Порочные круги постсоветской России т.1 - С.Г. Кара-Мурза

На первом этапе реформы науки изложенные ранее принципы не были полностью реализованы. Произошло лишь съеживание и деградация научного потенциала. Иностранные инвестиции в сферу НИОКР в России привлечь не удалось. В 1995 г. 99,99% всей собственности на основные средства НИОКР составляла российская собственность. Кроме того, в сферу НИОКР не удалось привлечь существенных инвестиций и отечественного капитала.

После 2000 г. произошло укрупнение капитала, возникли корпорации с участием государства, доля бизнеса в НИОКР увеличилась, хотя принципиально положение не изменилось. В 2010 г. доля организаций, выполняющих исследования и разработки и принадлежащих государственному сектору, составила 72,1%, численность работников, выполняющих исследования и разработки — 76,1% от общего числа, доля государства в основных фондах науки — 85,2%. Внутренние затраты на НИОКР — 72,6%. Это при том, что в государственном секторе занято 30% работников, а доля в основных фондах — 20%. Среднегодовая стоимость основных средств в расчете на одного работника, выполняющего научные исследования и разработки (фондовооруженность), в организациях государственного сектора вдвое больше, чем частном.118

Иначе, нежели ожидалось, пошел и процесс самоорганизации в науке. Предполагалось, что при экономических трудностях возникнет стихийно действующий механизм конкуренции и наука сбросит «кадровый балласт». Это по расчетам правительства должно было бы привести к омоложению и повышению качественных характеристик кадрового потенциала. На деле произошло совершенно обратное: из научных организаций и учреждений были «выдавлены» более молодые и энергичные кадры — те, кто мог «устроиться». В результате значительно ухудшились демографические показатели исследовательского персонала отечественной науки — кадровый состав науки постарел. В 2006 г. в составе исследователей возраст свыше 50 лет имели 63,4% кандидатов наук и 86,7% докторов наук, а возраст свыше 60 лет — 33,5% кандидатов наук и 57% докторов наук. В 1987 г. в СССР лишь 8% кандидатов наук были старше 61 года.

Не произошло и структурной перестройки, к которой должна была побудить конкуренция. Произошло сокращение потенциала практически всех ведущихся в стране научных направлений и «спорообразование» организаций и учреждений. Число организаций, ведущих научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, сократилось (4600 — в 1990 г., 4100 — в 1996 г., 3566 — в 2005 г., 3492 — в 2010 г.). Не наблюдалось и принципиального перераспределения ресурсов между научными направлениями и областями.

Какие же процессы в научной системе запустила реформа? Советская наука была целостной системой, размещенной географически на всей территории СССР. Ее целостность обеспечивалась как в горизонтальном (дисциплинарном, тематическом), так и вертикальном (по типам деятельности) разрезах. Ликвидация Советского Союза кардинально нарушила эту целостность и оставила в республиках, в том числе и в России, ущербные, структурно неполные научные сообщества. Дело было не просто в неизбежном снижении эффективности научной системы, при таком расчленении в ней возник социальный кризис. Поскольку в каждой исследовательской области коллективным субъектом деятельности является сообщество, а не конгломерат индивидов, ученые при разделении их сообществ, в принципе, потеряли возможность нормальной профессиональной работы, до тех пор пока не интегрировались в какую-то иную целостную систему (мировую или ту, которая сложится из осколков прежней). Это совершенно новая, трудная проблема, и никаких предпосылок для ее быстрого решения нет.

Целостность нарушилась и в вертикальном разрезе. Министерства были ликвидированы, и, тем самым, ликвидированы условия существования отраслевой науки, которая составляла 70% процентов «кадрового тела» всей системы.

В СССР отраслевая наука была плотно встроена в систему государства как распорядителя большей части производительных сил. Пока государство было стабильным, целостная по сути своей наука, административно разделенная по отраслям, также составляла единый организм (хотя были болезненные явления, порожденные бюрократизацией ведомств). При разгосударствлении производства отраслевые министерства исчезли, и неожиданно НИИ и КБ оказались в вакууме: исчез тот социальный субъект, через которого общество снабжало их минимумом средств. Прекращение или резкое сокращение финансирования в течение полугода означает просто смерть научного учреждения (хотя оболочка может сохранять видимость жизни еще долго).

