жёлтого мрамора. Потом прошёлся туда и обратно вдоль каменной садовой ограды, постукивая по ней костяшками пальцев. Ощутив на своём лице тёплое дуновение ветерка, Леотихид замер на месте, прислонившись спиной к шершавой стене. У него над головой висели розовые кисти мастикового дерева. Воздух был словно пронизан их тонким, пряным запахом. Ощущение чего-то пережитого в прошлом, сладостного, острого и жгучего перехватило горло Леотихиду. Он будто враз опьянел.

«Что это? — закрыв глаза, подумал Леотихид. — Что со мной? Мне так хорошо, легко и... немного тревожно».

Услышав лёгкие приближавшиеся шаги, он открыл глаза и увидел Дафну в необычайно красивом, расшитом узорами лиловом пеплосе.

Подойдя к Леотихиду, Дафна заглянула ему в глаза.

   — Звал? — спросила она немного нетерпеливо.

Леотихид молча кивнул с чуть заметной улыбкой на устах.

   — Зачем? — Дафна явно хотела поскорее вернуться в дом, откуда доносилось веселье.

Зная её пылкий и неуступчивый характер, Леотихид пошёл на хитрость. Он ни словом ни обмолвился про Ксанфа, а завёл речь о том, что с Дафной якобы желает познакомиться поближе юная супруга Булиса. Леотихид сказал, что его попросила об этом сама Галантида. Он похвалил девушку, особенно её ум и умение со вкусом одеваться.

   — Я буду рада познакомиться с Галантидой, — небрежно промолвила Дафна, переминаясь с ноги на ногу. — Можешь передать ей это. Я смогу с ней встретиться, скажем, завтра у себя дома. Могу прийти в гости, если ей так удобнее.

   — Зачем откладывать на завтра, милая Дафна, — с мягкой улыбкой проговорил Леотихид. — Ты можешь увидеться с Галантидой уже сегодня, она вместе с мужем присутствует на застолье в моём доме. Я пришёл, чтобы пригласить в гости и тебя. Истинная дружба между людьми завязывается обычно за чашей доброго вина.

Дафна отрицательно помотала головой.

   — Нет, нет, Леотихид! Я не могу оставить застолье у Горго. Она может обидеться на меня.

   — Хочешь, я сам поговорю с Горго?

   — Не надо.

   — Дафна, ты можешь прийти ко мне домой не сейчас, а попозже. Галантида дождётся тебя. Ей так не терпится подружиться с тобой.

   — Нет, Леотихид. — У Дафны вырвался нетерпеливый вздох. — Я не привыкла убегать с одного пиршества на другое. Сегодня у Горго собрались все мои подруги, я не хочу покидать их. Извини.

Леотихид продолжал уговаривать Дафну. Он взял её руку и прижал к своей груди.

Неожиданно перед ними появилась Горго, нарядная и красивая.

   — Леотихид, что за тайны у тебя с Дафной? — промолвила она с хитро-лукавой интонацией в голосе. — Уж не объясняешься ли ты ей в любви?

   — Объясняюсь. И что из того? — с вызовом произнёс Леотихид. И тут же процитировал Алкея[160]:

Мне страсти не чужды, ведь я ещё не стар.Вина любви я не стыжусь вкушать.Покуда сердце сотрясается в груди моей,Эросу я служить не перестану.

   — Не слушай его, — промолвила Дафна, отнимая свою руку у Леотихида. — Он пришёл, чтобы позвать меня к себе на сегодняшний пир. Только и всего.

   — Ещё чего! — с притворной строгостью воскликнула Горго. — Дафну я не отпущу. Да и тебя тоже. Повелеваю тебе, Леотихид, усладить слух моих гостей своим дивным пением, а мы с Дафной тебе подыграем.

Горго схватила Леотихида за руку.

   — Идём же! — с озорной улыбкой воскликнула она. — На нашем застолье так мало мужчин, а хороших певцов и вовсе нет. Спой нам!

   — Спою, — приосанившись, сказал Леотихид. — При условии, что ты исполнишь одно моё желание.

   — Согласна, если это желание будет пристойным и не принесёт мне убытки.

   — Не принесёт, — усмехнулся Леотихид и, взяв под руки женщин, направился с ними в дом.

На праздничном застолье у Горго и впрямь собрались в основном спартанки: подруги и родственницы. Из мужчин здесь присутствовали Мегистий, Агафон, Эвридам и Тимон. Мужчины сидели за одним столом, женщины — за другим.

Леотихид сразу определил, что празднуют не столько день рождения царя Полидора, сколько недавнюю победу Леонида над аргосцами.

Красавица Феро поднесла Леотихиду вино в серебряной чаше. А тётка Горго, чернобровая и пышнокудрая Гегесо, предложила здравицу за Леонида и славный род Агиадов, давший Спарте многих победоносных полководцев. Леотихид сразу смекнул, что в словах Гегесо прозвучал намёк на Клеомена, не знавшего поражений. Поскольку в Лакедемоне было строго-настрого запрещено даже упоминание имени Клеомена, всякий, кто желал в узком кругу помянуть добрым словом старшего брата Леонида, делал это не слишком явно.

Леотихид, желая сделать приятное, а также искренне преклоняясь перед памятью столь дерзновенного мужа, подняв чашу, громко провозгласил:

   — Я пью этот нектар Диониса, желая лишний раз сказать доброе слово о царе Клеомене, державшем в страхе всех своих врагов. И выражаю надежду, что и царь Леонид унаследует непобедимость своего старшего брата.

Гости с восторгом восприняли этот смелый и благородный жест.

Выпитое вино наполнило Леотихида желанием творить добро, благо на него теперь взирало столько восхищенных женских глаз. И он объявил, что намерен спеть любимую песню царя Клеомена, которая ныне редко звучала в Спарте именно потому, что напоминала многим гражданам о нём. Эта песня была написана Алкманом как гимн в честь Агиадов.

Горго и Дафна уселись на стулья, взяв в руки кифары. Феро взяла флейту и встала за спиной у своей госпожи.

Леотихид вышел на середину небольшого зала, украшенного гирляндами из живых цветов, протянутыми над дверью и между тонкими колоннами, поддерживавшими потолок. В длинном пёстром гиматии, статный и широкоплечий, Леотихид с завитой бородой и длинными волосами выглядел очень внушительно.

Едва прозвучало вступление и тонкие переливчатые звуки знакомой всем мелодии слились в игре флейты и переборах струн, в трапезной водворилась тишина. Взоры гостей устремились на Леотихида, полные радостного предвкушения. На лицах отражалось волнение, словно сам царь Клеомен вот-вот должен был появиться, воскреснув из небытия. Прекрасный гимн Алкмана так часто звучал в Лакедемоне в царствование Клеомена, что эта музыка невольно связывалась для многих спартанцев с его победами.