Венеция. Прекрасный город - Питер Акройд

Порой эти работы вызывают напряжение. Это не самый приятный аспект театральности. Создается впечатление, что венецианское искусство тяготеет к экстраординарному. Веронезе и Тьеполо ругали за то, что они создают гигантские и слишком пышные театральные декорации. Давались более чем нелестные комментарии по поводу кричащей яркости венецианского искусства и перегруженности деталями. Отмечалось, что венецианские художники любят предлагать едва ли не опись товаров: ткани, керамику, мебель и даже модную одежду. У них торгашеский глаз. Они располагают гобелены, ткани и драпировки как торговец на рынке. Мы можем говорить почти в буквальном смысле о богатстве изображения. У Тьеполо даже нищие одеты роскошно. Джошуа Рейнолдс сделал вывод, что «их главной целью служит простая изысканность, ибо они, как представляется, более хотят ослепить, чем растрогать»; многие венецианские картины «нарисованы с единственной целью – вызвать восхищение мастерством, с которым они выполнены, и выставить напоказ свое искусство». Но что такое Венеция, как не бесконечный парад?

Глава 28

Вечная женственность

Кто эта женщина на балконе? Знакомый венецианский мотив. На картинах, изображающих публичные церемонии в Венеции, женщины глядят на процессии с многочисленных балконов и террас. Это знак их заточения, но не присутствия. Они в домашней тюрьме. Однако на неопределенной территории открытого балкона, наполовину публичной, наполовину закрытой, присутствуют и другие возможности. Байрон писал в «Беппо»:

Я говорю, таких писал Джорджоне,И прежняя порода в них видна.Они всего милее на балконе (Для красоты дистанция нужна)[17].

Вероятно, эти женщины свободны и, следовательно, более соблазнительны.

Уильям Тёрнер писал много венецианских окон и балконов. Его Джессика, навеянная образом из «Венецианского купца» Шекспира, стоит у открытого окна. Картину сопровождает тёрнеровский вариант шекспировского текста: «Джессика, отойди от окна, я сказал». Окно позволяет продемонстрировать свою привлекательность. Показать товар лицом. В Венеции принято смотреть. В рассказе Марко Поло об общественной жизни Китая он хвалит молодых девушек этой страны за скромность. «Они не высовываются из окна, – пишет он, – разглядывая лица прохожих или выставляя напоказ свое лицо». В этом отрывке нетрудно углядеть намек на его родной город.

Венецию прозвали женским городом. Генри Джеймс замечает: «Живя здесь день за днем, начинаешь чувствовать всю полноту ее очарования, проникаешься ее утонченным духом. Этот город меняется, подобно капризной женщине…» Затем он пространно рассуждает о различных настроениях города и в заключение признается в «желании обнять ее, ласкать, обладать ею». Подобное признание со стороны мужчины, который вряд ли обладал какой-нибудь реальной женщиной, заставляет вспомнить о психоаналитическом переносе, который провоцирует Венеция.

Она считается распущенной в поступках и отношениях. Помимо всего прочего, это город прикосновений, город взглядов, город плоти. Он открыто обращается к чувствам. Проявляет себя. Как полагают, присутствие воды поощряет сластолюбие. Роскошь, царящая в городе, является апофеозом чувственного удовольствия. Сюда приезжали и до сих пор приезжают любители радостей жизни. Венеция известна как столица безудержных желаний и безграничной терпимости. Эти черты воспринимались, наряду с искусством и торговлей, как проявление силы. Венецианская беседа была известна непристойностью и вульгарностью. Гийом Аполлинер называл Венецию воплощением европейской сексуальности.

В поэзии и драме Венецию часто изображали как возлюбленную, очарование которой только увеличивалось от того, что она постоянно находилась в опасности. В юнгианских терминах можно сказать, что когда мужская идентичность города была утрачена после сдачи Бонапарту в 1797 году, он превратился в чисто женский город, который с XIX века облюбовали изгнанники и туристы. К примеру, в журналистике и литературе последних двух столетий Венецию нередко описывают как поблекшую красавицу. Поэты и писатели воспевали ее способность обольстить гостя, заключить его или ее в утробные объятия. Узкие извилистые улочки сами по себе вызывают образы эротической охоты и неожиданностей. Символом города неизменно выступала женщина, будь то Мадонна или выходящая из моря Венера. Легенда гласит, что Венеция была основана 25 марта 421 года в праздник Благовещения, в тот день, когда над горизонтом восходила Венера. Город получил двойное благословение. Как он может не быть непобедимым?