Речь идет не только об отраслевой науке, которая, впрочем, составляла наиболее массивную часть системы советской науки. Министерства как государственные организации, ответственные за конкретные отрасли производства или услуг, вкладывали крупные средства и в академические исследования, и в науку высшей школы. Многие «бюджетные» институты АН СССР в действительности давно уже на две трети финансировались министерствами, а питание вузовской науки на 90% зависело от хоздоговоров с отраслями. Масса проблемных лабораторий в вузах быстро исчезла, и в каждом случае речь шла о крупном потрясении. В России происходило невидимое обществу, прямо не объявленное уничтожение научной системы. Наука ликвидировалась мимоходом, как щепка, отлетевшая при рубке леса.

Причина была вовсе не в отсутствии средств для сохранения науки. Разрушенная Первой мировой войной и революцией Россия имела гораздо меньше средств, чем в 1990-е годы, для поддержки науки. Но в 1918-1919 гг. в разгар гражданской войны было открыто 33 крупных научных института, а в 1990-е гг. нередко научные суда вели лов рыбы, чтобы выплатить зарплату сотрудникам, закрывались научные издательства. В то же время создавались огромные состояния, города наполнялись роскошными импортными автомобилями. На этом фоне сведение дела к экономическим трудностям выглядит неубедительно.

Самой главной утратой стала потеря большой части кадрового потенциала российской науки. К 1999 г. по сравнению с 1991 г. численность научных работников в РФ уменьшилась в 2,6 раза. Динамика этой численности приведена на рис. 2.

Рис. 2. Численность научных работников (исследователей) в РСФСР и РФ, тыс.

Работа в науке на протяжении многих лет стала относиться к категории низкооплачиваемых — в 1991-1998 гг. она была ниже средней зарплаты во всех отраслях экономики в целом. Ученым «показали их место», теперь они должны быть благодарны. В августе 1992 г. средняя зарплата научных сотрудников Академии наук составляла 4 тыс. руб. в месяц (около 20 долл.). Это означает, что в семье из трех человек, где кормильцем является научный работник, вся его зарплата, истраченная только на покупку продуктов питания, не обеспечивала и 1/3 официально установленного физиологического минимума. Это тот минимум, который, как было объявлено, «человек может выдержать без серьезных физиологических нарушений не более трех месяцев».119 Динамика зарплаты в этой отрасли приведена на рис. 3.

Рис. 3. Средняя зарплата в науке и финансовой сфере в РСФСР и РФ, % от средней зарплаты по экономике в целом

Произошла фрагментация научного сообщества России с утратой системной целостности. Она уже достигла опасного уровня. Ликвидированы или бездействуют многие социальные механизмы, которые связывали людей и коллективы в единую ткань в масштабе страны. Восстановление этих механизмов и создание новых, адекватных новым условиям, — длительный процесс. В какой-то, совершенно недостаточной, мере, он стихийно идет и в настоящее время, но не стал объектом государственных усилий.

Кризис научной системы сопровождался резким изменением статуса науки в обществе. В советское время наука была гордостью народа и пользовалась уважением в массовом сознании. В обществе не было ни антиинтеллектуальных, ни антинаучных настроений. Общий культурный кризис и подрыв рационального мышления разрушили систему координат, с помощью которой люди оценивали отечественную науку. Достаточно было запустить в СМИ поток совершенно бездоказательных утверждений о «неэффективности» науки, и травмированное катастрофой распада общество бросило ее на произвол судьбы, равнодушно наблюдая за ее уничтожением. Никаких рациональных оснований для такой позиции не было, просто в массовом сознании были утрачены инструменты, чтобы увидеть сложную структуру социальных функций отечественной науки, тем более в условиях кризиса.120 Вместо науки в картине реальности образовалось пустое место, и вопрос о ценности просто не имел смысла. Надо признать, что и сама научная интеллигенция в своем понимании происходящего недалеко ушла от массового сознания.

В 1990-е гг. наука была фактически отстранена от просветительской деятельности, которая раньше позволяла ей поддерживать непрерывный контакт с большей частью населения и быть постоянно «на виду». Телевидение перестало производить и транслировать отечественные научно-популярные программы, закупая их за рубежом. Ученые перестали появляться на экране в дебатах на общие темы (да и дебаты эти были прекращены или превращены в шоу). Резко сократился выпуск научно-популярной литературы, которая имела раньше массового и постоянного читателя. В табл. 1 показано, как изменились тиражи самых популярных журналов.