Венеция. Прекрасный город - Питер Акройд

Спортивные игры и развлечения имели особое значение для знатоков государственной власти. Знаменитой венецианской забавой, к примеру, была человеческая пирамида, которую венецианцы называли forze d’Ercole (подвиги Геракла). Мужчины вставали друг другу на плечи, и в каждом последующем ряду их число постепенно уменьшалось, пока на вершине не оставался один. Эти сооружения обычно устраивали на наплавных мостах из лодок, тем самым подчеркивая пугающее сходство с государственным устройством, где с помощью сложного общественного механизма дож оказывался на самой вершине пирамиды. Человеческая пирамида олицетворяла Венецию, существовавшую благодаря искусству сохранять равновесие.

В Венеции понятия «легкость» и «равновесие» имели огромные последствия. Можно счесть знаменательным, что одним из наиболее известных карнавальных развлечений был volo della colombina (полет голубки). От судна, стоявшего на якоре, протягивался канат до шпиля колокольни на площади Святого Марка, а от нее – еще один канат до Дворца дожей. Акробат, одетый ангелом, взбирался на вершину колокольни и устремлялся вниз к дворцу, разбрасывая цветы. В 1680 году был совершен еще более дерзкий трюк. Лодочник по имени Скартенадор поднялся на колокольню с помощью веревки верхом на лошади.

В Венеции существовало множество игр и состязаний, включая джидоко, фехтование, гонки на тележках, конные бега и состязание гондол. В XVI веке существовала игра под названием «шар», напоминавшая футбол. Эти и подобные им игры пользовались репутацией довольно грубых. Молодые венецианские аристократы предпочитали состязаться в стрельбе. Все эти развлечения имели форму соревнований, в конце которых победителю вручали приз. Венецианцы были чрезвычайно общительны и, следовательно, обожали состязания. Этого, к примеру, нельзя сказать о лондонцах того же времени, предпочитавших посещать травлю быков и медведей, где не было настоящих победителей и призов.

Однако была игра, которая лучше других символизировала стабильность и силу Венецианского государства. Она называлась la Guerra dei pugni (кулачный бой) и велась между жителями различных районов города – Риальто и Каннаруоли, Бариотти и Ньятти. Но самые крупные состязания проходили между Castellani, жителями западных приходов Каннареджо, Кастелло, Сан-Марко и Дорсодуро, и Nicolotti, из восточных приходов Сан-Поло и Санта-Кроче. Костяк этих групп у Nicolotti составляли рыбаки, а у Castellani судостроители. Их междоусобные войны уже описывались. Команды от каждой из этих территорий встречались для битвы на назначенном мосту, в то время как на улицах, идущих вдоль канала, выстраивались тысячи зрителей. Уличные торговцы предлагали им шарики с заварным кремом и каштаны. Цель прославленного состязания состояла в том, чтобы сбросить в воду противников и занять мост.

Согласно хронисту XVI века, это развлечение «снискало высокую оценку и любовь как всех венецианцев, так и иностранцев». Полюбоваться на то, как Nicolotti и Castellani сражаются за победу, приглашали заезжих монархов. Когда летом 1574 года Генрих Валуа посетил Венецию, две армии по триста человек устроили битву на мосту в его честь. В то время говорили, что так французу дали понять, что венецианцы «весьма свирепы, неукротимы, безудержны и необузданны». Сражавшиеся были в шлемах и со щитами. Многие вооружались палками. Бои продолжались часами. Подобные жестокие увеселения нередко имели жестокий конец. Участники сражения получали увечья или раны, а иногда погибали.

Разумеется, это один из случаев ритуального насилия, в котором находит выход грубая сила. Народная энергия направлялась в русло зрелищ, чтобы не использоваться в более опасных целях. Во время праздников, когда и проводились эти состязания, в народе говорили лишь о них. Обладание двумя камнями мостовой на гребне моста превратилось в навязчивую идею. Победители становились героями, а проигравшие покрывали себя позором. В победивших приходах разжигали огромные костры на площадях и устраивали импровизированные пляски. Лучшие бойцы были известны всему городу, их портреты висели в домах их приходов. Им давали почетные прозвища: Прыгун через канал, Пожиратель мертвецов, Истребляющий храбрых. Они считали себя солдатами, хотя венецианцы никогда не были солдатами в военном смысле слова. Возможно, этим объяснялась их драчливость дома.

Первое упоминание о подобном сражении относится к 1369 году, но первая битва на мосту была устроена, вероятно, в 1421 году. Корни этих столкновений гораздо глубже, чем может показаться, они уходят в первый период изгнания, когда отдельные группы людей обосновались на разных островах лагуны. Тогда велись войны за господство, символом которых стали кулачные бои. На островах, в конце концов образовавших саму Венецию, говорили, что береговые люди стремятся к материку, а морские – к другим островам. Каналы когда-то были настоящими границами, водой между клочками земли или приходами, которым угрожало не только ритуальное вторжение.

Многие разногласия еще давали о себе знать в XV–XVI веках. Жители одного прихода могли собраться на мосту и выкрикивать оскорбления в адрес жителей другого прихода. Подростки из соседнего прихода даже совершали набеги на территорию неприятеля, забрасывая камнями и палками местных жителей. Опыт жизни в обстановке скученности выковал дух верности собственной территории; к примеру, было отмечено, что самыми фанатичными сторонниками gerra dei pugni были люди, живущие на границах своего прихода или в непосредственной близости от них. Эти битвы также были средством прославления самих мостов и их роли в общественной жизни Венеции. Они были осью, вокруг которой вращался город. Он всегда был символом напряженной борьбы, битвы за жизнь. В книге Льюиса Мамфорда «Город в истории» автор не зря упоминает о «кровавых ритуальных боях с использованием дубинок между силами Добра и Зла, проводившихся на территориях египетских храмов». В цивилизации всегда сохраняются элементы варварства. Так оно продолжает жить. Соревнование и агрессия присущи городу.

Глава 27

Божественное искусство

Существует анекдот о Тинторетто. Весной 1564 года одна из венецианских гильдий, Скуола ди Сан-Рокко, объявила конкурс на роспись главного зала. Среди прочих в нем приняли участие и Тинторетто с Веронезе. Каждый из художников должен был представить рисунок центральной потолочной панели. Художники отправились в мастерские и взялись за работу. Однако Тинторетто не собирался делать эскиз. Узнав размеры панели, он стал работать прямо на большом холсте. И вот художники явились, чтобы представить комиссии свои эскизы, но Тинторетто их опередил. Двумя-тремя днями ранее он принес готовую картину и тайно прикрепил ее к потолку. Когда его попросили предъявить рисунок, он молча указал на потолок. На увещевания членов гильдии он ответил, что именно так он рисует, а по-другому не умеет. Согласно Вазари, он прибавил, что «образцы и рисунки должны быть именно такими, дабы никто не был введен в заблуждение, и что если они не желают платить за работу, вознаградив его труды, он ее им дарит». В конце Вазари замечает, что хотя Тинторетто «подвергся еще многим неприятностям, он добился того, что работа находится и ныне на том же месте». Картина «Святой Рох во славе» по-прежнему красуется на потолке. Вазари не приводит комментариев проигравших соперников. Впрочем, они вряд ли были лестными. В сущности, Тинторетто сыграл с ними злую шутку.

Истории, рассказанные Вазари, не обязательно принимать на веру, но в пользу упомянутого анекдота можно привести документальное свидетельство. В архивах гильдии есть записи о том, что 31 мая 1564 года был объявлен конкурс, в котором приняли участие «три или четыре самых лучших художника Венеции», но через месяц он был отменен, так как гильдия приняла готовую картину Тинторетто. Завершение могучего холста было делом нескольких дней. Вазари, несомненно, с удовольствием описал бы окольные пути, с помощью которых Тинторетто получил заказ, хотя следует заметить, что поведение художника встретило бы понимание у любого из венецианских купцов или лавочников. Нельзя исключить того, что он воспользовался интригами внутри гильдии. Интрига всегда витает в венецианском воздухе. Тинторетто отличался умением заключать выгодные сделки, сбрасывая цены и изменяя условия договора, когда требовалось. Вазари отмечает и отсутствие тщательных приготовлений со стороны художника. Но как он мог взять в руки кисть, не сделав эскиза? Как бы там ни было, анекдот демонстрирует исключительную силу личности Тинторетто, его беспокойную и упорную тягу к живописи как к средству самовыражения. Изображенные им персонажи резвятся на холстах, подобно дельфинам, являясь отражением избытка сил и мастерства художника.