Венеция была городом Венеры. Богини, рожденной из моря и неразрывно с ним связанной. Говорят, она возникла из белой пены, которую Нептун швырнул на берег островов, на которых вырос город, сообщив тем самым городу в лагуне глубинную сексуальность. Для путника, едущего из аэропорта «Марко Поло», город чудесным образом возникает из волн. Это один из лучших видов в мире. Слово «Венеция» звучанием вызывает в памяти Венеру. Город без крепостных стен олицетворяет обнаженную Венеру. «Венера и Венеция роль сходную играют – царит в любви одна, в политике – вторая»[18], – написал Джеймс Хауэлл в «Обозрении Синьории Венеции», Венера была королевой любви, Венеция – королевой политики.

Но Венеция была и городом Мадонны. Образы Благовещения можно найти на мосту Риальто, на фасаде собора Святого Марка, на стенах Дворца дожей и во многих других местах. Почитание Девы Марии влекло за собой и даже требовало почитания государства. Стойкость республики была очередным доказательством ее божественного происхождения. Подобно Деве Марии, Венеция существовала как бы вне времени.

Возможно, она пребывает в этом состоянии и поныне. Изображая Марию, стоящую перед архангелом Гавриилом, Тинторетто и Тициан, как и многие другие не столь великие венецианские художники, показывали типичную венецианскую девушку в типичном венецианском доме.

Культ Мадонны пронизал все сферы венецианской общественной жизни. Хронист XVI века пишет, что дож посещал собор Святого Марка «во все праздники, посвященные Деве Марии». В городе устраивались шествия и празднества вроде праздника Двенадцати Марий, завершавшегося ритуальным плаванием двенадцати статуй по Большому каналу. Этот праздник продолжался восемь дней. В XV веке в Венеции насчитывалось более трехсот алтарей, воздвигнутых в честь Девы Марии. В соборе Санта-Мария Глориоза было восемь алтарей, посвященных Мадонне. Знаменитую Мадонну Никопею, византийскую икону Богоматери, приписываемую евангелисту Луке, торжественно проносили по площади Святого Марка в праздник Успения. Эта реликвия, ставшая защитницей и хранительницей города, до сих пор находится в соборе Святого Марка. Она же была источником пророчеств. Венецианцы верили: для того чтобы узнать, жив ли ваш друг, нужно всего лишь поставить горящую свечу перед образом; если человек жив, свеча не потухнет даже от сильного ветра, а если мертв, пламя угаснет от малейшего вздоха.

Венеция была Девой еще и потому, что ее никто не брал приступом. Она была неоскверненной и чистой, защищенной морскими волнами, словно драгоценным поясом. Мадонна – это мир. Мир – это стабильность. Джеймс Хауэлл в «Наставлениях и указаниях для путешествующего иностранца» писал о Венеции: «Эту прекрасную Деву часто пытаются растлить, одни за ней ухаживают, другие подкупают, третьи пытаются изнасиловать, но она до сих пор остается непорочной». Ни один город не оставался неоскверненным так долго. Для прославления победоносного образа Венеции поэзия и живопись использовали сюжет коронования Девы Марии на небесах Христом. Царица Небесная – это и морская царица «блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами». В 1746 году, за пятьдесят один год до падения республики, венецианский монах фра Франческо мог возносить такую молитву Божественной заступнице: «О Пречистая Дева, взгляни с небес на этот город, который ты избрала как главный предмет твоей Материнской Любви на земле».

Мадонне поклонялись все. На углах улиц было множество алтарей с лампадой, горящей перед образом Мадонны. О них заботились жившие по соседству. В Венеции не было дома, пусть и самого бедного, где не висело бы изображение Мадонны. Некоторые художники-maddonieri занимались только изготовлением дешевых образов Мадонны. Тем не менее они всего лишь следовали традиции Беллини. Когда звон колоколов призывал к молитве Ave Maria, венецианцы падали на колени на улицах и площадях.

Образы Мадонны почитались как чудотворные. Согласно поверьям, икона в нише старого дома в приходе Санта-Марина обладала способностью исцелять. Лампады, свечи и цветы ставились перед ней в таком изобилии, а толпы верующих на узкой улочке были так велики, что икону перенесли во внутренний двор. На прежнем месте была выстроена великолепная церковь Санта-Мария деи Мираколи, напоминающая шкатулку с драгоценностями. В начале XVII века англичанин-евангелист Уильям Беделл писал о «множестве идолопоклоннических статуй, изображений и священных реликвий на каждом углу, не только в церквах, но и в домах, палатах, лавках и даже на улицах… даже море от них не свободно: они на кораблях, на лодках, на отметках глубины».