Рыцарь Курятника - Эрнест Капандю

— Дай-то Бог, чтобы я мог немедленно представить его вашему величеству!

— Право, я приму его с большим удовольствием, господин начальник полиции, этого Рыцаря Курятника, который, как мне кажется, имеет все ухватки истинного дворянина.

— Даже когда он убивает людей, — сказал д’Аржансон.

Король величественно выпрямился.

— Разве граф де Шароле убивает меньше? — спросил он. — И убивает гораздо подлее. Если уж кого и можно извинить, так это Рыцаря Курятника: он делает это по своему ремеслу, а граф — из удовольствия.

На прекрасном лице Людовика XV было выражение отвращения и презрения. Епископ де Мирпоа встал.

— Государь, — сказал он, — я отдал бы остаток моей жизни, чтобы Франция услышала ваши слова и поняла их, как я понимаю.

— Их слышали вы, мсье де Мирпоа, — отвечал король, — для меня этого достаточно.

Епископ низко поклонился.

— Итак, — сказал Людовик XV, обращаясь к д’Аржансону и де Морвилю, — мне хотелось бы видеть Рыцаря Курятника.

Король не успел закончить этих слов, как раздалось пение петуха, звонкое, чистое, восхитительное, и одновременно — стук в стекло большого окна, находившегося позади кресла Людовика XV. Король быстро повернулся и заметил на подоконнике снаружи петуха аристократических форм с яркими, богатыми перьями, стоящего с гордым видом в рыцарской позе. За такого любитель петушиного боя охотно заплатил бы двести гиней.

Петух колотил носиком в стекло. Король встал и бросился к окну, но в тот момент, как он отворил его, петух снова мелодично запел и исчез. Людовик XV высунулся в открытое окно — на том месте, где был петух, лежало яйцо необыкновенной величины. Король взял яйцо, осмотрел его и, не видя нигде петуха, запер окно и возвратился к креслу. Три человека, находившиеся в кабинете, наблюдали эту сцену в большом удивлении.

— Все это принимает странный оборот! — сказал король, садясь и рассматривая яйцо. — Что это за петушок, который запел на окне и постучался носиком в стекло, стоило мне только сказать, что я хочу видеть Рыцаря Курятника.

Переменив тон и как бы повинуясь внезапному озарению, король с живостью прибавил:

— Морвиль, прикажите, чтобы сейчас же осмотрели окрестности замка и немедленно схватили всех мужчин, женщин, детей и животных, в особенности петухов, которые будут в парке. Ступайте скорее и возвращайтесь!

Фейдо исчез.

— Как это странно! — сказал д’Аржансон.

— Более чем странно, — заметил король. — Рассмотрите это яйцо, мсье де Мирпоа. Вы человек праведный и дьявола не боитесь, напротив, дьявол должен бояться вас.

Епископ, любопытство которого тоже было сильно возбуждено, рассмотрел яйцо, поворачивая его так и сяк, потом сказал:

— В этом яйце находится какая-то тяжелая твердая вещь. Только я не понимаю, каким образом она могла туда попасть, потому что на скорлупе нет ни малейшей трещины.

— Каково ваше мнение? — спросил король д’Аржансона.

— Надо разбить яйцо и узнать, что в нем находится, государь, — сказал министр иностранных дел.

— Я сам так думаю.

— Вашему величеству угодно разбить яйцо? — спросил епископ.

— Нет, если это дело дьявольское, я в него не вмешиваюсь, — сказал Людовик XV, улыбаясь. — Надо быть с ним или в хороших отношениях или в плохих, чтобы благополучно закончить это дело. В первом случае нам был бы очень полезен маркиз д’Аржансон, во втором — нет руки, могущественнее вашей.

— Пусть действует мсье де Мирпоа, — отозвался д’Аржансон, — я не намерен с этим связываться.

Епископ положил яйцо на стол и разбил его с острого конца. Король и министр смотрели с любопытством.

— Ах! — вскрикнул Людовик XV. — Что-то блестит…

— Рубины! Изумруды! Бриллианты!.. — выговорил д’Аржансон.

Мирпоа совсем разбил скорлупу и взял в руки чудесного петушка, целиком сделанного из золота. На голове и крыльях вместо перьев были рубины, изумруды, бриллианты, сапфиры, топазы, аметисты; носик был выточен из чудеснейшего сердолика; хохолок — коралловый, а лапки — из агата. Это было произведение искусства неслыханного великолепия. Людовик XV, привыкший к роскоши, казался восхищенным.

— Удивительно сделано! — сказал он, взяв петуха за лапки. Петух раскрыл ротик и запел. — Решительно, это чудо! — сказал король.

— Государь, — сказал министр, — у петуха на шее медальон.

— Правда? Я сразу и не заметил.

Король взял медальон из черной эмали, на которой было написано бриллиантовой пылью: «Я принадлежу королю».

Людовик XV резко встал.

— Господа, во всем этом есть что-то странное, фантастическое, невозможное, что я непременно должен раскрыть. Что вы думаете, мсье де Мирпоа?

— Прежде чем отвечать, государь, я хотел бы послушать, что вам скажет начальник полиции.

— А вы, д’Аржансон?

— Я скажу, государь, следующее: если никто из нас не может ответить вам, то в Париже есть человек, который, может быть, вам ответит.

— Кто?

— Приезжий.

— Как его зовут?

— Граф де Сен-Жермен.

— Сен-Жермен? Я не знаю этого имени.

— Я сам узнал его только три дня тому назад.

Дверь отворилась, и в кабинет вошел Фейдо де Морвиль.

XVIII. БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ

— Ну что? — с живостью спросил король.

— Приказание отдано, государь, — отвечал начальник полиции. — Слуги, пажи, егеря, сторожа, солдаты уже на ногах. Весь парк окружен кавалерией и егерями. Все выходы стерегут, а чащи, аллеи, кустарники будут тщательно обысканы.

— Очень хорошо. Вы меня прекрасно поняли. Теперь оставим в стороне и петуха, и яйцо, и возвратимся к чтению полученного вами протокола.

Фейдо де Морвиль взял бумаги со стола, куда положил их, когда бросился выполнять приказ короля.

— Где вы остановились? — спросил король.

— На следующей фразе, государь, — отвечал епископ и серьезным голосом повторил слово в слово последние строчки, прочитанные начальником полиции, — «Сегодня вечером, 25 февраля 1745 года, бывший член нормандского общества „Флоран и К.“, оставил это общество и перешел на службу потребителей королевской казны».

— Именно! — сказал д’Аржансон с восторгом. — Ваша память все так же необыкновенна, монсеньор де Мирпоа!

— Продолжайте! — сказал король.

Фейдо де Морвиль продолжал:

«Жакобер, арестованный при входе в наш подземный курятник, был передан в руки нашего всемогущего правосудия. Уличенный в тройном преступлении: постыдной фальши, гнусном вероломстве и низкой измене, вышеупомянутый Жакобер осужден единогласно трибуналом семи Петухов. Осуждение Жакобера основано на точном исполнении первой статьи нашего закона. Эта статья гласит: